Обитель любви - Жаклин Брискин

Он открыл дверь в гостиную, и музыка оборвалась. Амелия удивленно посмотрела на мужа.

— Я не слышала, как ты вошел, — сказала она.

— Три-Вэ уже ушел?

— Почти полчаса назад, — сказала она. — А как же Санта-Паула, Бад?

— Значит, он все-таки был здесь!

— Он принес наброски какого-то двигателя, работающего на нефти. Сказал, что вы с ним обсуждали эту тему. — Она опустила крышку пианино.

Бада очень угнетало то, что он не мог разделить многие ее увлечения: музыку, книги и поэзию, которые она любила. Три-Вэ все это было доступно. А что еще ему оказалось доступно? Бад сунул кулаки в карманы брюк. «Да что это со мной? Я уже приговорил ее. С чего это вдруг я сразу поверил в донос толстухи горничной на самого благородного человека в мире?»

— Юта заходила в офис, — проговорил он. — От Санта-Аны она повредилась в уме. — Он покачал головой. — Амелия, милая, она просто отвратительная женщина! Завидует тебе и всему, что у тебя есть.

Говоря это, он оглядывал комнату. В представлении Бада гостиная должна быть обставлена непременно мебелью с обивкой из темного бархата и темной парчи, а эта комната была вся в голубых и белых тонах, на стенах висели яркие пейзажи, такие комнаты он видел на юге Франции. Светлая и воздушная, она подходила Амелии, и дом ей подходил. Следов его пребывания в доме не ощущалось. А были ли они вообще в чем-нибудь? Что их связывает?

Амелия поднялась из-за пианино.

— Что сказала Юта?

— Это было так отвратительно... Боже!

— Ты не поехал в Санта-Паулу. Значит, для тебя важно то, что она сказала.

— Нет, клянусь.

— Тогда почему ты здесь, Бад? — дрожащим голосом спросила Амелия.

— Скажи мне, что я не должен ей верить! Это просто немыслимо... Ты и Три-Вэ?!.

Амелия судорожно вздохнула. Расправив плечи, она медленно подошла к окну и уставилась на растрепанные ветром кусты.

— Дорогая, я знаю, что ты говорила с ним о книгах и музыке... О тех вещах, в которых я ничего не понимаю...

— Не смей никогда думать, что у меня есть кто-то, кто мне дороже тебя, — зло проговорила она. — Бад, как ты мог поверить?!

— Значит, она солгала?

Сильный порыв ветра налетел на кусты. Окно было открыто, и в комнату ворвалась струя горячего воздуха, разметав ноты на пианино.

Амелия повернулась к мужу лицом.

— В ночь фанданго... — тихо, но отчетливо сказала она. — В ночь фанданго Три-Вэ вообразил, что он неудачник. Он рыл свой колодец и думал, что все над ним смеются. А праздник он назвал пародией на прошлое. Настроение у него было подавленное. Он ощущал свою полную беспомощность.

— Я его знаю, не забывай. Он мой брат. — Он бессознательно содрогнулся. «Спокойно, — приказал он себе мысленно. — Спокойно. Судить пока рано. Выслушай ее». Ему вдруг вспомнилась Роза и его умерщвленный ребенок. Вспомнился он сам, валяющийся ночью на влажной от росы траве за салуном в Ньюхолле, где его рвало от горя и ярости. Он поднял глаза на жену. — Продолжай, — сказал он.

— Он слишком много выпил. Вышел на улицу. Я пошла за ним. Он... я...

У Бада мгновенно перехватило дыхание. Он услышал собственный шумный вдох.

— Значит, Юта честная женщина, — произнес он и сам удивился своему громкому язвительному тону. — Ты погуляла с братцем у меня за спиной.

— Я... Это было только один раз. Прошу тебя, Бад...

— Просишь меня? Ну конечно, о чем речь, дорогая?! Я счастлив, что у меня такая верная жена, хранительница домашнего очага!

— Он был сильно пьян. Он... Я не хотела.

— Три-Вэ изнасиловал тебя?! — Бад неестественно хохотнул. — Ты хочешь сказать, что Три-Вэ изнасиловал тебя?! Три-Вэ?! Боже! Лично мне кажется, что у него были бы с этим трудности даже в идеальных условиях! За кого ты меня принимаешь? Три-Вэ ее изнасиловал! Дорогая, достаточно того, что ты сказала мне вначале, зачем приукрашивать! Скажи просто, что ты переспала с моим братцем!

От изумления она открыла рот. Губы у нее задрожали. Раньше он никогда не позволял себе говорить в ее присутствии непристойности. И сейчас он был не уверен, что она поняла это слово.

— Я не должна была тебе этого говорить, — прошептала она.

— Но ты у меня шибко честная и не смогла утаить правды!

— Я думала, если ты узнаешь об этом, то что-нибудь с ним сделаешь.

— Дорогая, будь уж честной до конца. Не надо приплетать сюда еще свое знаменитое душевное благородство, хорошо? Ты переспала с ним. Отлично! На твоем месте всякая здравомыслящая женщина держала бы свой роток на замочке. Впрочем, чего это я так огорчаюсь! Тебе просто явно недостаточно моего глупого страстного петушка!

— Бад, прошу тебя, не говори со мной в таком тоне.

— Что мне теперь остается? Только заняться подсчетами. Когда был фанданго, я помню. И примерно знаю, когда ты должна разродиться, грязная потаскуха!

Лицо ее исказилось, словно от удара хлыстом. Она была в полнейшем замешательстве.

— Дорогая, раз уж ты решила играть в эти игры, тебе пришло время усвоить и соответствующий жаргон. Ты потаскуха! Знаешь, что это значит? Или мне нужно и это разжевать? А то, что у тебя в животе — ублюдок. Впрочем, это слово тебе уже известно благодаря подвигам твоего папаши!

Амелия так побледнела, что Бад даже подумал, что она сейчас потеряет сознание, и быстро подошел к ней. Он знал, что она так и не признала вторую семью своего отца.

— Ребенок... — еле слышно прошептала она. — Я почти уверена, что он от тебя.

— Будь спокойна, дорогая, своим я его никогда не назову!

Как только у него вылетели эти слова, он понял, что так и будет. С некоторыми вещами, считал он, примириться невозможно. И в доказательство он мог продемонстрировать множество своих «боевых шрамов». Ему тут же вспомнилась Роза и те слова, которые она визгливо выплеснула ему в лицо. Она не желала иметь от него ребенка. А потом были семь лет надежд и даже молитв с Амелией, радостное ликование последних месяцев, и теперь вот это...

Амелия поднесла кулачки ко все еще дрожащим губам.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Все очень просто. У тебя в животе — ублюдок, которым тебя наградил мой братец. Или, может, твои откровения еще не закончились? Как мне называть твоего ублюдка? Племянником? Или, может, просто ребенком какого-нибудь моего друга?

— Почему бы тебе не признать его своим?

— Шансы на это, конечно, есть. Почти семь лет как-никак. Но именно поэтому шансы невелики. Так что ты скажешь? Там был только Три-Вэ или кто-то еще?

Она подняла на него ледяной взгляд.

— Спасибо хоть, что блудила внутри нашей семьи. Все-таки Три-Вэ — брат родной. Кстати, ты проделывала это с ним тогда, еще девочкой?