Осколки тени и света - Мара Вересень

и так и не вдохнув, вернулась к брошенной сумке и шипастой дубинке с кованым навершием. Обоих нас, выходит тут бро… Сокровище свое подобрала. Нечего сокровищам в пыли лежать. Выпрямилась. Чудеса. Иначе и… и… не скажешь. Это умертвиям воздух, чтоб дышать, не нужен, а я, хоть и порченый продукт по мнению профессионала, но вроде пока жива, отчего же не дышу и не бьется?

— А где все? Что так тихо? — спросила Мелитар. — Обычно не протолкнутся от любопытных носов, а тут как вымерли.

Она подошла и зачем-то взяла меня под руку.

— У Котвариных первенца Эльсины встречали. До полуночи орали песни и крыльями мерились. Скоро проснутся и поползут к вам за настойкой от больной головы, — опять сквозь зубы ответил Эверн, принявшись толочься рядом, как наглый кот, и в ногах у Мелитар путаться, когда она неспешно пошла к близким, но чужим домам.

— Больной голове настойка не поможет, только припарки крапивные к противоположной части. Рассолом полечатся и жениными скалками, кому есть у кого лечиться, — ворчала она и только руку мою к себе теснее прижимала. Там, на руке, под кожей, тонкие золотые нити. Врезались… Больно? Наверное. Было бы, если бы я что-то чувствовала сейчас.

Звона в ушах стало совсем много. Оглушающе. Но голос Мелитар сквозь него я слышала хорошо. А еще мне думалось, она меня видит с нитками этими: с теми, что врезались, и с той, что оборвалась.

— А ты дыши, детка, дыши, по полглоточка, вот так. — И показала как.

С ней было не так страшно, и она старалась, так что я повторила. Старается же. Поскрипело, но не посыпалось. Бывало и пострашнее. Переживу.

— Умница. Еще разочек. Не суйся Ромис, сама провожу. Ишь, когтищи распустил. И зубья спрячь, шепелявишь, как дитя трехлетнее, ни слова не разобрать.

— А куда?.. — решилась я на слова, раз уж вспомнила, как дышать.

— Куда? — тут же отозвалась Мелитар.

— Домой, — ответила и подсолнухом повернулась к каменному холму чуть в стороне.

Ограды не осталось, чих один. К крыльцу вела длинная деревянная лестница с прорехами надломленных ступеней и осевшими, а местами и обвалившимися, перилами. Сил было мало, меня знобило. Вышли рано, затемно, шли быстро, так что было еще утро и прохладно, а от ступенек тянуло теплом, вот я и присела, пройдя совсем немного.

— Тише, детка, тише, — Мелитар, устроившись рядом, гладила меня по руке, будто я плакала. — Никуда он от тебя не денется, он в тебя сутью пророс и корни пустил, а что характер дурной, так порода такая. Да и спрос с него небольшой. Крайний в роду всегда над законом, потому что сам себе закон. Вернется. Чтобы жить — нужен свет, а его свет теперь ты. А не вернется — сам дурак. Или у нас тут мужиков нет? Ты вон какая ладная, только свистни, мигом слетятся. Один уже стережет как сыч, — женщина покосилась на подпирающего столбик лестницы Эверна. Посмотрела и я.

Подпертый вампиром столбик смотрелся ровнее и внушительнее, сам же Эверн пребывал в растерянности. Лицо было… как я помнила, капельку надменное, немножечко презрительное, чуточку отстраненное, а лежащая на столбике кисть драла когтями посеревшее от времени дерево, оставляя светлые полосы. Внизу было полно тонкой, похожей на остриженные кудри стружки.

Я уже могла дышать сама, и в голове больше не звенело. Так что я кивком поблагодарила Мелитар, встала, не спеша, будто у меня все кости ломило и это я была старушкой, поднялась по лестнице на крыльцо и открыла годами не открывавшуюся дверь. Поскрипело, но не посыпалось. Надо будет все как следует починить.

Мамочка, папа, я пришла.

А он — не вернулся.

Глава 3

Он не вернулся. Что бы там ни сказала ирья Мелитар про корни и врастание, про дурной характер она тоже сказала. Она его знала с пеленок, я — и месяца не прошло. Каждая знала по-разному. И не всё. Он сам только про себя все знал, может потому и ушел, оставив мое сокровище мне. И тошноту свою плетеную тоже. Неуловимое умение подкладывать в сумку разные штуки вроде колючих чулок и почти искрошившейся лавандовой ветки, обнаруженной вместе с поделкой, было его каким-то особенным свойством. Или я просто не слишком внимательна и замечаю лишь то, что важно мне и додумываю-допридумываю прочее.

От ветки остался стебелек и труха на дне сумки. Чушь полная, но я ее не вытряхивала, хотя лаванды этой вниз по склону Форьи косой коси, только идти далеко и неудобно, проще ира какого-нибудь попросить по пути в или из Верхнего города нарвать. Или сходить в лекарский домик матушки Алиши. Мелитар просила называть ее так, но я стеснялась и звала, как все — ирьей.

Плетенку с нанизанными на шнурок камнями на ободке из колючей ветки я спрятала в самый низ в шкафу на мансарде — там был такой пузатый шкаф для полузабытых вещей. Плащ с одеялом тоже. И чулки, и штаны с рубашкой. Теперь я носила другое: длинные юбки, оставшиеся от мамы, неуловимо хранящие ее запах, постепенно сменяющийся моим, и белые блузы с вышитыми бисером рукавами, мамины же темные платья — у нее было много темных платьев, очень красивых и приличных, и немного неприличных красных. Помню, что папе особенно нравилось, когда мама надевала красное. Они оба, когда случалось выйти, вот так принарядившись, делались моложе, и их тишина становилась слышна окружающим.

В доме было почти так же — тот самыйне-звук. Не знаю, что слышали другие. Для меня — словно дом со Звонца оказался вдруг здесь, вписался, встроился в теперешний мелочами и вещами родителей. Это меня вылечило, будто они были рядом, когда…

Тяжелее всего пережидались ночи. Некому было караулить мой сон, разводить костер, чертить отвращающий круг, шуршать точильным камнем и угольками в голосе. Кошмары о прошлом поторопились наверстать упущенное. Просыпаясь, я в первый миг искала взглядом чуть ссутуленную фигуру, очерченную огнем, лицо в штрихах теней и тлеющие алые точки в глубине разных глаз, а не найдя, вновь забывала, как дышать, будто поводок душил меня, раздирая сердце на клочья. Однажды стало так… невыносимо, что я бросилась из дома в тот, который занимал Эверн. Не дом даже, флигель возле охоронца, одной стеной будто врезанный в бок горы. Стуком, наверное, разбудила пол-общины.

Задыхаясь, хватаясь руками за горло, и звука выдавить не могла. Вампир посерел лицом, втащил внутрь, ощупал всю, силой расцепив мои пальцы. Смотрел другим зрением, проверяя, не старый ли договор с Холинами виной, затем