Песнь шаира или хроники Ахдада - Руслан Шабельник

И тогда царица разозлилась и воскликнула:

- Как смеешь ты сравнивать меня с какой-то девкой, пусть и твоей женой!

И велела, чтобы Хасана в тот же час бросили в темницу.

Увидев такое дело, Шевахи бросилась к царице, умоляя о милости, и произнесла такие стихи:

Ты милостив был, о дарующий свет голытьбе!

Подобной награды в моей не бывало судьбе.

Пребуду всю жизнь я до гроба тебе благодарен,

Из гроба мой прах вознесет благодарность тебе.***

Но даже после этих слов не смягчилось сердце царицы.

- Довольно я потакала твоим просьбам и терпела неподобающее. Завтра, с восходом он будет казнен, и это мое последнее слово!

И услышав эти слова, Хасан горько заплакал, а вместе с ним и Шевахи, так ей было жаль юношу.

19.

Продолжение повествования о Шамс ад-Дине Мухаммаде - султане славного города Ахдада, о его побратимах, о дивном избавлении и о чудесах, что произошли с ними после избавления

- Господин, скорее, во имя Аллаха, тут такое... - верный Джавад пританцовывал на месте. Шамс ад-Дину даже на миг, краткий взмах ресниц сделалось смешно - словно по нужде просится. Бледность, бледность покрывала эбеновые щеки Джавада, окрашивая их в цвет пепла. И миг веселья улетучился так же быстро, как пришел.

- Что! - голос, обычно грозный голос, был полон... Кто знает, чего был полон голос правителя Ахдада Шамс ад-Дина Мухаммада в этот час. Страха, отчаяния, а может... скуки.

- Там такое... у городских стен... вам лучше самому...

Шамс ад-Дин Мухаммад поднимается с подушек, Шамс ад-Дин Мухаммад твердым, как окаменевшее дерево, шагом пересекает покои. Шамс ад-Дин Мухаммад садится, нет - вскакивает в седло взнузданного и приготовленного коня. Породистого жеребца Фатеха, купленного за двадцать тысяч, и чье имя означает "победитель". Шамс ад-Дин скачет по улицам Ахдада, и пыльный смерч в страхе бежит позади него. Шамс ад-Дин подъезжает к стене. Городской стене. Шамс ад-Дин бросает поводья и взбегает по лестнице. Шамс ад-Дин видит поле и... джинна.

Огненнотелый вырос с их последней - вчерашней встречи. Сейчас городские, каменные в пятьдесят локтей стены ему едва ли не по грудь. Он все так же виновато переминается с одной красной ноги на другую.

- Гм, гм, в наказание вашего султана, по велению своей госпожи, в этот день я разрушу стену... стены города Ахдада... вместе с вратами.

- Стреляйте! - кричит Шамс ад-Дин Мухаммад, но лучники, не дожидаясь приказа, уже пускают стрелы. Целая туча стрел. Не попасть невозможно - цель огромна!

Стрелы пролетают сквозь огненное тело джинна и усевают землю позади него.

Рогатый обиженно чешет красную грудь.

- Теперь огнем! Попробуйте огнем!

Лучники послушно подпаливают стрелы, и огненные птицы летят в джинна. Огонь к огню. И земля позади красного тела расцветает пляшущими желтыми цветками.

"Ночью должно быть красиво..." - проскакивает нелепая мысль, но Шамс ад-Дин поспешно отгоняет ее.

Между тем, джинн подходит к стене, ударяет в нее огромным кулаком, и стена... рушится. Джинн делает шажок в сторону и начинает крушить соседний участок.

Войска в панике.

Храбрые мамлюки сыпятся со стен, словно чечевица. Джинн неторопливо продолжает свое дело. Только разрушив участок до основания, он приступает к следующему. Довольно быстро, словно до этого неоднократно тренировался в разрушении стен. Некоторые из воинов продолжают храбро стрелять, впрочем, с тем же успехом, что и ранее.

- Старик! Приведите мне старика с пластиной из моего дворца! - пересиливая крики храбрых воинов, отдает приказ Шамс ад-Дин.

Впрочем - старик уже здесь. Не иначе - предусмотрительный Абу-ль-Хасан расстарался. Не зря, ох не зря уже который год он занимает должность визиря. Даже перестарался - все верные побратимы стоят тесной кучкой, в окружении дворцовых стражников. Мужественно трясутся.

- Ты! - Шамс ад-Дин не помнил, когда слетел со стены. - Осталось еще одно желание, читай свою пластину, вызывай джинна!

Трясущиеся руки выуживают блестящую медь. Трясущиеся губы читают загадочные слова.

Шум, дым - появляется джинн

- Вели ему, чтобы сразился с этим! - Шамс ад-Дин тычет трясущимся пальцем в рогатого гиганта.

Трясущийся старик поспешно повторяет приказание.

Джинн чешет низкий лоб.

- Ну же, скорее! - торопит Шамс ад-Дин.

- Я раб пластины и, конечно, выполню приказание, о господин и повелитель, - вопреки словам, голос джинна ни на дирхам не наполнен смирением. - Да только того, кто сейчас рушит стены, зовут Гассан Абдуррахман сын Хоттаба, в былые времена он состоял в личном войске короля джиннов и был первым среди них.

- Что ты там бормочешь! Выполняй!

- Он много сильнее меня, больше того - он много сильнее любого из известных мне джиннов а, поверьте, знал я немало. Сразившись с ним, я попросту погибну. Погибну напрасно.

- Все равно сразись! - Шамс ад-Дин топчет ногами.

- Погоди, о брат, - вперед выступил тот, кого они знали, как Никто. - Не лучше ли будет использовать последнее желание с большей пользой.

- Какая большая польза! О чем ты толкуешь!

- Давайте прикажем нашему джинну... поговорить с рогатым.

- Поговорить?

- Да. Если есть средство победить, или хотя бы остановить огненного джинна, пусть выведает его.

- Ты слышал его. Это ты сможешь?

- Слушаю и повинуюсь.

И джинн исчез.

20.

Продолжение рассказа о Хасане

И царица велела бросить Хасана в темницу, и сказала слова такие:

- Завтра, с восходом он будет казнен, и это мое последнее слово!

И воительницы тотчас схватили Хасана и бросили его в темницу.

А как взошло солнце, пришел к Хасану палач и велел, чтобы тот выходил. Хасан же произнес такие стихи:

Я увидал палача, его меч и ковер.

Я закричал: "Это горе мое и позор!"

Кто поможет мне, кто руку дружбы протянет?

Отзовется и этим смягчит приговор?

Пробило время мое, и погибель совсем уже рядом.

Может, даже в раю повстречаю укор?

Кто воды поднесет, облегчит мои муки?

Кто на меня обратит свой сочувственный взор?***

И палач вывел его на площадь, а там уже была царица и Шевахи, и другие жители островов, и перед ними было место, а на нем расстелен ковер, в который следовало завернуть отрубленную голову Хасана. И царица сделал знак палачу, и тот подвел Хасана к тому месту, и поставил на колени. И Хасан заплакал и произнес такие стихи:

Клянусь Аллахом, брат, что не был я злодей

И злоумышленник, о лучший из людей.

Внезапная судьба меня ошеломила,

И горе возросло, и бедность надломила.

Нет, сам я не стрелок - Аллахова стрела

Венец величия с главы моей сняла.**