Удача колес (Колеса удачи) - Робин Хобб

Мы просто остановим кровотечение из его бедра, а потом он вернется… с разрешения герцога.

Должно быть, это был кивок или какой-то другой знак, потому что Уиллоу опустилась рядом с ним на колени и прижала к его бедру плоский бинт. Это вызвало волну красной боли, прокатившуюся по его телу, и темнота стала на два оттенка чернее.

— Возьми то, что я тебе даю. Жуй, но не глотай. Прижми это к щеке, — она нащупала его здоровую руку, и ему пришлось отпустить руку с мечом, чтобы взять то, что она ему дала. Он почувствовал, как его собственная рука упала и безжизненно ударилась о него. Он получил что-то похожее на свернутый цилиндр из листьев, засунул их в рот и надкусил. Его рот наполнился едкостью, и тело отреагировало волной слюны. Он с трудом сглотнул и поместил пакетик с травами между щекой и деснами. Его глаза внезапно увлажнились, и зрение прояснилось. Он посмотрел вниз и увидел Уиллоу, все еще стоящую на коленях рядом с ним. Ткань, которую она прижимала к его бедру, была пропитана кровью.

— Пырнули ножом в задницу. Как унизительно, — травы за щекой заставили его бормотать.

— Полагаю, Блюму будет хуже, — холодно ответила она.

— Если бы он дрался достойно, мне не пришлось бы этого делать. Ни тому, другому. Они превратили твой заговор в кровавый фарс.

— Но ты бы все равно это сделал.

— Вероятно. За Ки.

Она с любопытством посмотрела на него.

— Как ты узнал?

— Я просто знал.

Она снова сложила подушечку, приложила свежее место к глубокой ране на его бедре. Кровотечение замедлялось.

— Это была не моя идея, — медленно произнесла она. — Я действительно хотела отпустить ее живой. Но когда я вошла туда с едой, ее… не было. Это сделал кто-то другой, Вандиен. Клянусь. Они были единственными, кто знал, где она была. Я… Мне жаль. Я знаю, что она значила для тебя.

— Нет, ты не знаешь, — он отодвинулся от нее, не в силах больше выносить ее прикосновений. Ее ложь слишком отчетливо прозвучала в его ушах. Он вспомнил ее проклятие, когда умер Келлич: “Пусть ты познаешь такую же потерю, как моя”. Он почувствовал ставшее уже знакомым покалывание в руке, согнул пальцы, повернул запястье. Волна эйфории и невероятной энергии захлестнула его, и он почувствовал, как участилось сердцебиение. Он глубоко вздохнул, почувствовав, что в голове прояснилось еще больше. Он расправил плечи, не чувствуя ничего, кроме тяжести от фехтования весь день. Его настроение поднялось, и он почувствовал себя сильным, умелым и высокомерным. Тоненький голосок внутри него внезапно задался вопросом, были ли это его истинные чувства, или только эффект Противозлобника. Он отбросил этот вопрос в сторону и вместо этого спросил Уиллоу: — Сколько мне еще осталось?

Она медленно поднялась на ноги. Она не спросила, что он имел в виду.

— Я не знаю. Это зависит от слишком многих вещей. И ты принял столько Противозлобника, что это все меняет…

— А как ты думаешь?

Она отвела от него взгляд.

— Поздно вечером. Завтра рано утром.

— Но до завтрашнего полудня?

Она натянуто кивнула.

— Прости. Если бы мне пришлось все начинать сначала, я бы не стала.

Он пожал плечами, поморщился от боли в бедре. Черт, это будет больно. Но ненадолго.

— Ты все равно убьешь герцога для нас? — он не мог сказать, умоляет ли она его сделать это или хочет знать, почему он это делает. Он осторожно пожал плечами.

— Почему нет? У меня больше ничего не запланировано на оставшуюся часть моей жизни. С таким же успехом можно заняться делом.

Он отвернулся от нее прежде, чем она успела сказать что-нибудь еще. Когда она покидала гумно, он с удивлением заметил, что красные пояса заканчивают все схватки, убирая с площадки всех соперников. Принял ли герцог уже свое решение? Он поднял глаза и обнаружил, что мужчина наблюдает за ним. Несколько мгновений они молча рассматривали друг друга. Вандиен чувствовал, что его оценивают, и держался стойко под пристальным взглядом герцога. Затем, едва заметным кивком головы, герцог указал на другого человека, спокойно стоявшего на другом конце площадки. Когда они начали долгий путь навстречу друг другу, Вандиен смерил его взглядом.

Фаррик. Зрелый. У него есть веская причина для желания этого боя, но он не наполнен гневом или идеологической страстью. Хладнокровный человек, консервативный человек. Прекрасное равновесие. Опасный человек. На мгновение Вандиен попытался стать своим противником. Чего он хотел? Не победы, не встречи с мечом герцога. Будет ли он небрежно фехтовать в этом поединке, намеренно проигрывая Вандиену? Маловероятно, после того, как он видел, как Вандиен убивал и калечил сегодня. Нет, Фаррик по-прежнему должен драться изо всех сил, если он хочет выйти из этого боя невредимым. Он должен драться изо всех сил и при этом не пытаться победить. На мгновение Вандиен задумался над дилеммой этого человека, представил, что бы он сделал на месте Фаррика. И что он думает обо мне? Вандиен размышлял. Вероятно, судит по тому, что он видел до сих пор. Я дрался, как драчун из таверны, против этих отбракованных из школы фехтования “Руби и руби”. Итак, Фаррик ожидал дикой агрессии и грубых атак. Вандиен позволил себе слегка улыбнуться. Но Фаррик не знал, что Вандиен уже был при смерти. Фаррик не ожидал, что Вандиен будет бороться за победу. Так что Фаррика может ждать небольшой сюрприз.

Они отсалютовали герцогу, а затем друг другу. Над толпой воцарилась тишина. Никто не сомневался, что этот поединок решит исход; для одного кошелек, для другого медальон смерти. Они заняли позицию, и красный пояс мягко сказал:

— Начинайте.

Они двигались с грацией танцоров, испытывая друг друга, и Вандиен увидел, как глаза Фаррика на мгновение расширились, когда он заново оценил его. И Вандиену тоже пришлось провести некоторую переоценку этого человека. Невероятно, почти невозможно, но этот человек сражался в классическом харперийском стиле, и где-то, когда-то, он получил наставления от мастера. На мгновение комната заколебалась вокруг Вандиена, и он снова стал тощим юношей с тем же клинком в руке, а Фол отбрасывал его назад, его тренировочная рапира отбивала чистые тик-так, тик-так удары по защищающейся рапире Вандиена. Никакого визга распиливаемого металла, никаких диких парирований, ни на градус движения больше, чем было необходимо в запястье или локте. Вандиен поймал себя на том, что улыбается, откликаясь на это воспоминание, и