Наездницы - Энтон Дисклофани

Я молчала. Я думала о маме, папе и брате. О Саси. О моем первом пони, который у меня был до Саси и который уже много лет как умер.

– Ты хоть иногда видишься с родными? – спросила я.

Он покачал головой.

– После смерти моего отца мы с Бет встречались в Филадельфии с моей матерью. Когда Сарабет была совсем крохотной. Но после этого – нет.

– Что ты сделал?

Наверное, у меня изменился голос, потому что он приподнялся, опираясь на локоть, и коснулся моей щеки.

– Теа, Теа. Я ничего не сделал. Родители хотели, чтобы я стал тем, кем я быть не мог. Я их очень разочаровал. На то, чтобы это понять, у меня ушли годы. Они тоже меня очень разочаровали. – Он смотрел на меня. – Теа, я не знаю, что ты сделала, но ты сюда приехала, чтобы твои родные могли обо всем забыть. Чтобы ты смогла все забыть. Чтобы, когда ты отсюда уедешь, то, что случилось, уже для тебя не существовало.

– Я разрушила свою семью.

– Я в этом сомневаюсь, – мягко произнес он. – Если твоя семья разрушилась, это произошло не из-за тебя.

– Они мне доверяли.

– Кто?

– Мои родители, брат.

– Возможно, твой брат тебе доверял. Но только не твои родители. Родители никогда не доверяют своим детям. Я не знаю, что там у вас произошло, и ты мне можешь об этом не рассказывать. Я долгое время считал, что стал позором для своей семьи. Но семья заинтересована в том, чтобы заставить ребенка в это поверить.

Он говорил тихо, но решительно. В Йонахлосси он вел только семинар для старших девочек по литературе. Возможно, именно таким тоном он разъяснял характеры персонажей книг своим ученицам. Казалось, для него очень важно, чтобы я поняла, что он имеет в виду.

Я кивнула, но промолчала.

– Ты действительно поняла? Тебе шестнадцать лет. И тебе кажется, что нет ничего важнее того, что думают о тебе твои близкие. Но это не так. Они защищают свои собственные интересы. Очень часто ребенок являет собой реальную угрозу этим интересам. Мне очень жаль, что я не знал этого раньше.

– Теперь ты это знаешь.

– Это вопрос? Знаю. Да, я это знаю. – Он помолчал. – У тебя есть брат, верно? Они и его куда-то отослали?

Но я понимала, что на самом деле это не вопрос.

– Еще у меня есть двоюродный брат, – произнесла я.

– И где он сейчас?

Я покачала головой.

– Я не знаю, – наконец сказала я.

За окнами смеркалось. Мистер Холмс поцеловал меня в лоб и прижал к себе.

– Итак, твой брат дома. Твой кузен неизвестно где. А ты здесь. Со мной. – Он провел пальцем по моим губам. – Теа, они от тебя отказались. Они отправили тебя сюда, а твоего брата оставили себе. – Я хотела возразить, но он покачал головой. – Не верь им, – тихо произнес он. – Никогда не верь тому, что о тебе говорят.

Я взяла его руку и положила ее себе между ног. Он вопросительно посмотрел на меня, но потом понял. Сначала его пальцы были холодными. Он знал, что ему нужно делать, лучше, чем Джорджи. Он знал, как опереться на локоть, чтобы смотреть на меня. Он медленно двигал пальцами, и я не смущалась, как раньше. Я могла смотреть на него.

– Теа, ты очень мокрая. И исключительная.

В его голосе было что-то неуловимое. Я пыталась понять, что это, но не могла.

– Быстрее, пожалуйста.

– Конечно.

Я коснулась своих грудей и закрыла глаза. Он умело и очень бережно вел меня по этому пути. Он не двигал рукой ни слишком быстро, ни слишком медленно. Я застонала. Я могла себе это позволить, потому что в доме никого не было. Я выгнулась под его рукой, и он ласково прижал меня к полу. Мои глаза были закрыты, но я все равно видела. Передо мной стремительно мелькали, сменяя друг друга, мама, брат, Саси, а затем Джорджи, Джорджи, Джорджи. И его рука исчезла. Все исчезло. Остались только яркие вспышки и лицо моего кузена.

Я открыла глаза и остановила его руку. Он внимательно смотрел на меня. Я прижала его голову к своей груди, и мы какое-то время так лежали, пока я не услышала звон колокола. Я попыталась задержать лицо Джорджи в памяти. Впервые за долгое время мысли о нем не причинили мне боли.

Итак, я знала, что это закончится, я знала, что миссис Холмс вернется. Уже был конец февраля. Она должна была вернуться к середине марта. Но я всегда умела не думать о том, чего не могла изменить. Мне казалось, что на меня смотрит Господь. Его поле зрения настолько сузилось, что не охватывало ничего, кроме примостившегося среди гор Йонахлосси. Я очень сильно чего-то хотела, потом я это получила и поэтому чувствовала себя все лучше и лучше.

Зима уходила. Сползала с гор подобно второй коже. Доуси убрала пуховые одеяла, всю зиму лежавшие в ногах наших кроватей. Из шкафов исчезли наши желтые и синие шарфы и свитера. Мы тоже оттаивали. Весенний воздух всех делал красивее, свежее, добрее.

Каждый день после ланча я заходила в Мастерс. Наши дни начали казаться мне годами. А еще мне казалось, что мы знаем друг друга уже много лет. Мистер Холмс один за другим снимал с Йонахлосси слои, недоступные пониманию Сисси. Она была одной из девочек и не могла знать того, что знал мистер Холмс. Он сказал мне, что им с миссис Холмс хорошо известно о пьянстве Джетти. Миссис Холмс давно отправила бы ее домой, если бы не Хенни, убедившая ее в том, что оставить Джетти в лагере – ее христианский долг. Он рассказал мне, что Йонахлосси оставляет себе Кинга в качестве оплаты за обучение Леоны, за которую уже больше года ничего не платили. Он рассказал мне, что дела у отца Кэтрин Хейз идут далеко не так хорошо, как думает Кэтрин, что за ее обучение заплатил дедушка, а ее дядя застрелился, чтобы избежать неминуемого ареста. Ему нравились девочки из Кентукки, потому что они ломались и манерничали меньше других. «А еще девочки из Флориды», – с улыбкой добавил он.

– Они мне тоже нравятся.

Я ушла с урока французского раньше, потому что плохо себя чувствовала. Меня беспокоил живот – болезненные спазмы, неприятный период месяца.

Доуси, стоя ко мне спиной, мыла пол. Она напевала какую-то песню без мелодии, но я была уверена, что она слышала, как я вошла. Я ожидала, что она обернется, чтобы поздороваться со мной, но она терла тряпкой по одному и тому же месту. Со спины она выглядела почти как одна из нас.

– Доуси?

Только тут она обернулась, но ничего не сказала.

– Я хочу ненадолго прилечь.

Я едва не спросила у нее, можно ли мне это сделать.

Она кивнула и стояла, глядя на меня, пока я снимала ботинки и на цыпочках кралась по мокрому полу. Она не предложила мне свою помощь. Теперь мои чулки были мокрыми. Я легла на спину и стянула их с ног. Стеганое одеяло под подошвами босых ног показалось мне необычным. Закрыв глаза, я притворилась спящей.

Вчера мистер Холмс был грустен. Он сказал, что я быстро забуду это место. Но я и представить себе такое не могла.