Война. 1941—1945 - Илья Эренбург

Идеей русской истории был народ. Как крестьянин избу, русский народ сколотил величайшую державу. Народ отстаивал Россию от недругов, народ был Мининым и партизанами. Народ, в лице Ломоносова, создал первый университет. Герцен в изгнании утешал себя мыслью о русском народе. Вспоминая немецкую поговорку: «Есть в Пруссии король», Герцен говорил: «У меня есть в России народ». До 1812 года Европа плохо знала Россию. Они встретились впервые на Бородинском поле, и Европу поразила душевная сила русского народа. Европейцы почувствовали, какое сердце бьется под грубой овчиной.

У старой крестьянки, как у дивной музы, искал вдохновения Пушкин. Народ защищал Севастополь, и народ на Малаховом кургане позволил молодому офицеру стать автором «Войны и мира». Народ был содержанием всей жизни России. После Октября народ нашел форму: он стал самой Россией.

Основное свойство русского народа — гуманизм, от древних подвижников до нигилистов, от апокрифа хождения по мукам до Толстого, Чехова и Горького, от Великого Новгорода до защитников Ленинграда. Октябрьская революция выдвинула вперед обыкновенного человека. Мы не склонны самообольщаться, мы знаем, сколько у нас пережитков прошлого — равнодушия и бездушия. Но впервые в основу государства положены не только арифметические права и обязанности гражданина, а высокий принцип товарищества. Если Красная Армия отбросила немцев от Москвы, если мир потрясен эпопеей Сталинграда, дело не в материальной части, а в душевной силе бойца. Человек оправдал оказанное ему доверие.

Русский народ издавна почитал труд, благоговейно относился к страде и даже героизм солдата называл воинскими трудами. Государство, построенное на возвеличении труда, — это тот Китеж, который искал народ. Мы не враги машин, но мы и не рабы машин. Машина для нас вещь, созданная умом и руками человека. Стремясь облегчить труд, мы не хотим освободиться от труда, для нас это все равно что освободиться от жизни. Труд для нас не проклятие, а творчество. В песнях, в сказках русский народ презирал как безделье, так и суррогат работы — торгашество или витийство, и мы вправе сказать, что Октябрь родился не только как результат индустриального роста России, но и как осуществление вековой мечты русского народа.

О правде тосковал народ, о правде строгой и человечной, не только о справедливости с весами в руках, но и о той правде, что не взвешивает, не отмеривает. Задолго до Октября мир почувствовал значение России. О нем говорили и великие русские писатели, и самоотверженные русские революционеры. В Октябре истерзанная, голодная, нищая Россия показала миру свое душевное богатство.

Одно слово теперь повторяют люди в пяти частях света: «Сталинград». Необычайное мужество защитников этого города выходит из рамок военной науки. Оно напоминает миру об историческом событии, имевшем место четверть века тому назад. Сталинград — это не доты и не орудия, это — люди, выросшие в Советской республике. Есть справедливость в том, что название этого города говорит о человеке, который провел молодое государство через штормы по морю, испещренному рифами.

Октябрь, родившись в громе орудий, провозгласил братство. Но миролюбие не означает слабости. Когда в Европе появилось зло, именуемое фашизмом, когда это зло слилось с разбойными традициями рейха и овладело совершенной техникой Германии, Россия, верная себе, выступила против зла. Мир знает, что, когда другие еще надеялись откупиться и отмолчаться, Советский Союз бескорыстно помог далекому испанскому народу. Мы защищали тогда право испанского народа жить по-своему, не подчиняясь тирании Гитлера. Теперь свыше пятисот дней, в тяжелых боях, мы защищаем нашу землю и нашу независимость. Тем самым мы отстаиваем свободу всего мира, и, затаив дыхание, следят за подвигами Красной Армии французы и сербы, чехи и норвежцы.

Наше мужество позволило нашим друзьям спокойно подготовить военные операции. Победа англичан в Египте была бы невозможна без подвигов гвардейцев генерала Родимцева, и успехи американцев в Алжире тесно связаны с потерями германско-итальянских войск в России. Один англичанин справедливо сказал, что, если бы не было Советской России, не было бы теперь Англии. Наша страна стала сердцем боевого союза трех великих государств. На Сталинграде свободолюбивые народы учатся не только стойкости, но и непримиримости. Священный пламень ненависти к поработителям не погасает в груди России, и этот пламень теперь зажигает сердца наших далеких друзей.

Посягнув на Россию, немцы посягнули не только на мощную державу, они посягнули на нечто большее: на то значение, которое отметило нашу родину среди других больших и малых государств. Когда-то, обращаясь к противникам России, Тютчев говорил:

О край родной!Такого ополченьяМир не видал с первоначальных дней…Велико, знать, о Русь, твое значенье!Мужайся, стой, крепись и одолей.

Мы одолеем.

12 ноября 1942 г.

Наступление продолжается

Каждый вечер, когда радио передает «В последний час», мы как бы слышим смутный гул шагов. Это идет Красная Армия. Это идет История.

Еще месяц тому назад Гитлер заявил: «Сталинград будет взят». Немцы удивлялись скромности бесноватого фюрера: он не обещал им ни Баку, ни мира. Он обещал всего-навсего Сталинград. Берлинские олухи не сомневались, что Сталинград у фюрера в кармане. Что они теперь думают? Берлин передает: «Германское командование сохраняет полное спокойствие». Легко понять удивление фрицев: почему фюрер вдруг объявил во всеуслышание, что он «спокоен»? Наиболее догадливые говорят: «Если фюрер кричит, что он спокоен, значит, начался солидный зимний драл. Фюрер всегда говорит о своем спокойствии, когда его отпаивают валерьянкой».

Мы знали, что мы не отдадим Сталинграда. И мы не отдали Сталинграда. Гвардейцы генерала Родимцева удостоились высшего счастья: они видят начало расплаты. Немцы три месяца терзали героический город. Они бросили на него свои отборные дивизии. Они бросили на него свои самолеты. Они кричали: «Мы почти взяли Сталинград». И вот мы присутствуем при первом явлении исторической справедливости: Сталинград выстоял. Сталинград отвечает.

Еще недавно мир глядел на защитников Сталинграда с восхищением и с недоумением; люди спрашивали себя: уж не бесцельная ли это отвага? Но стойкость защитников города была первым камнем победы. Почему немцев гонят на Дону и в калмыцкой степи? Почему наши наступающие армии прошли полтораста километров? Потому что герои Сталинграда отчаянно защищали каждый метр земли. Немцы говорили, что они окружили защитников города. Герои Сталинграда держались. Они держались, когда переправы на Волге находились под непрерывным огнем врага. Они держались, когда, казалось, нельзя было удержаться. Они выстояли победу. Кто теперь окружен?

Прошлой осенью немцы глядели на Москву в бинокли.

Эти бинокли они побросали, удирая. В этом году биноклей не было: немцы находились в нескольких сотнях шагов от цели. Немцы «почти взяли» Сталинград. Они его не взяли и не могли взять: это «почти» было стеной из человеческих грудей, и стена не дрогнула.

Мы знаем, что немцы глубоко врезались в нашу страну. Другой народ не выдержал бы такого испытания. Но Россия — это Россия. Ее не берут. Немцы были близко от победы, близко и бесконечно далеко: между ними и победой было русское мужество. Пятьсот шагов в Сталинграде многое решили. Эти пятьсот шагов — наша стойкость. Мы вторично выдержали. И теперь мы наступаем. Может быть, потерять Ростов и Кубань было еще горше, чем потерять Орел, Калугу и Калинин. Но немцы заплатят теперь дороже, чем прошлой зимой. Об этом говорит смутный гул шагов: наступление продолжается.

Под Москвой Гитлер вопил: «Красная Армия уничтожена». Этот припадочный ефрейтор столько говорил о конце России, что сам поверил в свою ложь. Он очнулся в декабре. В этом году неисправимый кликуша кричал: «Военная мощь России сломлена». Пробуждение началось уже в ноябре. Слов нет, далеко от Берлина до Калача. Они долго шли. Куда они пришли? Одни — в лагеря для пленных, другие — в могилу.

24 ноября военный корреспондент «Берлинер берзенцейтунг», подчеркивая «всемирное значение битвы за Сталинград», писал: «Русские так упорно обороняли город потому, что желали сохранить предмостное укрепление для зимних атак. Они хотели клещеобразным ударом сжать нашу сталинградскую группировку». Немецкий журналист писал об этом, как о древней истории: он ведь наслушался непогрешимого фюрера; и он был убежден, что угроза русского наступления миновала. Что теперь думает этот жизнерадостный фриц? Скорей всего, он занят не стратегией, а планами своего отъезда или отлета.

Немцы подавлены нашим наступлением. Они говорят друг другу: «Зима началась». Один фриц пишет: «Как только ударят морозы, ударят русские». Этот фриц оптимист: морозы еще не ударили, а русские уже ударили, и хорошо ударили.