Песнь шаира или хроники Ахдада - Руслан Шабельник

15.

Продолжение повествования о Шамс ад-Дине Мухаммаде - султане славного города Ахдада, о его побратимах, о дивном избавлении и о чудесах, что произошли с ними после избавления

Они стояли во дворце.

Многое указывало на это. И большие окна, забранные цветными стеклами, и высота колонн, поддерживающих свод, да и само наличие колонн, и более чем богатая отделка, и мраморный пол с мозаикой, наконец, инкрустированное слоновой костью и драгоценными камнями золотое кресло, что стояло на возвышении в центре зала.

Опустив их на пол, джинн замер в стороне, покорно сложив красные руки на огненной груди.

- Мог бы и поаккуратнее! - недовольно пробурчал Абд-ас-Самад, поправляя одежду и не забывая поглаживать магический перстень.

В кресле сидела женщина. Богатые одежды, достойное слов поэтов лицо с милой родинкой над верхней губой и... шрам. Начинаясь на лбу, кровавой рекой он тек по лицу, искажая все то прекрасное, что было в нем, чтобы у основания шеи соединиться устьем с одеждой.

Рядом с женщиной, почтительно облокотясь на золото кресла, стоял старик. Выдубленная годами и солнцем морщинистая кожа казалась угольно-черной в сравнении с белоснежным шелком тюрбана и одежд.

- Зачем ты приволок их сюда! - женщина обращалась к джинну, и голос, гневный противный голос окончательно разогнал остатки очарования этой представительницы части рода людского, который принято называть "прекрасным".

И тут глаза, колючие, злые глаза хозяйки дворца (а в истинности этого пока не было сомнений), встретились с чуть менее злыми глазами султана Ахдада Шамс ад-Дина Мухаммада.

- Т-ты!!

И два возгласа сплавились в тигле эха. И удивление, и гнев одного страстным любовником обняло удовлетворение и предвкушение другого, чтобы слиться в судорогах высшего наслаждения.

- Т-ты!!!

Султан Ахдада Шамс ад-Дин Мухаммад вышел вперед, и поднятая рука с вытянутым пальцем почти не дрожала.

- Т-ты! Колдунья! Распутница! Ответишь за все злодеяния, причиненные мне, моему городу, моим людям!..

Смех. Нарочито громкий, выдавливаемый, как остатки влаги из пустого бурдюка, но смех был ему ответом. И слышалось в нем и горечь, и злость, и предвкушение, но не было и следа радости, обычно свойственной смеху.

Женщина опустила голову, и глаза, черные большие глаза в окружении пушистых ресниц горели огнем, соперничая в цвете с аргавановой полосой шрама.

- Ты убил моего возлюбленного! Ты нанес мне увечье, из-за которого люди избегают смотреть мне в лицо!

- Ты изменяла мне! С этим... с черным... Ты чуть не убила моего сына!

- В тот день, в тот проклятый богами день, когда я потеряла своего любимого, я поклялась всем богам, которых знала, я поклялась самой страшной клятвой из тех, что могла вспомнить. Поклялась, сколько бы ни прошло времени, где бы ты ни был, и сколько бы сил на это не понадобилось, отомстить тебе, Шамс ад-Дин Мухаммад. Отомстить так страшно, как только смогу придумать.

- И ты не придумала ничего лучше, как превратить моих подданных в рыб?

И снова смех потряс своды дворца, и снова в нем было что угодно, но только не веселье.

- Рыбы! Глупец! Рыбы это только начало! Глупые люди ловили их и ели, не зная, что, возможно, насыщают желудок тем, кого больше всего на свете любили. Эпидемия, страшная болезнь собирала урожай в твоем городе. Люди уже начинали роптать. Несколько слухов, полуправдивых историй, подброшенных то здесь, то там, и ропот очень скоро перерос бы в гул недовольства. Затем правда о рыбах, и немного лжи о тебе, что ты знал, знал и ничего не делал, более того, принимал в пищу эту рыбу, вместе со всеми! Люди любят, да что там - обожают кого-то винить в своих грехах. Нужно только вовремя дать им этого - кого-то. В Ахдаде почти не осталось семей, не потерявших своих родных или близких. Люди бы восстали. Ни мамлюки, ни войска не способны совладать с народным бунтом, когда он горит в полную силу. Ты был бы смещен и убит, ты и твои сыновья. Дворец бы разграбили, любимый гарем... сам понимаешь. Причем, сделали бы это те самые люди, подданные, о благе и благополучии которых ты пекся всю свою жизнь. Чем не сладкая месть? О-о-о, ты узнал бы, кто за всем этим стоит... перед смертью... когда поздно не только что-то исправить, но и молиться.

Вздох. Вздох прервал речь женщины. Вздыхала она сама. На удивление - искренне.

- Но этому замыслу не суждено сбыться. Ты - здесь и знаешь, кто зачинщик и исполнитель всех тех бед, что обрушились на тебя и твой город в последнее время.

И снова смех. На этот раз слабо, слабо в нем проступил шлейф радости.

- Так даже лучше! Мне надоело ждать! Ждать и знать, что где-то ты и твои отпрыски топчут эту землю! Джинн, приказываю тебе, возьми этих людей...

- Нет! - вперед вышел магрибинец и замер, рядом с султаном, также вытянув вперед руку. Только палец был загнут, являя миру перстень. Перстень с шестиконечной звездой на кольце. - Именем Сулеймана ибн Дауда (мир с ними обоими), властью этого перстня, повелеваю тебе, о порождение огня, в сей же час, закуй этих двоих в цепи, самые прочные, какие сможешь найти, и сделай нашими пленниками!

16.

Продолжение рассказа о Хасане

А царицей острова, на котором расположились Хасан с Шавахи, как уже сказано, была старшая дочь царя величайшего, и было имя её Нур-аль Худа. И было у этой царицы семь сестёр - невинных девушек, и они жили у её отца, который правил семью островами и областями Вак, и престол этого царя был в городе, самом большом из городов той земли. И вот старуха, видя, что Хасан горит желаньем встретиться со своей женой, поднялась и отправилась во дворец царицы Нур аль Худа и, войдя к ней, поцеловала землю меж её руками. А у этой старухи была перед нею заслуга, так как она воспитала всех царских дочерей и имела над всеми ими власть и пользовалась у них почётом и была дорога царю.

И когда старуха вошла к царице Нур аль Худа, та поднялась и обняла её и посадила с собою рядом и спросила, какова была её поездка, и старуха отвечала ей:

- Клянусь Аллахом, о госпожа, это была поездка благословенная, и я захватила для тебя подарок, который доставлю тебе. О дочь моя, о царица века и времени, - сказала она потом, - я привела с собой нечто удивительное и хочу тебе эго показать, чтобы ты помогла мне исполнить одно дело.

- А что это такое? - спросила царица.

И старуха задрожала как тростинка в день сильного ветра и наконец упала перед царевной и сказала ей:

- О госпожа, попросил у меня защиты один человек на берегу, который прятался под скамьёй, и я взяла его под защиту и привела его с собой в войске девушек, и он надел оружие, чтобы никто его не узнал, и я привела его в город. - И потом ещё сказала царевне: - Я пугала его твоей яростью и осведомила его о твоей силе и мощи. И всякий раз, как я его пугаю, он плачет и произносит стихи и говорит мне: "Неизбежно мне увидеть мою жену, или я умру, и я не вернусь в мою страну без нее!" И он подверг себя опасности и пришёл на острова Вак, и я в жизни не видела человека, крепче его сердцем и с большей мощью, но только любовь овладела им до крайней степени.