За огнями маяков - Геннадий Баннов

Присутствующий в качестве судьи охинец Игорь Жаров одобрил состав сборной команды. С теми, кто боев не выиграл, но был включен волевым решением Олега в сборную, он согласился: да, команду надо обновлять.

— Правильно ты сделал, что на сборы оставил ребят, подающих надежду. Когда они еще увидят настоящего тренера, если ты их не возьмешь под свое крыло?

Говорил он эти слова, держа в руках дорожный чемоданчик.

Олег переживал сказанное. И встрепенулся вдруг:

— Ты куда-то собрался? — кивнул на его чемоданчик.

— Так пора уже. Билеты куплены.

— У-у, зря ты торопишься. Вместе начали бы тренировку. Потом я проводил бы тебя.

— Дела, Олег, дела. Да еще дома меня ждет прекрасная женщина.

— Жена?

— Жена. Она мне так дорога — веришь ли? Без нее я бываю как потерянный, понимаешь?

— Не знаю, верить ли — у меня нет жены. — Олег вздохнул.

Обнялись на прощанье.

И вот он, Холмск, опять Холмск! И в порту стоит тот же «Крильон», будто приготовленный на выставку — начищенный, сверкающий белизной. Пассажиры змейкой выстроились у трапа. Гюмер Азизов, исполнявший на областных юношеских соревнованиях роль главного судьи, показывает билеты на всю команду и машет ребятам: давайте, заходите! Олег — замыкающий, команда почти в полном составе: отлучился один Жора Корчак — ушел навестить родителей и задержался. Немножко понервничали. Но Жора успел к посадке — часы-то были при нем! Так что полный порядок. Парни с вещевыми сумками и рюкзаками заходят на палубу, по железной лестнице спускаются в твиндек, занимают двухъярусные железные койки третьего класса.

Но долго сидеть и лежать здесь парни не собираются: один за другим поднимаются обратно, на озаренную солнцем палубу, и скоро в твиндеке остается только тренер и представитель. Выясняют отношения.

— Че ты их отпустил? Всех-то? Мы с их вещами будем сидеть и караулить?

— Зачем караулить? — Олег удивился. — И мы пойдем на палубу.

Гюмер повозился возле своего пледа, поворчал, заговорил вслух:

— Я тебе давно хочу сказать: ты с ними шибко добрый, они тебя нисколько не боятся.

— Хо! А зачем им меня бояться? — опять он удивился.

— Дак плохо слушаются. Ты говоришь, а они возражают.

— Не замечал. В конце концов разъясню, если что не ясно. Ну, пошли, Гюмер, пошли наверх. Ребята, поди, уже заждались.

— Подождут, никуда не денутся. — Гюмер повернулся к соседкам по койкам: — Посмотрите тут за нашими вещичками. — Не хотелось ему расставаться со своим портпледом: укладывал его, гладил, как ребенка, и прикрывал своей курткой.

Одна из женщин махнула рукой:

— Идите, идите! Никто тут ничего не тронет.

Боксеры стоят у борта, смотрят на домики и узкие улочки Холмска, по которым в телегах везут поклажу низенькие лошади, а по тротуарам, не спеша, тянутся люди. Вдали, над городом по склону горы, собравшись до кучи, сбегают мелкие избушки. Олег стал рядом с Жорой Корчаком.

— Где живут твои родные?

— Отсюда не видно. Будем выходить из ковша — покажу.

— Когда ты пришел, кто у тебя был дома?

— Мама, сестренка. Отец в море, ловит треску.

— Обрадовались?

— Дык… Расплакались же! Ну, обещал: вернемся — дык… ну, забегу опять, хоть ненадолго. Можно будет, Олег Иванович?

Олег покивал и о чем-то задумался. Вывели его из задумчивости ставшие с ним рядом новички, южно-сахалинцы Боря Коревский, Юра Атаманов, Володя Щекин. На сборах Олег дал им основную программу бокса, вообще уделял много внимания. Приемы парни усваивали сходу, чем сразу и подкупали тренера, вкладывающего в них душу. Эти парни, как когда-то и остальные, ходят за тренером по пятам: смотрят, что показывает другим, слушают, что говорит. Увидев поднявшегося из твиндека Олега, все трое подошли.

— Олег Иванович, сегодня я тренировался во сне, — смеясь, поведал невысокий, плотный Володя Щекин. — Отрабатывал кресты. С участием ног, Олег Иванович, как вы учили.

— Значит, секундировать тебя будет легко, — заметил Олег: — Первый крест, второй, третий. Они из тебя будут вылетать мгновенно.

Корабль отдавал швартовы. Буксирный катер, вздыбливая воду, тянул его от стоянки к воротам. Вышли в море, и корабельный двигатель заработал — тело корабля содрогнулось, отцепив буксир, он пошел своим ходом. Жора Корчак влез между Гюмером Азизовым и Олегом, указательным пальцем прицелился на берег:

— Вон три домика рядом, видите?

— Вижу, — Олег кивнул.

— Ну, вот, средний наш. От него спуск к воде, там купаемся.

— Осьминогов не боитесь?

— Не боимся. — Жора засмеялся.

Скоро Холмск с зелеными окрестностями, с холмами и песчаными берегами стал удаляться и постепенно, несмотря на ясное солнце, стал покрываться легким маревом, и видимая часть острова медленно уходила с горизонта, скрывалась за завесой дымчатого туманца.

— Что-то они к тебе все… — скрипящим голосом заявил Гюмер Азизов, помахивая своим пледом. — Я ведь тоже… все-таки мастер спорта. Не признают, что ли?.. Даже эти вот, южно-сахалинские, они все к тебе тоже… А я вроде бы так себе, как пришей кобыле хвост, — пробурчал с обидой.

— Ничего, за дорогу надоедят еще. Сейчас вы отдыхайте, смотрите на море… Во! Смотрите, опять касатки! Вон, вон они! Догоняют!

За кораблем шли они, штук пять или шесть, как по команде, чертя плавниками воду, вздымаются на поверхность. Вызывают ребячьи возгласы. Обгоняют корабль, сворачивают, удаляются в морские просторы.

Все. Будто их и не было. С правого борта, где являлись касатки, путешественники, теряя интерес, по одному, по двое отходят, растекаются по палубе, шаркают и по коридору, насквозь разделяющему каюты. Спускаются и в темный твиндек, комментируя увиденное. Палуба делается пустынной. Олегу вспоминается, как по дороге на остров на этой самой палубе под радиолу танцевали с девушками, а капитан в белоснежном кителе стоял на мостике. Да и события не повторяются, а уж целый год миновал…

— Олег Иванович! Во Владивостоке боксеры сильные? — прервал раздумья Боря Коревский.

— Не знаю, Боря. Видел бои флотских соревнований военных моряков. Больше были из приезжих бойцов. Не волнуйтесь, ребята: такие же там бойцы, как и вы. А против твоего удара, Боря, многие не устоят. Только бей внезапно. А ты что помалкиваешь, Юра? — Олег обернулся к Атаманову.

— Почему молчу? Спрашивают другие, а я слушаю. Можно так, Олег Иванович? — с ухмылкой спросил он.

Слава Маннаберг стал рядом:

— А для меня противник найдется? Как думаете, Олег Иванович?

— Обязательно. Кстати, тебе придется выступать в тяжелом весе. Будем тебя подкармливать. Для тебя веселая наступает жизнь: пей, ешь от пуза — и за себя, и за товарища.

— Тебе, Миша, — Олег перевел взгляд на Шульгу, — тебе надо сдерживаться в питье: из легкого веса ты уже вылезаешь. Придется сгонять. Владивосток, ребята, — Олег продолжает беседу, — прекрасный город. Побродим, посмотрим. После соревнований искупаемся — пляжи там отличные. Погода, видите, стоит какая.

Олег заметил, как держась рукой за барьер, внимала и незнакомая Олегу (откуда здесь взяться знакомой?) симпатичная девушка с убранными на затылок волосами. Стоящий невдалеке одинокий и, кажется, всеми забытый Гюмер

Азизов заметил ее заинтересованный взгляд и, опираясь на тросточку, подошел.

— Это что за команда такая? — она спросила Гюмера Азизова. — Вы имеете к ней отношение?

— Боксеры это, юношеская команда боксеров. Во Владивосток едем. — Там будет товарищеская встреча. Помиримся силами, — сказал вместо «померяемся». — Кто кого, значит.

— А что за парень, который разговаривает с ними?

— А-а, это? А старший он. — Другого определения Номер не нашел.

— Где-то я его видела. Кто он?

— Дак я сейчас приведу его, вы его сами и спросите.

— О-о, не надо… — девушка будто испугалась. И возражала неуверенно. Гюмер же великодушно настаивал.

Прихрамывая, не спеша, подошел к Олегу, взял под руку:

— Давай пойдем, тебя тут спрашивают, — таинственно сообщил он Олегу и повел к незнакомой девушке, стоящей у перил.

Олег протянул руку: представился. И назвал фамилию: — Сибирцев.

— Олег? — она будто испугалась. — Сибирцев?! Так вы спортсмен?! Чемпион Сахалина? Так вот где я видела вас! В газете портрет был. А я Женя Шипанова. Евгения. Меня с детства Еней называют. Возвращаюсь домой, в Новосибирск.

— Уже? Сколько же вы были на Сахалине?

— Три года, как положено, приехала — еще семнадцати не было.

— Одна?

— Нет, втроем мы…

— А подружки?

— Одна вышла замуж, другая раньше уехала.

Не замечаемый девушкой, Гюмер обиженно отошел к ребятам. С его приходом у ребят скоро послышался смех. Что-то вдохновенно он говорил и показывал — овладел, наконец, вниманием.