Рыцарь зимы - Ричард Арджент

– Сир, я прошу простить меня, – сдавленно произнес Эндрю. – Я не знал, что это настолько важно. Я считал… я считал, что это лишь желательно, но не… как это называется… не обязательно принадлежать к благородному роду. Я искренне верил, что можно добиться этой чести, демонстрируя в бою храбрость, отвагу и умение. Я думал… впрочем, мои мысли по этому поводу не имеют значения. Как мне следует поступить сейчас, мой король?

– Ты должен отказаться от рыцарского титула, Эндрю из Крессинга, – произнес Одо де Сент-Аман.

– И стать помощником кузнеца, – добавил сэр Гондемар, презрительно скривившись.

– Достаточно, сэр Гондемар! – резко бросил Балдуин. – Этот помощник кузнеца нанес вам поражение в поединке, и я советую не забывать об этом! Подобное обстоятельство не идет на пользу вашей репутации!

Лицо Гондемара налилось кровью. Глаза от ярости выступили из глазниц, губы дрогнули, словно с них рвался колкий ответ. Казалось, он готов возразить самому королю. В конце концов Гондемар сумел взять себя в руки – бесстрашие подвело его в этой неприятной ситуации. Многие рыцари смотрели на него с откровенным презрением. Зачинщик не был любимцем двора, в отличие от Эндрю. У юноши, разумеется, были враги, но далеко не столь многочисленные, как у сэра Гондемара де Блуа.

Король Балдуин вновь повернулся к Эндрю.

Несчастный юноша опустился на одно колено и произнес:

– Мне остается лишь выполнить приказ короля, я вновь прошу вас простить меня, милорд. – Затем он поднял голову и устремил взгляд на собравшихся придворных. – И все вы, господа. Надеюсь, вы найдете силы простить мне это невольное притворство. Однако, – он помолчал, глядя на знакомые лица, – здесь есть люди, которых я привел к славе. Некоторых спас от верной смерти. Но ни один из вас не вышел вперед, чтобы поддержать меня, никто не выступил против обвинений этого рыцаря, человека, который уже бы отправился на тот свет от гнильной горячки, если бы я не вмешался. Какой позор, благородные сэры. Какой позор! А вы, де Блуа, вы должны гореть в аду за свою неблагодарность и злобу.

Многих он привел к славе. Многих он спас от смерти. Многие любили его, пока он был рыцарем.

Балдуин крикнул вслед молодому человеку, направившемуся к выходу из зала:

– Мне очень жаль, Эндрю! Но я ничего не могу сделать. Есть правила. Даже король должен следовать правилам. Оставь нас сейчас. Прошу, зайди и попрощайся, прежде чем уехать. Я советую тебе сесть на корабль и вернуться в Англию, в родную деревню, где ты будешь в безопасности. Я говорю не только о мстительных рыцарях, но и о сарацинах, а у них длинные руки. Без защиты других рыцарей тебе не выжить здесь.

Эндрю вернулся в свою комнату, отчаявшийся и опечаленный, чтобы сообщить Томасу мрачную весть:

– Томас, мой дорогой друг, меня лишили титула!

Добрый юноша был почти так же удручен этим, как и сам Эндрю.

– Сэр… Эндрю… Я так сожалею о твоем несчастье!

По щекам Эндрю покатились горючие слезы гнева. Он сел на краешек постели, ощущая их соленый вкус. Он был в таком отчаянии, что не сразу сообразил, что Томас поцелуями убирает слезы с его лица, обнимая его не крепко, но нежно.

Эндрю резко оттолкнул друга.

– Что ты делаешь, Томас?! – воскликнул он. – В чем дело?

– О, Эндрю, я так долго любил тебя! – воскликнул юноша с волосами цвета утренних облаков и глазами чистого небесного оттенка. – Я не мог сказать тебе, потому что ты был слишком занят – и к тому же так возвысился надо мной… Но теперь мы снова равны, и я не в силах молчать. Сердце бьется в груди, полное любви к тебе. Разве ты не любишь меня, Эндрю? Скажи, что мои чувства взаимны, и наполни мой мир счастьем!

Эндрю был так потрясен, что на несколько мгновений лишился дара речи. Он молча смотрел на своего друга, своего спутника, советчика и помощника. Ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать, о чем ему поведал Томас. Это, в придачу к утрате рыцарского титула, уже слишком. Томас не мог выбрать худшего момента, чтобы признаться в подобных чувствах. Дружеская привязанность, которая могла смягчить реакцию Эндрю на слова приятеля, затерялась в черном вихре внутреннего хаоса.

Он мрачно, почти горько произнес:

– Томас, оставь меня. Ни в моей душе, ни в моем теле нет подобных чувств. По крайней мере, к мужчинам.

– Так ты… ты не отвечаешь на мою любовь? – в отчаянии воскликнул тот. – Но мы столько всего сделали вместе – мы были так дороги друг другу…

– Нет. Не таким образом. Да, ты стал для меня добрым другом, почти братом, но и только. Уйди с глаз моих, Томас. Я просто не вынесу всего этого. Мне претит смотреть на тебя.

– И твои чувства никогда не переменятся?

– Нет, никогда, ни за сто лет, ни за тысячу! Это грех! – заорал Эндрю. – Я создан не таким, как ты, неужели не понятно? Что с тобой такое? Или ты и впрямь не понимаешь, о чем я говорю? Во всем моем существе нет и тени того, на что ты намекаешь. Я отважный юноша, у меня тоже есть желания. Если я и обладаю чувствами подобного рода, то питаю их, как и подобает, к представителям прекрасного пола – к девушкам, девицам, леди, горничным. Не к другим мальчикам. Ты говоришь мне о чувствах, а у меня возникает ощущение, что я вырезан из дерева. Вот что подобные разговоры вызывают во мне. А теперь иди прочь, Томас.

Бледный, несчастный Томас повернулся и вышел без единого слова.

Эндрю лег на постель, оплакивая потерю титула. Он чувствовал себя совершенно несчастным. Как можно, по словам Томаса, возвыситься над всеми в один миг, а в следующий оказаться на самом дне? Это несправедливо. Даже больше чем несправедливо. Разумеется, Бог не допустит, чтобы такое позорное событие произошло с одним из Его самых ревностных служителей. Накидка тамплиера. Придется расстаться и с прекрасной накидкой, которую Эндрю так любил, белоснежной, с алым крестом. Он больше никогда не наденет ее. Это неправильно, это чудовищно. Такое несчастье нельзя пережить.

Затем Эндрю подумал о Гондемаре, и его горе превратилось в гнев. Зачем только он сохранил жизнь этому презренному рыцарю?! На то, чтобы пронзить мечом его черное сердце, ушел бы один миг, и все, наблюдавшие за поединком, поняли бы его, никто не осудил бы. Сражение один на один. Если ты бросаешь вызов и проигрываешь, тебя ждет смерть. В конце концов, Гондемар был зачинщиком, никто бы не стал обвинять Эндрю в его смерти, даже если бы он отрубил храмовнику голову и бросил ее свиньям!

Эти мысли и другие, не слишком от них отличные, кружились в сознании юноши. Наконец, измученный, он заснул. Пробудившись поутру, он вспомнил о происшедшем и ощутил, как горе душит его. Эндрю сразу же поднялся и вышел из замка в надежде отыскать своего друга Хасана. Теперь, когда он перестал быть рыцарем и тамплиером, не стоило беспокоиться о таких вещах, как легкомысленные забавы вроде охоты с соколами и гончими. Да, нужно будет непременно раздобыть еще и гончую. У короля их несколько. Можно загнать дикого кабана, вместе с Балдуином. Король наверняка не перестанет считать его своим другом, верно? С другой стороны, именно он посоветовал Эндрю быстрее вернуться в Англию. Означает ли это, что король по-прежнему на его стороне? Возможно, нет.

Хасан обрадовался приходу друга. Молодой араб сообщил, что вернулся из бани, где совершил ритуальное омовение, предписанное его верой. Его кожа стала гладкой и блестящей. Эндрю решил, что купание пошло на пользу не только телу, но и духу Хасана.

– Как твои дела, друг мой? Отправимся на охоту с соколом? Да? Я рад это слышать.

Посадив своего питомца на запястье, Эндрю немного приободрился. Он погладил пальцем голову сокола. Юноша всегда чувствовал странную связь с хищными птицами. Создания неба и ветра словно были его братьями и сестрами. И эта птица в особенности наполняла сердце Эндрю странной тоской, смутным желанием. Взлететь в синее небо к самым облакам, возможно? Почувствовать силу великих воздушных течений, струящихся над миром? Увидеть вершины неприступных гор? И высоких, могучих кедров? В любом случае что-то странное и смутное пробуждалось в нем.

Присутствие сокола затрагивало в душе юноши потайные струны, все чувства становились острее и вместе с тем мягче, когда он держал на запястье своего пернатого друга – довольно странно, если учесть, что балобаны были свирепыми убийцами, нередко расправлявшимися даже с собственными сородичами. Но мягкость и нежность упорно расцветали в душе юноши, когда поблизости оказывались хищные птицы.

– Я вижу, ты счастлив вновь увидеть своего сокола, Эндрю, – но в твоем сердце живет печаль?

– Ты прав, друг мой, – вздохнул тот. – Я… я не говорил тебе раньше, но я стал рыцарем-тамплиером.

Хасан кивнул:

– Я знаю об этом. Мне рассказали. В этом королевстве невозможно сохранить секрет.

– А, так ты все знал… Я пытался скрыть эту весть от тебя, потому что боялся, она придется тебе не по душе.