За огнями маяков - Геннадий Баннов

— Уже? Сколько же вы были на Сахалине?

— Три года, как положено, приехала — еще семнадцати не было.

— Одна?

— Нет, втроем мы…

— А подружки?

— Одна вышла замуж, другая раньше уехала.

Не замечаемый девушкой, Гюмер обиженно отошел к ребятам. С его приходом у ребят скоро послышался смех. Что-то вдохновенно он говорил и показывал — овладел, наконец, вниманием.

— Пусть говорят они, пусть. — Кивал он в сторону Олега с девушкой. — Поговорят, а потом я отобью у него девушку. — Ребячий смех Гюмера не обескураживает, он на высоте, захвачен азартом. Вот он оправил и отряхнул на себе черный костюм, пятерней пригладил волосы. Пошел, слегка поигрывая клюшкой. Остановился возле молодых людей, постоял, о чем-то поговорил и — о, чудо! — Олег Иванович действительно оставил девушку и пошел к ребятам!

— Что здесь происходит? — Он подошел. — Какие у вас нелады, споры?

— Это он, представитель наш Гюмер Азизов наябедничал. Нарочно придумал, чтоб вы отошли от девушки. Пошутил якобы. — Пояснил Слава Маннаберг.

Олег вопросительно посмотрел на смутившегося Славу, посоображал, поприкидывал. И в сторону Гюмера, горячо что-то втолковывающего девушке, выдохнул:

— Ах ты хлюст! Ну, я сыграю с тобой шутку. Володя, спустись в твиндек, посмотри, все ли там в порядке, главное, цел ли Гюмеров портплед. Он там внизу, на третьей койке.

Дорохин юркнул вниз. Ждали его минут пять. Явился запыхавшийся, заикающейся скороговоркой доложил:

— В-все там в п-порядке, все н-на месте, Олег Иванович. Женщины т-там с-смотрят, п-пос-сторонних никого нет. И плед там л-лежит, п-прикрытый к-курткой.

— Вот и хорошо. И пусть лежит. А сейчас надо сообщить Гюмеру Азизову печальное известие: будто бы пропал его плед. Сперва спросить: не убирал ли он куда его сам? Обмануть, одним словом. Но так, чтобы поверил. Кто из вас сможет? — Оглядел он группу прыскающих в руку ребят.

Юра Атаманов вперед выдвинулся:

— Я смогу, Олег Иванович, это по моей части. Не подведу, — серьезно он заверил. — Дайте только маненько собраться. А вы, — обернулся к смеющейся братии, — не смейтесь у меня! Чтобы не было никакого смеху! Терпите.

— И сочувственно глядите на Гюмера, качайте головами, — оборотился и Олег к ребятам. — Пока сам не увидит, что его плед на месте лежит.

Юра сделал строгую мину. Пошел. Постоял рядом с Номером и девушкой, дослушал очередную Гюмерову историю и с грустным видом перебил:

— Гюмер Гайсинович, вы свой портплед никуда не убирали?

— Н-не-ет. — Гюмер явно встревожился.

— Может, отдавали кому?

— А что? Его нету на месте? На койке нету?! — Гюмер переменился в лице.

— Нету, — печально доложил Юрий Атаманов. — Женщины говорят, какой-то парень заходил и вышел, — может, он взял? Расспросить, какой был парень? Мы его найдем, расколем.

Забыв про клюшку, Гюмер быстро, чуть не бегом, минуя сочувственно смотрящих на него парней, пробежал к твиндеку, стал торопливо спускаться.

— Я провожу его, — вспохватился Юра Атаманов. — Удивлюсь, что плед на месте. А то неудобно, скажет обманул. — И скрылся вслед за Гюмером.

Подмигнув парням, Олег пошел к девушке.

— Всякое в дороге случается, — смеясь, адресовался он Ене Шипановой.

— У него в самом деле что-то пропало? — широко она распахнула свои выразительные глаза.

— Да нет, — Олег усмехнулся. — Ребята пошутили.

— Пошутили?! — Она удивилась, восхищенно уставилась на Олега. «Так вот вы какой!» — говорили ее голубые глаза.

— Да ведь мы с вами что-то не договорили, — он будто возвратился к прерванному разговору.

— Так вы заодно с ребятами? А вы… кто вы?

— Тренер. Гюмер разве вам не сказал?

— Ничего о вас не сказал, хоть я и спрашивала.

Сумасшедший смех разразился на палубе. Юра Атаманов это, вместе с Гюмером Азизовым показались в проеме твиндека. Казалось, Юра смущался от допущенной им оплошности, а Гюмер, наоборот, был доволен — нашел же он свою утерянную вещь! И радовался. Не осознал пока, что и над ним тоже подшутили. Увидел он и услышал хохочущих ребят и, не найдя Олега, перевел взгляд на девушку, рядом с которой, опершись на барьер, мило беседовал этот самый Олег… И все понял! Юре Атаманову сдёлал он сердитое лицо и пригрозил кулаком. А ребята, вопреки запретам, громко хохотали.

Со стороны девушки этой, Шипановой Ени и Олега доносится негромкий говор, журчащий смех. Ребята понимают, что означает этот смех, они все понимают!

— Нет-нет, никто меня, кроме мамочки и папочки, не провожал!

— С трудом верится. А мы, вместе с другом прожили год, нам осталось…

Парни прислушались — нет, не слышно, сколько еще осталось… Два-три года, не больше. А потом они уедут. Да, и ничего не поделаешь.

Запела песню. Не о море, не о дороге. Что-то дальнее, пережитое.

Далеко-далеко, где кочуют туманы…

Умолкла. Задумалась.

— Позовите вашего спутника, а то еще обидится, — говорит низким голосом.

Олег велел окликнуть Гюмера. «Сюда! Давай сюда!» — помахал ему. Слегка опираясь на палочку, тот подошел. Прыти убавилось: скромно посматривал на море.

— Ветер не разошелся бы. Штормит. — Обращался одновременно к Олегу и к Ене Шипановой.

Олег тоже глядит на море, оно то вспухает, то опадает. Вспыхивают и бегут за кораблем светлые барашки. Как говорят моряки, это признак: ветер в три балла. Да он еще усиливается.

— Сходите, накиньте на себя курточки, а то вас продует. — Обращается к обоим молодым людям.

На Гюмере толстый свитер и пиджак, он похлопал себя по бокам. Олег в своем спортивного покроя костюме, под которым легкая тенниска, поежился.

— Ладно, схожу оденусь. Узнаю, не убавился ли народ в буфете. Заодно проверю, цел ли твой портплед. Идемте с нами, Еня.

— Нет, я недавно пообедала.

Пока усаживались, ели флотский борщ и гуляш и запивали компотом, пока смотрели в окно, дожидаясь медленно жующих своих товарищей, на море, как и на палубе, разгулялся ветер. Дул он с Татарского пролива, дым из пароходной трубы несло вперед, как бы указывая пароходу дорогу.

34. Материк

Будто массивные качели, медленно раскачивается корабль. Поднимает тебя на высоту и ухает вниз, вытягивая из тебя внутренности. На одном таком затяжном провале Олег тревожно открыл глаза, но кромешная тьма заставила их закрыть. Качели баюкают — вверх-вниз, вверх-вниз — сон сладостный, безмятежный: перевернулся на другой бок. Но что-то снова обеспокоило. Какие-то звуки. Открыл глаза.

— Слышишь? — скрипит в темноте голос Гюмера Азизова. — Шторм, говорю, усилился.

— А ты чего не спишь? — Олег спросил отсыревшим спросонья голосом.

— Дак чево. С вечера не отметился. Не выпил, говорю, — вот и не сплю. Буря ведь, а мы… Мы же в океане.

— Капитан-то на месте.

— Ну и что ж, долго ли? Тошнит, — через какое-то время Гюмер пожаловался.

— Не обращай внимания. Спи себе.

Поворочавшись, Гюмер все же заснул. А у Олега теперь сна ни в одном глазу. И тошнота подкатывает, особенно когда вниз…

В этом твиндеке есть и девушки. С вечера то и дело то одна, то другая бегали на палубу, к борту, чтобы вырвало. Под шуточные восклицания: «Быстрей, быстрей!» «Пропустите, дайте дорогу!» — хохотали парни во все горло. Ужинать ребята не пошли, один Жора Корчак поужинал. И еще хлеба с собой прихватил. И не тошнит его. Спит себе. Спят, впрочем, все.

Придерживаясь за койки и перила, Олег вышел наверх. Сразу обрушился на него шквальный ветер, от тяжелого удара волны палуба содрогнулась. Озаряемая огненными искрами, волна поднялась над кораблем, жутко и страшно пошла на него. Что бы случилось, не вознесись на эту волну сам корабль? Он вознесся. И пошел опять вниз — во впадину меж десятиметровыми волнами, и вода мощно прошла по нижней палубе, окатывая стекла в иллюминаторах, ударяя в задраенные отверстия.

Капитан неподвижно стоит на мостике, держась за поручень, глядя вперед, где за моросящим дождем ничего не видно. Укутанный в плащ с капюшоном, похожий на нахохлившегося сказочного сфинкса, он обеспечивает безопасность корабля. Олег вздрогнул, плотней запахнул куртку, нащупав двери твиндека, спустился. Здесь тепло, тускло горит лампочка. Не мешкая, забрался он на свою койку, укрылся курткой и в благодатном тепле успокоился.

К утру ветер утих. Но разбушевавшееся море надолго лишилось покоя: сопровождала корабль мертвая зыбь. Килевая качка вызывала тошноту и рвоту; ребята, однако, повеселели: подтрунивали над девушками, бегающими к борту корабля и мучавшиеся от приступов тошноты. Жора Корчак жевал себе, еда даже помогала ему при качке.

Еня Шипанова на палубе не появлялась — похоже ее укачало. Номера каюты, к сожалению, ни Олег, ни Гюмер не знали.