Другая сестра Беннет - Дженис Хэдлоу

своими юными кузинами за роялем, отбивая для них такт и поправляя положение их пальцев. Поначалу и она, и девочки держались скованно, но, поскольку обе племянницы были жизнерадостными и дружелюбными созданиями, о сдержанности они вскоре забыли. К третьему занятию они с видимым удовольствием уже болтали без умолку. Вопреки своим ожиданиям, Мэри тоже наслаждалась уроками, особенно когда ее ученицы начали демонстрировать заметные улучшения в игре. Возможно, леди Кэтрин была права и из нее все-таки вышла бы хорошая гувернантка?

Мэри даже стала с нетерпением ждать семейных обедов. Все это сильно отличалось от тех испытаний, которые ей пришлось пережить в Лонгборне – за столом мистера Гардинера не было ни насмешек, ни презрения. Он любил, чтобы еда доставляла ему такое же удовольствие, как и все остальное в этой жизни. Чем лучше Мэри узнавала дядю, тем труднее ей было поверить, что он был братом ее матери. Он был так благоразумен, так благороден и так любезен, что невозможно было даже заподозрить такое их близкое родство. Нисколько не гнушаясь, он часто играл на ковре со своими детьми, держа их на руках и взъерошивая им волосы. Те не боялись его и болтали в его присутствии без малейшего стеснения. Однажды вечером, когда мистер Гардинер стряхнул со своих колен шумных мальчишек и попытался покончить с ужином, он поймал на себе взгляд Мэри.

– Этих сорванцов слышно отовсюду.

– Тем лучше для них, как по мне. Они всегда выглядят такими счастливыми!

– Надеюсь, что так. Терпеть не могу, когда на детей оказывают давление и заставляют молчать, постоянно делая замечания. Я думаю, дом должен быть приятным и веселым местом. Что скажешь, Джордж? Эдвард, каково твое мнение?

Мальчишки просто кивнули в знак согласия. Их мысли уже были заняты другой игрой. Мэри подняла глаза и увидела, что миссис Гардинер смотрит поверх свечей на мужа и сыновей. Мистер Гардинер поймал взгляд жены и улыбнулся в ответ. Это было одно мгновение, но Мэри показалось, что оно заключило в себе всю глубину их чувств друг к другу. Странно, подумала она, но взаимная привязанность Гардинеров не заставляла ее ощущать себя более одинокой – как в Пемберли, где страсть между супругами Дарси заставляла ее мучительно сознавать свою отчужденность. На Грейсчерч-стрит удовольствие, которое ее дядя и тетя получали друг от друга, было в радость всем окружающим. Мэри не сомневалась, что ее племянники и племянницы чувствовали это, и им шло это на пользу. Она даже сама начала ощущать на себе это влияние.

Мало-помалу ее застывшие чувства начали оттаивать, и когда это произошло, Мэри начала осматриваться вокруг, желая узнать больше о том, что лежало за стенами дома Гардинеров. Первое время она довольствовалась короткими прогулками до конца улицы, но вскоре ей захотелось пойти подальше. Городские толпы больше не пугали ее, как когда-то, и вскоре Мэри решила, что готова отважиться на более длительные путешествия. Миссис Гардинер не соглашалась позволить этого до тех пор, пока они не исходят улицы вдоль и поперек – достаточно для уверенности, что Мэри хорошо разбирается в сложной географии города, чтобы девушку можно было отпускать одну. В конце концов тетушка дала свое позволение, но лишь после того, как Мэри поклялась следовать всем ее советам.

– Не уходи слишком далеко, ни с кем не разговаривай, а если тебе неловко, найди приличную женщину и попроси ее защиты.

Эти слова звенели у Мэри в ушах, когда постепенно она знакомилась со всеми самыми интересными улицами в округе. Вскоре у нее вошло в привычку надевать шляпу и ходить пешком от Грейсчерч-стрит до Чипсайда и дальше, не имея иной цели, кроме как наслаждаться атмосферой каждого нового места, которое она для себя открывала. Мэри никогда бы не поверила, что ей могло доставить такое удовольствие затеряться в городской толпе. Была в этом свобода, заключила она, быть одной из многих – знать, что ты никогда больше не увидишь людей, которые проходят мимо тебя так близко, равнодушно не поднимая глаз. Она могла быть кем угодно – никто не знал, откуда она и из какой семьи. Лондон был полной противоположностью Меритону, где любое имя и история были общеизвестны, а твое прошлое всегда определяло тебя. Здесь же это не волновало никого, и эта мысль вызвала у Мэри легкий приступ страха, но в то же время и возбуждения.

– 49 –

Однажды весенним днем, когда Мэри вернулась с прогулки, миссис Гардинер позвала ее в гостиную. Войдя, Мэри обнаружила, что тетя сидит на диване с озабоченным видом. Это было необычно, потому что тетушка редко бывала расстроена, и, сев напротив нее, Мэри начала опасаться, что миссис Гардинер должна сообщить ей какую-то дурную весть. Они немного поболтали о том, что видела Мэри во время своей прогулки, но в конце концов миссис Гардинер заговорила о том, что, очевидно, и было изначальной целью их разговора.

– С тех пор как ты присоединилась к нам, мы жили очень тихо, но вскоре все изменится. С приближением весны мы всегда становимся более общительными. У нас есть обычай устраивать скромные обеды и другие небольшие развлечения – простые встречи друзей и родственников, обществом которых мы наслаждаемся.

Сердце Мэри забилось быстрее. Теперь она была уверена, что сейчас будет сказано что-то непростое. Возможно, если бы она могла вообразить, что это могло быть, если бы она заговорила первой, то смогла бы избавить тетю от неловкой необходимости самой поднимать щекотливую тему.

– Ничего экстравагантного, все очень по-домашнему, – продолжала миссис Гардинер. – Но в доме будет гораздо больше светской жизни, чем ты привыкла.

– Надеюсь, вы не сочтете себя обязанными приглашать меня на эти встречи, – быстро сказала Мэри. – Я буду счастлива остаться наверху с детьми. У меня есть книги – я буду вполне довольна, уверяю вас.

Миссис Гардинер посмотрела на нее с неподдельным удивлением.

– Неужели ты думаешь, – спросила она, – что мы устроим приятный ужин для семьи и друзей и отправим тебя в изгнание наверх?

– Я бы поняла, если бы вы так поступили, – ответила Мэри. – Боюсь, я не слишком блистательна на подобных ужинах.

– Возможно, это больше говорит о тех ужинах, на которых ты до сих пор присутствовала, чем о самой тебе, – заявила миссис Гардинер. – И вообще, в нашем доме никто не обязан блистать. И это, как я нахожу, делает гораздо более вероятной такую возможность. Так, я надеюсь, ты присоедишься к нам?

Мэри понимала: сейчас не время признаваться, что перспектива ужина с лондонскими обитателями наполняла ее дурными предчувствиями, но все же поколебалась.

– Ну же, Мэри, сделай мне одолжение. Тебе может это понравиться.

Миссис Гардинер не выразила ни намека на то, что считала свою племянницу обязанной согласиться на предложение, но тем