Как провести медовый месяц в одиночестве - Оливия Хейл

как я хочу ее сейчас. Хотеть, чтобы ей было хорошо, чтобы она потела, вздыхала и тяжело дышала, чтобы она прижималась ко мне, чтобы она была рядом со мной, и в шортах тяжесть моего члена ощущается болезненно, напрягаясь против молнии.

Я должен прикоснуться к ней.

Я провожу пальцем по ее ключицам и спускаюсь вниз, туда, где солнце и бретелька ее бикини оставили линию на ее коже. Я провожу пальцем по линии до того места, где загар полностью исчезает в светлом контуре бикини. Как будто на ней лифчик, подчеркивающий ее сиськи, хотя она голая. Это самое сексуальное, что я когда-либо видел.

Я провожу линию загара вокруг ее груди. Она сочная, пухлая, и я не могу отвести взгляд.

— Как будто это запретные зоны.

Она вздыхает. Этот звук, мягкий, приятный, делает все на свете правильным. Я хочу услышать его снова.

Я провожу рукой по ее загорелому животу до того места, где на ней надеты невидимые трусики-бикини, кожа бледная, как будто ее защитили от солнца. Мои пальцы проводят по ее бедрам, и я не могу отвести взгляд от ее обнаженной кожи, от ее прекрасного вида.

— Такая красивая.

Она делает еще один тихий вдох.

— Я не хочу, чтобы ты сравнивал меня с… кем-то. Сравнивал это. Я хочу, чтобы мы оставили прошлое позади, мы оба, с помощью этого.

Мне трудно отвести взгляд, чтобы встретиться с ней глазами, но еще труднее понять, что она говорит. Она беспокоится о…? Что? Мысль о том, что сейчас можно думать о ком-то еще, кажется смехотворной, когда она — это все. Важно, чтобы она это знала. Знает, как сильно она меня заводит, как мучительно, блядь, я напряжен, и что все это, все это — только для нее.

— Иден, сейчас я не могу думать ни о ком другом. Я даже не могу думать о завтрашнем дне.

Она смеется и слегка пожимает плечами, словно не очень-то мне верит. Это кажется преступлением, когда эта красивая, искренняя женщина сомневается в себе.

Я тянусь к ее руке и прижимаю ее к своему члену. Он упирается в ткань моих шорт, и на долю секунды, когда ее рука плотно прижимается к нему, мое зрение темнеет по краям. Черт. Плохая идея… но в то же время фантастическая. Я хочу, чтобы ее руки были везде. Я хочу смотреть, как она гладит меня.

— Это правда, — говорю я и притягиваю ее ближе, чтобы снова поцеловать. В этот момент я почти вынужден прикоснуться к ней. Я замедляю темп и убеждаюсь, что пробую ее на вкус, смакую ее так, как хотел, и разговор, который мы только что вели, вытекает из меня, как чернила на мокрую страницу. Нет ничего, кроме нее.

Я скольжу руками вниз и сжимаю ее круглую попку. Ее изгибы притягательны в моем захвате, и я потягиваюсь, прижимая ее к себе. Боже, как она хороша. Она хорошо выглядит, она хороша на вкус, она хороша…

Мне кажется, что это самая важная задача, которую мне когда-либо поручали, — дать ей понять, что она это знает.

Я разворачиваю ее спиной к себе. Зеркало над раковиной большое, и вид, который оно отражает, великолепен. Ее румяные щеки и мокрые волосы, изгибы ее тела, полные сиськи, бедра и простор нежной кожи.

— Смотри, — говорю я ей, обхватывая рукой ее талию. — Ты невероятно сексуальна.

Она смотрит. Я наблюдаю за ее взглядом и позволяю своим рукам обводить формы ее тела, чтобы подчеркнуть их. Выемка на талии, изгиб бедер и полные бедра. Великолепно. Восхитительно. Прекрасно. Такая, такая красивая. Эти прилагательные проплывают в моем мозгу, наполовину сформированные, потерянные в оцепенении, в которое она меня погрузила.

Я наблюдаю за ней в зеркало, надавливая на ее внутреннюю часть бедра, и она расширяет свою позицию для меня. Ее рот открыт, а глаза устремлены на меня. Смотри, думаю я, и провожу рукой вниз, чтобы заглянуть ей между ног. Ее кожа гладкая и легко поддается моим пальцам.

Она прислонилась головой к моему плечу.

— Ты заказал еду в номер?

— Хм? — Я смотрю на нас в зеркало и прижимаю ладонь к ее клитору. Я хочу, чтобы ей было так же хорошо, как и мне. Я хочу, чтобы она чувствовала себя лучше.

— Обычно ты так хорошо изъясняешься.

— Да. — Мой средний палец проводит по ее щели, и я нахожу шелковистую влагу. Весь мир сужается до этого единственного открытия.

— Что я только что сказала? — спрашивает Иден. Ее голос задыхается, и я отвожу взгляд от своей руки, обнимающей ее.

— Я ни хрена не понимаю.

Она смеется. Звук сладкий, и я улыбаюсь, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в шею.

— Это было важно?

— Очень, очень не важно.

— Хорошо. — Я загибаю средний палец и ввожу его в ее тепло. Она плотно обхватывает мой палец. — Потому что у меня есть работа.

— И тебе очень нравится твоя работа.

Эта девушка.

— Именно так, — говорю я. Я прикасаюсь к ней и смотрю в зеркало, как я это делаю, как учащается ее дыхание, как розовеет ее грудь и шея. Это чертовски горячо. Особенно когда я скольжу свободной рукой вверх и хватаю одну из ее сисек. Это идеальный захват, мягкий и тяжелый в моей руке, с розовым соском, выглядывающим между пальцами.

Она просто великолепна. Превосходна. Потребность быть внутри нее тупо пульсирует в моих конечностях, сосредотачиваясь в моем члене, и я благодарен за тугость молнии. Она держит меня в узде.

Дыхание Иден стало учащенным. Я ускоряю движения пальцев, и она извивается в моей крепкой хватке.

— Почему ты все еще в одежде? Это как в прошлый раз… Мне… нужно…

Я крепко сжимаю руку, чтобы удержать ее в неподвижности. Она близка, я чувствую это, и я переставляю пальцы, чтобы обхватить ее клитор.

— Не двигайся, — говорю я.

— Хорошо. Но я… ох.

Ее дыхание сбивается, а затем она кончает. Я чувствую ее прикосновение к своим пальцам, трепет удовольствия, и наблюдаю в зеркале, как ее лицо напрягается от наслаждения. Ее глаза закрываются, рот раскрывается в форме буквы "о", а дыхание срывается на стон.

Я крепко держу ее, чтобы она не упала, и все это время я в благоговении от того, что вижу и чувствую. Черт, это все. Все. Как только ее дыхание затихает, я хочу сделать это снова. Сделать так, чтобы она чувствовала и выглядела точно так же.

Она поворачивается в моих объятиях, а потом целует меня, горячо, тепло и настойчиво. Мои последние мысли