Сергий Радонежский. Личность и эпоха - Константин Александрович Аверьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будучи явно неосведомленным о планах великого князя относительно Русской митрополии, Киприан, очевидно, только в Москве узнал о намерении Дмитрия разделить ее на две части: «князь же великий гадает двоити митрополию. Которое величьство прибудет ему от гадкы? Хто же ли се пригадываеть ему?» И затем он пишет обширный текст с многочисленными ссылками на Писание, где выступает против раздела митрополии: «Язъ потружаюся отпадшая места приложити къ митрополии, и хочю укрепити, чтобы до века такъ стояло, на честь и на величьство митрополии».
В заключение Киприан обвинял Дмитрия и всех причастных к его «иманию и запиранию» и грозил им «по правилом святых отець и божественных апостолъ» церковным отлучением. Послание направлялось адресатам с наказом широко читать и распространять его по всей Руси, а отправитель сообщал, что поедет в Константинополь, чтобы там окончательно разрешить вопрос о митрополии. При этом он надеялся лишь «на Бога и на свою правду», тогда как его противники «на куны надеются и на фрязы».[693]
Через три месяца после этих событий – 18 октября 1378 г. – Киприан в новом письме сообщал Сергию и Феодору из Киева, что отправляется в Константинополь «искать» свою митрополию: «А яз без измены еду ко Царюгороду, а пред собою вести послал же есмь».[694]
Тем временем события на Руси развивались следующим образом. В Москве, узнав об отъезде Киприана в Константинополь, призадумались. Поскольку намерение великого князя Дмитрия о разделе митрополии противоречило прежним соборным определениям Константинопольской патриархии, в руках у противников Митяя появлялся серьезный козырь, который мог бы помешать осуществлению московских планов. Надо было искать выход из сложившейся ситуации. «Повесть о Митяе» сообщает: «въ единъ отъ днии беседуетъ Митяи къ князю великому, глаголя: „почтохъ книгы намаканонъ, яже суть правила апостольскаа и от-ечьская, и обретохъ главизну сицю, яко достоить епископовъ 5 или 6, сшедшеся да поставятъ епископа, и ныне да повелитъ дръжава твоя съ скоростию, елико во всеи Русстеи епархие да ся снидутъ епископи да мя поставят епископа“».[695] Тем самым Митяем был предложен выход – как в данной обстановке можно обойтись вообще без участия Константинополя.
«По повелению же княжю собрашася епископи». Исследователи предполагают, что это произошло, вероятнее всего, весной 1379 г. Казалось бы, план Митяя по разделу митрополии осуществлялся весьма успешно – ни один из собравшихся епископов не «дерзну рещи супротивъ Митяю». Однако один оппонент все же нашелся – знакомый нам суздальский епископ Дионисий. Он проявил свою твердую позицию: прибыв в Москву, он не явился, в отличие от других епископов, поклониться Митяю и попросить у него благословения. На собрании епископов он «по многу възбрани князю великому, рек: „Не подобает томоу тако быти“». К сожалению, автор «Повести о Митяе» не привел доводов Дионисия, однако с большой долей уверенности можно предположить, что речь шла о каноничности разделения Русской митрополии. Собравшимся, без сомнения, были известны угрозы Киприана отлучения от церкви, и Дмитрий, чтобы не выглядеть в глазах русской паствы раскольником и вероотступником, вынужден был согласиться на решение вопроса о разделе митрополии в Константинополе.
Автор «Повести…» красочно изобразил столкновение Дионисия с Митяем. Последний стал упрекать Дионисия: «„Не подобаше ти, о епископе, понеже пришедшу ти въ градъ преже всехъ, ко мне не пришелъ еси, ниже поклони ми ся, ниже благословениа отъ мене потребова, но яко небрегома не почте мя, не веси ли, кто есмь азъ, власть имамъ во всеи митрополии?“ Деонисии же рече: „Не имаше на мне власти никоея же, тобе бо подобает паче приити ко мне и благословитися и предо мною поклонитися, азъ бо есмь епископъ, ты же попъ. Кто убо боле есть, епископъ ли или попъ?“ Митяи же рече: „Ты мя попомъ нарече, а азъ въ тобе ни попа не доспею, а скрижали твои своима рукама спорю! Но не ныне мъщу себе, но пожди, егда приидоу отъ Царяграда!»
И хотя Митяй был уверен в успехе своей поездки в Константинополь, узнав о том, что туда же собрался и Дионисий, он постарался обезопасить себя, попросив великого князя задержать суздальского епископа в Москве. «Князь же велики отъинудь възбрани Дионисию не ити къ Царюграду, да не сотвориши пакости никакоя споны Митяю, дондеже придет въ митрополитехъ. И повеле Дионисия нужею оудержати».[696]
Оказавшись в этой ситуации, Дионисий упросил великого князя отпустить его в свою епархию, обещаясь не ехать в Константинополь до возвращения Митяя в сане митрополита. В качестве поручителя он выставил Сергия Радонежского. «Князь же великыи послуша молениа его, верова словесемъ его, оустыдевся поручника его, отъпусти Дионисиа на томъ слове, что ти не ити къ Царюграду безъ моего слова, но ждати до году Митяевы митрополии». Употребленные в приведенном отрывке выражения от первого лица показывают, что с суздальского епископа была взята поручная запись, которую, собственно, и цитирует автор «Повести о Митяе».
Но Дионисий и не думал выполнять своего обещания. Ему важно было выбраться из Москвы. Едва прибыв в свою епархию, он уже через неделю «побежа къ Царюграду, обетъ свои измени, а поручника свята выдалъ». К сожалению, автор «Повести о Митяе» не говорит, какие последствия бегство Дионисия имело непосредственно для поручившегося за него Сергия Радонежского. Из дошедших до нас поручных записей позднейшего времени известно, что поручители в подобных случаях несли довольно крупные денежные штрафы. Как бы то ни было, несомненно одно – сразу после бегства Дионисия Сергий Радонежский летом 1379 г. оказался в опале у великого князя Дмитрия.[697]
Несмотря на то что суздальский епископ вынужден был отправиться в столицу Византии самым длинным путем – через Волгу, после его бегства Митяй должен был ускорить свои приготовления к отъезду в Константинополь, чтобы оказаться при патриаршем дворе раньше своего противника. Предполагая, что дело о разделе митрополии и своем назначении может затянуться, Митяй попросил у великого князя чистый
