Лучше умереть! - Ксавье Монтепен

Оставшись наедине с Мэри, Поль Арман вдруг сказал:

— А знаешь, она ведь и вправду очень хорошенькая!

Мэри почувствовала, как на глаза набегают слезы.

— Ты так считаешь? — горестно прошептала она. — Значит, теперь ты наконец понял, что Люсьен очень даже может ее любить?

— Я прекрасно понимаю, почему он влюбился в нее, но такого рода увлечения, как правило, недолговечны. Это как пучок сухой соломы: мгновенно вспыхивает и тут же сгорает дотла… Я тут получил от Люсьена письмо, — добавил миллионер.

— Он что-то пишет обо мне?

— О тебе он упоминает во всех своих письмах, и ты, наверное, понимаешь, что он не делал бы этого, будь ты ему безразлична.

— Ты все время так говоришь, но мне бы хотелось услышать эти слова от него самого.

— Он еще скажет тебе их, девочка моя.

Мэри опустила голову. Тяжелый вздох вырвался из ее больной груди. Миллионер продолжал:

— Ты говорила, что у Люси нет ни отца, ни матери; откуда тебе это известно?

— От нее самой. Просто мне как-то захотелось узнать о ней побольше, вот я и принялась расспрашивать…

— И выросла она в приюте?

— Это точно. Фигурировала в тамошних списках под номером 9. Но, папа, я ведь уже рассказывала тебе. все…

— Может быть. Но я уже забыл… И она так и не знает, кто отдал ее в приют?

— Не знает! Но почему тебя все это интересует?

— Потому что я хочу лишний раз убедиться в том, что вряд ли Люсьен Лабру может всерьез увлечься выросшей в приюте девицей, у которой и фамилии даже нет…

Поль Арман встал.

— До встречи, радость моя! — сказал он. — Поеду на завод, у меня там важные дела…

Поль Арман принялся расспрашивать ночь о детстве Люси потому, что в тот самый момент, когда он осознал поразительное сходство мастерицы с Жанной Фортье, в голове у него возникла одна мысль, и теперь она не давала ему покоя. Кое-какими сведениями он уже располагал. Оставалось лишь немедленно встретиться с Овидом Соливо и сообщить ему, что ничего у них не вышло: «убитая» чувствует себя не так уж плохо.

Вместо того чтобы воспользоваться одним из своих экипажей, миллионер нанял фиакр и приказал ехать на улицу Клиши. Соливо дома не оказалось.

Поль Арман достал из кармана блокнот и написал:

«Если вернешься раньше пяти часов, приезжай в Курбвуа, и как можно скорее. Если вернешься после шести, то в десять вечера я буду ждать тебя на площади Оперы, в кафе «Де Ля Пэ». Дело очень срочное».

Он вырвал листок из блокнота и бросил его в почтовый ящик на дверях Овида. Затем приказал ехать на завод.

Вернувшись домой, Овид обнаружил записку «братца». Страшно заинтригованный и слегка обеспокоенный, он отправился в Курбвуа. Инженер принял его тотчас же. Лицо Армана было мрачно.

— Ну и личико у тебя! — воскликнул дижонец. — Ты получил известие о смерти лучшего друга?

— Ни о каких смертях и речи нет! Люси — жива-здорова!

— Люси жива!… — побледнев, произнес Соливо. — Но как же это… Рука у меня сильная, и нож вошел прямо в сердце… Тебя кто-то обманул…

— Я видел ее.

— Ты видел Люси, и она жива?

— Да, видел… и разговаривал с ней — в своем собственном доме, на улице Мурильо. Твой нож, наткнувшись на планку корсета, лишь слегка поцарапал ее, так что через несколько дней она была уже на ногах. И опять, как и прежде, работает… И опять — даже больше, чем прежде, — спутывает мои планы.

— Проклятие!… — сказал Овид, сжимая кулаки. — Ну что за невезение! Она, конечно же, видела меня. И теперь может опознать!

— Успокойся! Было очень темно, и в преступлении подозревают одного из тех бродяг, что наводнили сейчас парижские пригороды.

— В таком случае можно все начать сначала и довести дело до конца.

— А вот этого делать совсем не стоит! Вторая такая же попытка непременно вызовет подозрение, что нам как раз и не нужно.

— Значит, ты решил выйти из игры?

— Как я могу выйти из игры, когда на карту поставлена жизнь моей дочери? Да ни за что!

— У тебя есть какой-то другой план?

Поль Арман протянул листок бумаги: Соливо с любопытством прочитал:

«В 1861 или 1862 году Люси была помещена в парижский приют, в списках которого фигурирует под номером 9».

— Ну и что?

— Нужно узнать, кто отдал в приют этого ребенка.

— Совсем ничего не понимаю; по-моему, ты просто спятил! Ну какое тебе дело до того, кто запихал эту соплячку в приют? Ну что нам это даст? Во-первых, с нами никто и разговаривать не станет, если мы не опишем, в чем был младенец и какие при нем находились вещи, — у них же все в специальном регистре записано.

— Значит, нужно раздобыть регистр.

— Как, позвольте узнать? Пойти в приют и спереть его оттуда?

— Мне любой ценой необходимо удостовериться, что я не ошибаюсь.

— Не ошибаешься в чем?

— В том, Люси — дочь Жанны Фортье.

— А с чего ты это взял?

— Во-первых, ее имя. Дочь Жанны Фортье звали Люси.

— Так чуть ли не каждую вторую девицу зовут.

— Во-вторых, ее возраст.

— Опять же чуть ли не все Люси имеют тот же возраст.

— И, наконец, ее лицо… Она и Жанна похожи, как две капли воды…

— Ах вот как!… Это уже кое-что да значит… если, конечно, тебе не мерещится.

— Я очень хорошо помню все, что было в прошлом.

— Подобное сходство действительно о многом говорит… во всяком случае, наводит на мысли.

— Люси попала в приют где-то в 1861 или 1862 году. Кормилица, не получая больше денег, конечно же, заявила сначала местным властям, а затем отвезла младенца в Париж и сдала его органам государственного призрения.

— Все это весьма и весьма логично, но я так и не понял: нам-то какое до этого дело?…

— Пойми же наконец: если Люси и в самом деле дочь Жанны Фортье, и этот факт будет убедительно доказан, то она уже не просто Люси, а дочь воровки, поджигательницы и убийцы, причем не просто убийцы, а убийцы Жюля Лабру — а значит, Люсьен в ужасе прогонит ее прочь!

— Великолепно! Браво! Теперь мне все ясно. Здорово ты придумал.

— Тогда принимайся за дело.

— Да, но как? В приюте нам никаких справок не дадут… Значит, нужно начать с чего-то другого. Тебе известна фамилия кормилицы, которой Жанна отдала дочь?

— Нет.

— А где она хотя бы жила?

— В Жуаньи.

— Прекрасно! Значит, друг мой, с Жуаньи и нужно начинать. Я всегда готов оказать тебе услугу, так что я этим и займусь… Завтра же утром туда поеду.

— Деньги тебе нужны?

— Ты еще спрашиваешь! Эпопея с Амандой меня разорила дотла.

Овид бесстыдно лгал, стремясь пополнить свою кубышку. Лже-Арман выдвинул ящик стола, достал пачку денег и протянул Соливо.

— Большое спасибо! — произнес Овид, взял деньги и, не считая, сунул в карман. — Завтра же ранним утром покачу в Жуаньи.

Как только отец уехал, Мэри приказала запрячь карету. Ей вдруг захотелось прогуляться, выбраться на волю, как-нибудь развлечься, и она решила нанести визит художнику Этьену Кастелю.

Тот искренне обрадовался госпоже Арман, хотя к его радости примешивалась глубокая жалость — девушка очень изменилась и выглядела совсем больной.

— Вы, сударыня, конечно же, приехали отругать меня за то, что я не присмотрел ничего нового для вашей галереи…

— Успокойтесь, Я здесь вовсе не для этого. Просто хочу вас попросить об одной услуге. Дело в том, что каждый год я что-нибудь дарю отцу на день рождения… день рождения у него через два месяца. Ну как — уже догадались?

— Думаю, да. В этом году вы хотите подарить господину Арману свой портрет. Так?

— Совершенно верно; и очень надеюсь, что вы согласитесь помочь мне.

— Разумеется! Причем с удовольствием… Вы желаете портрет в полный рост?

— Да, если это вас устроит…

— А каких размеров?

— В этом я полагаюсь на ваш вкус.

— Такой размер вам подойдет? — сиросил Этьен, подходя к картине, над которой как раз работал; на ней был изображен арест Жанны в доме священника.

Несколько секунд Мэри, словно завороженная, всматривалась в картину. Потом вдруг вздрогнула.

— О, до чего же странно: такое ощущение, будто лицо этой женщины, окруженной жандармами, мне знакомо.

— Она напоминает вам кого-то из ваших знакомых?

— Да, и сходство просто поразительное.

— Ваша знакомая уже немолода?

— Наоборот, очень молода. Ей двадцать один, самое большее — двадцать два года. Она моя портниха, работает у госпожи Огюстин.

— И как ее зовут?

— Люси… А вы что, знакомы с ней?

— Нет, по-моему, не знаком. А где она живет?

— Набережная Бурбонов, 9.

— Определенно я ее не знаю.

При этом Этьен подумал: «Та девушка, которую любит Люсьен Лабру, тоже живет на набережной Бурбонов и зовут ее Люси…»

Вслух же он произнес:

— Подобные совпадения нередко случаются. Значит, вас устроит портрет таких размеров?

— Да, пожалуйста! И когда мы начнем?

— Послезавтра, если пожелаете…