Обитель любви - Жаклин Брискин

В дверях спальни показался Три-Вэ. Он уперся руками о косяк.

— Что ты с ней сделал? — еле слышно проговорил он. — Она не хотела!

«Значит, она сказала мне правду», — подумал Бад. Он вынул из шкатулки перстень с небольшим, чистой воды зеленым изумрудом и швырнул его на ковер.

Он сказал:

— Убирайся из моего дома, поганый сукин сын!

— Я уйду после того, как узнаю, что ты с ней сделал.

— Что я с ней сделал? Это интересный вопрос, учитывая то, что задаешь его мне ты! Что ты с ней сделал, а?! Твоя жена задала мне несколько простых вопросов, которые я повторил Амелии. Странная штука! Вроде бы простой вопрос, а не знаешь, какая змея из-под него может выползти! Я выслушал ее. О, будь спокоен, я был терпелив! А когда она закончила, братец мой, я сказал, что приму твоего ублюдка! — Голос Бада сорвался на хрип. — Я сказал, что возьму его под свое крылышко, но предупредил, что он всегда будет для меня ублюдком!

— Ты сказал ей это?!

— А что, мне надо было послать ей поздравительную открытку?! — язвительно проговорил Бад. Но в глазах его не было усмешки. — Прошу прощения. Я сейчас сяду за стул и напишу не откладывая.

— Я всегда любил ее! Ты знаешь! Ты меня отговаривал, говорил, что она еще совсем ребенок, что она слишком молода для меня. А потом взял и женился на ней сам. Она была такая милая, такая...

— Я знаю, какая она была. Все-таки мы прожили в браке почти семь лет. Эту мелочь вы оба упустили из виду.

— Я же сказал, что она не хотела. Я напился. Господи, как же ты мог сказать Амелии... Амелии!.. Что ее ребенок — ублюдок?!

— Это твой ребенок, так что я сказал это очень просто.

— И ты полагал, что после этого она останется с тобой?! Боже, неужели ты такой толстокожий?! Ты же не мог не знать, что она не допустит, чтобы ее ребенок жил под одной крышей с человеком, который так его обозвал! Она слишком благородна, чтобы подвергать ребенка таким страданиям. Не только своего ребенка, любого! Теперь-то ты понимаешь, как много для нее значит семья?!

— Наша маленькая святая, наша хранительница семейного очага сбежала из дома, не оставив мужу даже записки!

— А какой записки ты от нее ждал?!

— Сообщила бы по крайней мере о своем местонахождении.

Три-Вэ провел руками по влажному лбу.

— У нее был такой неважный вид. Беременность! А тут еще это. Ты убил ее!

— По крайней мере, когда забирала лучшие драгоценности, купленные мной для нее, она была еще жива.

— Значит, по-твоему, женщины только для того и существуют, чтобы им что-то покупать?!

Бад оглянулся на шкатулку с надписью: «Миссис Ван Влит Младшая». Он потратил два дня в Париже на то, чтобы найти подарок, который понравился бы прежде всего ей, а не ему. Он сказал:

— Между прочим, этот гарнитур обошелся мне недешево.

Три-Вэ издал какой-то утробный рычащий звук и весь напрягся. Верхняя часть лица, не заросшая бородой, пошла пятнами. В следующую секунду он бросился на Бада.

Братья никогда не дрались между собой. Разница в годах полностью исключала обычные семейные потасовки. Бад всегда защищал Три-Вэ, и поэтому тот не знал, что такое жестокость старшего брата. Он всегда приходил Три-Вэ на помощь. А если поддразнивал его, то добродушно. Любовь Бада к младшему брату была беспечной и открытой.

Но теперь у него были все основания его ненавидеть.

Три-Вэ стиснул Бада в удушающей медвежьей хватке и едва не вышиб из него дух. Он был почти на целую голову выше, шире, тяжелее. Не такой мускулистый, как Бад, но и его мышцы закалились от долгой работы лопатой и киркой. Обычно мягкие, его карие глаза сейчас излучали бешенство.

Бад был застигнут врасплох и, падая, толкнул туалетный столик. Тонконогий французский столик полетел на пол, зеркало треснуло. Этот шум отвлек Три-Вэ, и он на секунду ослабил схватку. Сделав четкий боксерский маневр ногами, Бад восстановил равновесие. По природе он был гораздо более жестким человеком, чем Три-Вэ. Он дрался в школе, на нефтяных разработках, не раз дрался в барах, прокладывая себе дорогу в жизни кулаками. Он замахнулся, но Три-Вэ тут же заехал ему кулаком в нос. Бад решил ударить Три-Вэ правой в заросшую бородой челюсть, а левой в живот. Три-Вэ поднял руки, чтобы вновь зажать брата в своей стальной хватке. На этот раз Бад был настороже. Он уклонился, сделал ложный маневр корпусом и потом нанес два удара Три-Вэ по почкам. Он хотел уничтожить брата именно в этой комнате, из которой ушла его жена, его любовь, прихватив драгоценности и всю его душу.

Три-Вэ в драке глушил свою боль и чувство вины. Бад пытался подавить горечь утраты, величину которой еще не мог осознать. Три-Вэ сжимал брата так, словно хотел вышибить из него весь дух. Бад разил насмерть.

На пол полетели изящные стулья на тонких ножках. С одного из окон была сорвана австрийская штора. Треснуло стекло.

— Она не вернется! — тяжело дыша, хрипел Три-Вэ. — Ты ее больше никогда не увидишь! Теперь мы равны! Ты тоже никогда больше не обнимешь ее, не услышишь ее голоса!

Бад не хотел бить коленом, но оно само поднялось и ударило Три-Вэ в пах, туда, где крылась причина его горя. При этом Бад испытал чувство горького облегчения. Три-Вэ взвыл. Хватка его ослабела, он согнулся пополам и придавил спиной тряпичную куклу, лежавшую на полу у комода.

Наступила тишина. Слышалось только шумное дыхание обоих братьев.

Бад пошел в ванную, наклонился и подставил свое помятое, окровавленное лицо под кран с водой. Грязный пиджак разъехался между лопатками. Выпрямившись, он взял полотенце, осторожно утерся, потом смочил его под краном и, не выжимая, унес в разгромленную спальню. Три-Вэ лежал, привалившись к шкафу, и стонал. Бад швырнул ему полотенце.

Три-Вэ прижал влажную ткань к лицу и стал медленно возвращаться к жизни. Боль волнами прокатывалась по всему телу, и он пока был глух ко всему, кроме своих ощущений. Глаза у него были закрыты, он часто дышал, пытаясь унять боль в ноющих мышцах. Потом вдруг услышал судорожные рыдания.

Бад стоял на коленях у постели и плакал. Три-Вэ никогда еще не видел рыдающего мужчину. И меньше всего он ожидал увидеть плачущим своего сильного, язвительного брата.

— Бад... я... не надо! Прошу тебя, не надо!

Бад обратил к нему залитое слезами избитое лицо.

— В следующий раз я тебя убью, — хрипло проговорил он. — Я больше не желаю тебя видеть! Я больше не желаю видеть твою жену! Я больше не желаю видеть твоего ребенка! И других детей, которых ты, возможно, еще наплодишь с моей женой!

— Она любит тебя! Очень любит! Она мне сказала это.

— Я почтой вышлю чек на сумму твоего пая в «Паловерде ойл».