Современный грузинский рассказ - Нодар Владимирович Думбадзе

проклятых сновидениях. «Не с неба же берется сон, — думает старик, — он ведь отражение моей души. Тогда почему же он все искажает, почему лжет, если я сам — действительность, то почему отражение действительности — ложь? В чем тут дело? Где собака зарыта?!»

После ухода на пенсию он долго нервничал — не нравилось ему новое положение, трудно было без работы, никого не хотел видеть, все его раздражало. Время все же сделало свое. Человек привыкает ко всему, и Димитрий тоже постепенно приспособился к бездеятельной жизни. Но прошлое не оставляло его в покое, прошлое следовало за ним по пятам.

Однажды воскресным вечером Димитрий рано лег спать. Весь день ходил он вместе с внуками по зоопарку, устал и решил отдохнуть. Он долго не мог уснуть, не мог отделаться от одной мысли, но не мутной, а чистой и легкой, словно птица, мысли: младший внук, маленький Миха, очень похож на деда — он напоминает старику его детство. Долго он думал о Михе, почему-то ребенок с самого начала пришелся ему по душе, и имя ему выбирал он сам. Миха был парень что надо — живой, неугомонный, здоровый. Так, размышляя о внуке, Димитрий незаметно уснул, и приснилась ему Курская битва. Тогда Димитрий был командиром батальона. Неба почернело от фашистских «мессершмиттов», градом летели бомбы. Сквозь пули и огонь продвигается вперед батальон Димитрия. Димитрий так зычно и бодро отдает приказы, словно отгоняет страх, защищает своих бойцов от страха: Димитрий страха боится больше, чем бомб.

Батальон Димитрия блестяще выполнил боевое задание. Враг отступил…

Батальон отдыхает… Радуются ребята — командование объявило им благодарность. Вдруг Димитрию сообщают, что прибывает сам Преображенский… Во сне все происходит так же, как это было наяву. И Димитрий, довольный, улыбается во сне. Как кино смотрит он свой сон: вот к строю солдат медленным шагом приближается Преображенский в сопровождении трех человек. Димитрий отдает приказ:

— Смирно!

Димитрию понравился собственный голос — гулкий, хорошего тембра, раскатистый. Солдаты четко выполнили приказ. Преображенский стоит неподалеку и наблюдает за батальоном.

Теперь Димитрию нужно произнести два слова: «Равнение направо»… При отдаче этого приказа важно четко, ясно, громко произнести «напра»… Димитрий верит в древнюю грузинскую заповедь: герой должен иметь сильные руки, громовой голос и чистое сердце. Димитрий обладает всеми этими тремя качествами — надо их проявить. «Напра» надо произнести так, чтобы вся Германия задрожала от страха.

— Равнение!..

Словно набат прозвенел голос Димитрия в чистом поле. Он остановился, сделал паузу, пауза придает приказу особую выразительность.

— Напра!.. — загремел голос Димитрия. Что правда, то правда — голос у него был что надо. Оказывается, заслышав это «напра», Преображенский готов был дать Димитрию звание генерала.

— Во!.. — грянул Командир… И тут случилось нечто невероятное: батальон повернул головы налево. Это не соответствовало действительности. Димитрий поспешно приказал: «Отставить!» Но когда он снова отдал приказ «Равнение направо», батальон опять повернул головы налево. Преображенский помрачнел. Димитрий видел, как командир дивизии нахмурил брови. Весь дрожа, он снова отдал приказ, но батальон ни за что не хотел равняться направо. А там стоял черный, как туча, Преображенский и вопросительно смотрел на Димитрия.

«Невероятно, невозможно, — волновался во сне Димитрий, — такого не бывает, ни одному солдату на земле не придет мысль поворачивать голову налево наперекор команде». Так, терзаясь и споря с самим собой, он проснулся. Сердце его колотилось что есть мочи. Задумался Димитрий, забеспокоился не на шутку. Поди разберись в таком сне!

Преображенский погиб в боях под Минском, отличный был человек. Димитрия очень любил. Странное появление умершего расстроило Димитрия. Да ну, глупость все это, заключил он. Но почему-то эта глупость не выходила у него из головы. После этого не раз возникал в его снах рвущийся в атаку «тигр», но эти сны он не запоминал. Когда его впервые назвали Барклаем-де-Толли, в ту ночь он тоже видел плохой сон, его он запомнил.

Как будто они должны были переправиться через Дунай. Немецкая артиллерия, с утра открыв огонь, не давала нашим сосредоточиться, советские бойцы никак не могли подступиться к реке. Фашисты сгруппировали всю артиллерию и возвели непреодолимый барьер. Надо было временно прервать атаку и применить маневр — километров на десять к югу развернуть фронт. Этот стратегический маневр осуществлялся по инициативе Димитрия. Димитрий тогда уже был командиром батальона. Сон и явь в данном случае соответствовали друг другу, но это соответствие продолжалось недолго. Вдруг на берегу Дуная показался какой-то всадник на белом коне, конь встал на дыбы, вдоль Дуная в длинные колонны выстроились войска, и всадник произнес речь. Это был Наполеон, а Наполеоном был Димитрий. Димитрию стало стыдно, что он Наполеон: то есть он не того стыдился, что был Наполеоном, а того, что на самом деле, не будучи Наполеоном, перед войском выдавал себя за него. Лгал, бесстыдно лгал военачальник! «Ничего, это же всего-навсего сон! — успокаивал себя во сне Димитрий. — Вот проснусь, и все пройдет». Но Наполеон — Димитрий как ни в чем не бывало продолжал ораторствовать. Тогда Димитрий рассердился и крикнул: «Товарищ Наполеон! Я ничего общего с тобой не имею и никогда не имел ни малейшего желания быть Наполеоном! Поверни своего белого коня и возвращайся к себе!»

В дебатах с Наполеоном он проснулся.

По вине этих снов, искажающих прошлое, пошатнулось железное здоровье Димитрия: у него повысилось кровяное давление, обнаружилось сердечно-сосудистое заболевание и воспаление суставов.

Днем Димитрия не особенно беспокоит и волнует дурной сон, увиденный ночью. Для него сон — это пустое дело, он в сны не верит и нервничать из-за них не станет. Если иногда вспомнит увиденное во сне, то скажет — словно печать поставит: «Сон — это чушь», — и сбросит его в архив всяческих видений, воспоминании, грез. Но во сне ему трудно делать выводы. Сновидение ему кажется явью. Переиначенное прошлое кажется таким правдоподобным, что поди не верь в его реальность, не нервничай. Иногда во время глубокого сна он вскрикивает: «Это же сон, это ложь и глупость!», но выкрики остаются выкриками, а сон — сном. Если тебе во сне приходится переживать, спорить, убеждать, что это за сон, скажите на милость, какой это отдых! Душевный покой Димитрий обретает лишь днем, когда гуляет с внуками в зоопарке или вместе с Ироди дремлет на солнышке