Тайна третьего апостола - Мишель Бенуа

81

В тот же вечер Моктар позвонил Льву Барионе, назначив ему встречу в баре. Они заказали по бокалу вина и остались стоять у стойки, разговаривая вполголоса, несмотря на окружающий шум, — посетителей было много.

— Послушай, Лев, это серьезно. Я только что передал Кальфо запись разговора Нила с Лиландом. Француз нашел-таки послание, оно было в ящике из-под коньяка, о котором тебе говорил митрополит Самуил. Монах его прочел и оставил на прежнем месте, в Ватикане.

— Хорошо, очень хорошо! Теперь надо пробраться туда, но деликатно.

— Теперь надо действовать, и без всякой деликатности. Этот пес утверждает, что там, в том письме, содержится доказательство… или, точнее, оно подтверждает его внутреннюю убежденность, будто бы Коран не был внушен Мухаммеду Аллахом. Что в самом начале Пророк был близок к назореям — еще в самом начале, до того как им в Медине овладел дух насилия. А это случилось, потому что он был ослеплен амбициями… Тебе известно, что это значит, ты с нами давно имеешь дело. Он преступил черту, на такое каждый мусульманин реагирует мгновенно. Он должен исчезнуть. И его сообщник тоже.

— Успокойся, Моктар. Ты получил на этот счет инструкции из Каира? А от Кальфо?

— Я не нуждаюсь в инструкциях Кальфо, в таких обстоятельствах сам Коран диктует правоверному, что он должен делать. Что до Кальфо, мне плевать на него. Это развратник. И мне безразличны проблемы христиан. Пусть улаживают их сами, пусть плетут интриги, мне их возня ни к чему. Я защищаю чистоту завета, ниспосланного Аллахом Мухаммеду. Каждый мусульманин готов пролить кровь за это, Аллах не терпит очернения. Я должен отстоять честь Аллаха.

Пианист знаком подозвал бармена, но разговора не прервал:

— И что ты задумал?

— Мне известно, куда они ходят, когда, какой дорогой. Вечером Нил возвращается в Сан-Джироламо пешком, затрачивая на это час времени. Он проходит по виа Салариа Антика, которая к ночи всегда пустеет. Американец сначала его недалеко провожает, потом возвращается, чтобы пройтись вокруг замка Сан-Анжело, он там мечтает при луне, а вокруг ни души. Ты со мной? Завтра вечером.

Лев вздохнул. Скороспелая, халтурная операция, в горячке гнева, вслепую. Когда Моктару ударяет в голову его фанатизм, он уже не способен рассуждать здраво. Бедуин садится на своего верблюда и мчится смывать оскорбление кровью. Выжидание — признак слабости, которая не признается законами пустыни. Тщеславие арабов, их неспособность владеть собой, когда речь заходит о вопросах чести, всегда позволяли Моссаду брать над ними верх. К тому же он вспомнил предписание Иерусалима, их посланец Ари сформулировал его вполне недвусмысленно: «И больше никаких прямых действий — это уже не для тебя».

— Завтра вечером у меня репетиция с оркестром перед последним концертом. Все знают, что я в Риме, и, если я не появлюсь там, этого не поймут. Я не могу разрушить свое прикрытие, Моктар. Извини.

— Справлюсь и без тебя, сперва одного, потом другого. Отец Нил — он как фарфоровая кукла, такой переломится от одного удара. Что до американца, его можно вовсе не трогать, достаточно напугать, он от страха и умрет. Можно даже рук не пачкать.

Когда они расстались, Лев направился в парк Монте Пинчо. Ему нужно было подумать.

Поздно вечером ректор срочно созвал собрание Двенадцати. Когда все расселись за длинным столом, он поднялся:

— Братья мои, сегодня мы снова собрались вокруг Учителя, как когда-то Двенадцать. Но сейчас мы здесь не для того, чтобы проводить его в Гефсиманский сад, а затем, чтобы устроить ему второй триумфальный приход в Иерусалим. Отец Нил смог отыскать единственный оставшийся экземпляр письма самозванца, называвшего себя тринадцатым апостолом. Оно просто-напросто находится в секретном фонде Ватикана — вместе с рукописями Мертвого моря, сброшенными туда на вечное хранение в 1948 году.

Собрание отозвалось невнятным, но одобрительным бормотанием.

— Что он с ним сделал, брат ректор?

— Оставил на прежнем месте, собираясь известить Святейшего Отца о его существовании и местонахождении.

Лица, хоть и прикрытые масками, заметно омрачились.

— Сделает он это или нет, неважно; Нил намерен известить папу через Бречинского. Но поляк находится под надежным контролем двенадцатого апостола — не так ли, брат?

Антонио безмолвно наклонил голову, подтверждая это.

— Как только Нил обратится со своим поручением к Бречинскому, а он наверняка сделает это уже завтра, мы начнем действовать. Поляк в наших руках, он приведет нас к письму. Еще два дня, братья, и оно займет подобающее ему место здесь, у нас, охраняемое как нашей верностью, так и этим распятием. Грядущие месяцы и годы благодаря ему принесут нам средства, нужные для исполнения нашей миссии: давить змей, жалящих стопы Христовы, заглушать голоса тех, кто противится Царству его. Мы должны восстановить былое величие христианства, чтобы Запад вновь обрел свое утраченное достоинство.

Выходя из зала, ректор, ни слова не говоря, вручил Антонио конверт, он вызывал его к себе в замок Сан-Анжело послезавтра утром. Чтобы дать отцу Нилу время поговорить с Бречинским.

А еще — чтобы освободить себя от всех забот для завтрашнего вечера с Соней, которого он очень ждал. Воистину ему повезло, она была наилучшим приобретением. Благодаря ей у него появятся новые силы, которые ему скоро понадобятся. Те внутренние силы, которые христианин получает, сливаясь с Христом, распятым на своем кресте.

Антонио сунул письмо в карман. Но, вместо того чтобы направиться в центр города, он кружным путем поспешил в Ватикан.

Кардинал-префект Конгрегации всегда допоздна засиживался в своем кабинете.

82

Рим потягивался, пробуждаясь в лучах восходящего солнца. Было все еще очень холодно, однако приближение Рождества не позволяло римлянам засиживаться по домам. Стоя у окна, Лиланд рассеянно смотрел, как оживает виа Аурелиа. Вчера Нил сказал ему, что решил немедленно вернуться во Францию, найдя послание, он исполнил посмертную волю отца Андрея.

— Только подумай, Ремби, этот клочок пустыни между Галилеей и Красным морем — место зарождения трех монотеистических религий планеты! Это там Моисею явилось видение неопалимой купины, там же свершилось Преображение Иисуса, Мухаммед родился и жил тоже там. Ну а я найду свою пустыню на берегу Луары.

Для Лиланда отъезд Нила вдруг безжалостно осветил всю пустоту его существования. Он знал, что ему никогда не взойти на такую ступень духовного опыта, какой достиг его друг, Иисус не наполнит собой его безотрадную жизнь. Да и музыка тоже; он играет, чтобы быть услышанным, чтобы разделить свои музыкальные переживания с другими. Он очень часто играл для Ансельма, а тот сидел рядом и переворачивал нотные страницы. В такие моменты между ними возникало удивительное чувство, когда прекрасная голова виолончелиста склонялась над клавиатурой, по которой пробегали пальцы Ремберта. Ансельм потерян для него навсегда, и у Катцингера есть средства, чтобы погрузить их обоих в пучину страданий. Жизнь рухнула. «Life is over», — повторил он по-английски.