Дело гастронома № 1 - Евгений Латий

Она смахнула слезу. Скачко нахмурился, подошел к эксперту, который ходил по участку с металлоискателем.

– Ну, что?

– Пока ничего. Деньги могут быть спрятаны в деревянный ларец, полиэтилен, кожаную сумку, искатель их не определит. Если только весь участок перепахивать?!

Скачко оглядел небольшой участок. На нем, кроме небольшой дачки, стоял еще и сарайчик.

– Может быть, с дома начнем? – предложил он.

– Успеем! Пока погода хорошая, давай лучше натурный участок отработаем, – возразил эксперт.

– А что тебе интуиция подсказывает?

Эксперт нахмурился:

– Она подсказывает, что если деньги и хранили здесь, то давно перепрятали в другое место. Особенно после обыска у Аримина. Такие новости быстро расходятся.

Скачко кивнул.

Полковник, вернувшись в управление, зашел к себе в кабинет. Телефон надрывался. Скачко снял трубку. Звонила Маша. Она набросилась на мужа – снова пропал Антон.

– Ты опять арестовал его?!

– Я его не арестовывал!

– Тогда где он?!

– Откуда я знаю? У меня своих забот полон рот!

– Если ты его арестуешь, я подниму на ноги всю международную общественность!

– Да пошла ты!

И он бросил трубку. Поднялся на ноги, нервно заходил по кабинету. Налил в чашку холодного кофе, сделал глоток, поморщился. В кабинет заглянул Боков, увидел Скачко, зашел к нему.

– Ты соль в кофе добавляешь?

– Немного. Для вкуса.

– Но этот пить невозможно!

Боков попробовал и тоже поморщился.

– Извини! – он усмехнулся, развел руками. – Недоглядел, переборщил. У нас неприятности?

– Где ты их видишь?!

– По лицу вижу.

Скачко взглянул на себя в зеркало, пожал плечами.

– А вот я ничего такого не вижу. Просто паршивое лицо!

– По твоим глазам видно: что-то случилось, – сказал Боков. – Они грустные, потерянные!

Полковник усмехнулся.

– Да ничего особенного не случилось. Если не считать того, что Зоя Платонова отказалась давать показания против Беркутова, и генерал готов меня на куски порезать! – Скачко усмехнулся. – Так что подам в отставку, а ты пойдешь на мое место. Наращивай обороты, Геннадий Григорьевич!

– А что, если нам снова арестовать Антона Платонова?

Скачко усмехнулся.

– Еще одна головная боль! Подожди… – он вдруг задумался, простонал: – Черт!

Он стукнул кулаком по столу.

– Как же я не догадался?!

– Что такое?! – не понял Боков.

– Зоя отказалась давать показания, а следом за этим исчез Антон. Что это значит?

– Это значит, она его спрятала, потому и отказалась.

– Слушай, сообразительный, а? – имитируя кавказскую интонацию, проговорил полковник.

– Давай подадим во всесоюзный розыск! – предложил Боков.

Скачко нахмурился.

– Зачем?

– Арестуем!

Скачко покачал головой.

– Арестовал бы! Если б не твой Ширшов, если б не моя Маша, если б я сам с его мамашей не наломал дров! Думаешь, Гарумов пройдет мимо этих фактов?! И Маша пригрозила поднять всю международную общественность! Мы только подставимся!

Боков кивнул.

– Я тут на досуге перечитал допросы Анилиной, – заваривая новую порцию кофе, задумчиво проговорил он. – Она там упоминает, что взятки шли и директорам райпищекомбинатов, кондитерских фабрик, выпускавших дефицитную продукцию. Можно найти эти фабрики, комбинаты, их директоров.

– Ты считаешь, они вприпрыжку побегут заявлять, сколько им перепало от Беркутова? – усмехнулся Скачко.

– Можно сделать так, что и побегут! – невозмутимо ответил Боков.

Скачко взглянул на него.

– Понимаешь, от вести об аресте Беркутова их уже всех колотит. Многие в панике: а вдруг заговорит? Так вот, мы объявим амнистию тем, кто сам, добровольно придет и расскажет о взятках Беркутова. И статья имеется! А тем, кто не придет, пригрозим всей суровостью закона. Уверен: дрогнут! – загорелся Боков. – А узнав, что мы держим слово, к нам прибегут и остальные!

Полковник задумчиво хмыкнул, покачался на стуле. Глотнул кофе, утвердительно качнул головой:

– Собирай список дефицитников! Попробуем их просветить твоим огнем раскаяния.

Боков обрадовался, кивнул.

– Как у тебя с Любой?

Боков улыбнулся.

– Пока неплохо. Я доволен, она тоже! А теща по телефону мне даже призналась, что устала от дочери. А потому можно сказать, что разлука пошла нам только на пользу. – Он улыбался во весь рот.

– Да ты просто сияешь от счастья, как медный самовар! – удивленно хмыкнул полковник. – Надо же, не думал, что такие счастливые экземпляры в природе еще появляются.

Боков сам удивлялся своему счастью.

Скачко допрашивал Беркутова в камере для допросов. Рядом с подозреваемым сидел Гарумов.

– Мы изъяли у гражданки Платоновой тетрадь, в которую были занесены фамилии, а напротив них проставлены, видимо, суммы. Зачитаю: Брежнева – восемьсот, Афанасьев – четыреста, Щелоков – восемьсот, Чурбанов – восемьсот, и так далее. Что это за тетрадь?

Гарумов сразу же поднял руку, запрещая Беркутову отвечать.

– Вы обнаружили тетрадь у Зои Платоновой, вот и спрашивайте у Платоновой, – улыбнулся он. – Мой подзащитный к тетради никакого отношения не имеет!

– Георгий Константинович, вы согласны с ответом адвоката?

– Согласен, – ответил Беркутов.

Слабая улыбка окрасила лицо Скачко.

– Но в тетради есть еще одна запись: «Беркутов – двести». Что она означает?

Гарумов поднял руку.

– Еще раз объясняю товарищу полковнику: это тетрадь Платоновой и никакого отношения к Беркутову не имеет!

Скачко молча кивнул.

– Но в этой же тетради, на этой же странице, в конце всех перечисленных сумм есть слово «Закрыто». Графологическая экспертиза подтвердила, что слово написано вами, Георгий Константинович. Что это за слово?

– Покажите акт экспертизы! – потребовал Гарумов.

Полковник вытащил бумагу, передал адвокату. Тот взял ее, надел очки, удивленно приподнял брови.

– Да, там нет печати, но ее мы завтра поставим, – развел руками Скачко. – Пока ее печатали, отдел кадров закрылся! Но суть от этого не меняется.

– Вот завтра обо всем и поговорим! – улыбнулся Гарумов, вернул полковнику бумагу.

Скачко просверлил адвоката яростным взглядом. Гарумов же смотрел на него ласково и дружелюбно.

– Павел Сергеевич, вы же кадровый офицер, старый работник Комитета. Разве я устанавливал законы, по которым мы работаем? – он улыбнулся. – Вы их и устанавливали! А теперь недовольны! Я понимаю. Раньше было проще. Кулак – это и есть закон! Но опять же, вы хотите убедить всех, что с тиранией в стране покончено. Тогда давайте жить по закону!

Гарумов посмотрел на часы.

– Через десять минут у Георгия Константиновича обед, – напомнил Гарумов.

– На сегодня допрос закончен, – уставшим голосом объявил Скачко, нажал на кнопку вызова. В камеру вошел охранник.

Старшинов вошел в уютную гостиную, где по стенам висело несколько старинных пейзажей в золоченых рамах. Мебель была тоже старая – сервант, подставка для часов и круглый стол из карельской березы. В углу горел торшер. Ева вошла за ним следом, включила большой свет, но Николай Иваныч нахмурился, замахал руками.

– Не надо! Не люблю яркий свет. В старости при таком свете видишь, что в запечного таракана превратился! – Он усмехнулся.

Ева выключила верхний свет. Старшинов достал бутылку армянского «КВК», вытащил из кармана банку черной икры, банку крабов, лимон и выложил все на стол.

– Пара рюмок и белый хлебушек найдется? – спросил Николай Иванович.

Ева кивнула, отправилась на кухню.

– И маслица захвати! – крикнул он ей вслед.

Старшинов увидел фотографию Беркутова в рамочке на серванте, подошел к ней, вгляделся. Беркутов был хорош на ней, импозантен. Ева принесла масло, хлеб, рюмки и консервный нож. Николай Иванович присел за стол, стал открывать икру и коньяк.

– Чайник поставить? – Ева взглянула на Старшинова.

– Не надо! Чай не водка, много не выпьешь, – пошутил он и сам же тихо рассмеялся своей шутке.

– О Георгии-то слышала?

Ева кивнула. Старшинов разлил коньяк по рюмкам.

– За что его?

– За все! За то, что хороший мужик был! Давай выпьем за Жору!

Они чокнулись, он махнул до конца, она же чуть пригубила. Старшинов открыл икру, сделал несколько бутербродов с маслом и икрой. Снова наполнил свою рюмку.

– Рыбинец задумал свалить старую торговую мафию, считает, что новая будет лучше. Однако все воруют. Воровство не изжить! На-ка!

Он протянул ей конверт с деньгами.

– Это от него! Он перед арестом просил передать.

Ева не шевельнулась, боясь притронуться к конверту. Старшинов заметил этот испуг, помрачнел, поднялся, положил конверт на сервант.

– Георгий эти деньги своим горбом, между прочим, зарабатывал. Тебе не нужно, сыну отдай! Он молодой. Девушку в ресторан сводит, мороженым угостит, – хмуро отреагировал он. – Он из «Труда» ушел, что ли?

Ева кивнула.