Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк

положение в материальном отношении. В конце концов, как бы велико ни было имущество одного человека, маловероятно, чтобы его перераспределение привело к улучшению экономического положения населения в целом.

Следовательно, существуют некоторые случаи, когда зависть выполняет только временную функцию и не обязательно институционализируется. Иногда сотрудники, которых волнует процветание фирмы, могут организовать отставку некомпетентного менеджера, использовав в тактических целях его склонность к тому, что по сути представляет собой бессмысленную расточительность или нежелательные моральные эксцессы. Такого рода ситуации часто повторяются в репортажах о деловой жизни современной Америки. Примером может быть падение несколько лет назад одного крупного телевизионного босса. Вероятность того, что такая тактика приведет к успеху, выше всего тогда, когда менеджер отвечает перед правлением, у части членов которого еще сохранились пуританские наклонности и воспоминания о спартанских условиях детства. Участь уволенного человека, однако, в значительной степени объясняется завистью, которую вызывает его успех у других и которую они выдают за возмущение его легкомысленными и эгоистичными поступками.

Зависть как ловушка для диктаторов

Однако мотив зависти также может быть использован в рамках диктатуры, поскольку, когда в ней имеется борьба за власть в верхах, ситуация напоминает миниатюрный парламент или избирательный округ, в котором происходит политическое соперничество. Так, те люди в Кремле, которые свергли Никиту Хрущева в конце 1964 г., явно использовали в качестве рычага зависть, в частности подняв шум вокруг его непотизма, тщеславия и заграничных поездок. Даже абсолютный монарх или тиран, как показано в исследовании Лео Штрауса, воспринимался греческими мыслителями в качестве правителя, которому постоянно угрожает зависть, и не только зависть богов[336].

Нам, возможно, иногда следует смотреть на вещи в контексте человеческой слабости и не всегда предполагать raison d’état[337] за поездками главы государства. Почти любому человеку, достигшему высокого положения, нравится путешествовать, особенно теперь, когда это стало так удобно. Отсутствие возможности свободно путешествовать, особенно не задавался вопросом о деньгах, может быть очень неприятно. Достаточно вспомнить об относительной несвободе монарха, принца-консорта, даже президента или премьер-министра в свободном мире: они редко путешествуют за рубеж ради удовольствия, потому что каждая поездка будет истолкована с точки зрения большой политики. Насколько же больше несвобода, навязанная главе советского государства. Каждый раз, когда он уезжает за границу, внутренняя опасность для него увеличивается. В тоталитарной системе желание лидера поехать за покупками в Женеву, Вену, Париж или Нью-Йорк непропорционально больше, чем в свободном мире, и если одному из них удается исполнить это желание, ему гарантирована зависть коллег. В отличие от западных дипломатов или журналистов, они вряд ли поверят в официальную причину его зарубежной поездки. Более чем вероятно, что одним из факторов рессентимента, приведшего к падению Хрущева, была его склонность организовывать увеселительные поездки за рубеж для своего семейства.

Основная ошибка социализма

Нежелание радикального левого автора каким-либо образом учитывать проблему зависти вполне понятно. Эта сфера должна быть табуирована, и он должен сделать все, что в его власти, чтобы подавить осознание зависти своими современниками. В противном случае он может потерять поддержку серьезно настроенных людей, которые, разделяя его взгляды по сентиментальным соображениям и даже соглашаясь с его основанными на абсолютизации вульгарной зависти требованиями в области политических мер и политической морали, в то же время осознают, насколько мало уважения вызывает зависть и насколько она неспособна открыто легитимизировать себя в большинстве западных обществ даже в наши дни.

Можно выразиться более кратко: в той степени, в какой речь идет об эксплуатации латентного чувства зависти к аутсайдеру среди избирателей, сторонников или даже среди всего населения (Гитлер рассчитывал на зависть немцев к «колониальным державам») с целью обеспечить поддержку завистников в достижении политической власти, использовать повсеместность зависти как свойства человека – рационально и политически эффективно. В этом отношении социалистические движения усвоили метод, который стал доступен им в ходе определенного этапа роста индустриализации. Зависть как таковая политически нейтральна. Ее можно в равной степени мобилизовать и против социалистического правительства, находящегося у власти на памяти ныне живущих, и против консервативного или либерального. Ключевая разница тем не менее состоит в следующем: несоциалистический политик всегда будет направлять зависть избирателя против конкретных эксцессов отдельных политиков, их расточительности, образа жизни, кумовства и т. п., но он не будет притворяться ни перед самим собой, ни перед своими сторонниками, будто, как только он получит власть, его целью станет общество, в котором все в итоге будут более или менее равны, а зависти больше не будет.

Нечестной является только эта, утопическая, часть социалистической программы. Прагматическая эксплуатация чувства зависти только для того, чтобы свергнуть какое-либо правительство, связана с социализмом не в большей степени, чем с любым другим политическим оттенком. Что действительно достойно сожаления в социалистической идеологии, так это стремление состряпать всю экономическую концепцию, всю программу на основании обязательства создать общество, лишенное зависти. Здесь марксистский социализм поставил себе задачу, которая неосуществима по определению. Поскольку социализм исходит из представления о том, что каждый человек обязательно лишает преимуществ любого другого человека с отличной от него судьбой, таким образом оживляя именно те представления примитивных народов, которые тормозят развитие, он гораздо менее способен приблизиться к обществу, относительно свободному от зависти, чем те общества, уничтожение которых является его заявленной целью.

Больше чем полвека назад Шелер обнаружил, до какой степени рессентимент и зависть необходимы некоторым политическим партиям, которые в качестве властных групп были бы выброшены из политики, если бы были устранены те проблемы, которые они критикуют.

«Чем в большей степени длительное социальное давление ощущается как предопределенное, тем менее оно способно и обязано высвобождать силы для осуществления каких-либо практических изменений этих условий и тем больше оно выражается в лишенной позитивных целей критике. Характерной чертой этой особой формы «критики», которую можно обозначить как «рессентиментальную критику», является то, что никакое улучшение обстоятельств, считающихся нежелательными, не принесет никакого удовлетворения, как происходит в случае конструктивной критики, но наоборот, вызовет неудовлетворение, поскольку оно прерывает возрастающее удовольствие, проистекающее из деструктивной критики и осуждения. Аксиома, относящаяся более чем к одной из наших современных политических партий [это было написано в 1912 г.], состоит в том, что ничто не рассердило бы их больше, чем исполнение части их политических требований, и ничто не превратило бы в злобу их достоинство «фундаментальной оппозиции» так, как адресованное кому-либо из них предложение принять активное участие в государственных делах. Особенность «рессентиментальной критики» в том, что она не «стремится» на самом деле к тому, о чем она заявляет; не удовлетворяясь тем, что критикует любые меры, направленные на исправление вреда,