Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Мы взялись за оружие, когда нас буквально схватили за горло, - вступил в разговор его напарник. - Мы молчали, когда у нас забирали зерно и шерсть. Мы молчали, когда нас сгоняли с земель, где открыли уран и нефть. Но когда у меня отняли сына, я больше не захотел терпеть.
- Мы воевали не за желтую веру, - продолжил прерванную мысль первый кхампа. - Это потом я приколол кокарду далай-ламы. Религиозную войну вел с нами Мао. Унизив тибетцев, он надеялся прибрать к рукам миллионы китайских буддистов. Но из этого ничего не получилось. Китайцы жалуются, что понадобится сто лет, чтобы перевоспитать тибетцев. Они все еще недооценивают нас.
Из газет я знал, что вождь кхампа Уанг-ди убит, а их боевые отряды распущены. Безоружные, они спустились с гор и ушли на юг, в Индию, а оттуда часть двинулась в другие районы Гималаев.
- Трудно вам было приспособиться к новой жизни? Овладеть профессией? - спросил я, благодарно перевернув чашку вверх дном.
- Все и всегда доставалось нам с трудом, - горько улыбнулся лесоруб с запорошенным синью лицом. - Но пока есть надежда, есть и человек. - Он раскрыл висевшее на шее медное гау и вынул оттуда бесформенный камешек, который хранил вместо образка.
В последних лучах солнца он сверкнул нестерпимо и ярко, словно расплавленный металл. Казалось, этот обломок скалы насквозь прожжет ладонь.
СПЯЩЕЕ БОЖЕСТВО
Грусть мудрых мыслей о добре
Освобождает от оков.
Так тает в лунном серебре
Холодный пепел облаков.
Дхаммапада.
Сбывается долгожданное…
Я парю над вращающейся землей. То ли радужные крылья сновидений возносят меня в гималайское небо, то ли излюбленная фантастами машина времени ворвалась в иную эпоху, в иную индуистскую калпу, которая неумолимо следует за уничтожением очередного мирового периода. Что сон и что явь? Где жаркий июньский день 1974 года? Куда он провалился? Помните у Пастернака: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» Впрочем, я знаю какое. На дворе год Синего Зайца по календарю гималайских вершин. Или год 2034 эры Бикрама согласно официальному летосчислению королевства Непал, или 2518 год буддизма. Еще совсем чуть-чуть, и я проскользну в эти недоступные временные заводи. То ли в ту, то ли в другую, если только они не перетекают друг в друга, как сообщающиеся сосуды или как сны, над которыми не властны законы причинности.
Мне еще только предстоит приблизиться к белым воротам, украшенным масками в уборе из черепов. К настоящим, всамделишным воротам королевства. Вначале, как и положено, будет аэропорт. Небольшой, но вполне современный эртерминал «Трибхувана», расположенный на скромной для здешних масштабов высоте в 1460 метров.
Комфортабельный «Боинг» еще только делает заход на посадку, а я уже ловлю себя на том, что испытываю чувство блаженного облегчения. После Индии, где термометр подскакивал под плюс 47, после выжженных желтых равнин и глинистой пудры, летящей по ветру, зеленые влажные склоны просто ласкают взгляд. Набрякшие, крутого замеса облака - муссонный период - сулят отдохновение. Земля внизу кажется прохладной и влажной. И главное, она в тени! Она надежно защищена от тиранящего солнца. Как дымилось оно в белом, словно карбидном, тумане над истерзанным Варанаси. Страшно вспомнить. И подумать страшно, что мы вновь пролетели над этим местом юдоли и скорби. Из Варанаси в Дели, из Дели в Катманду с посадкой в Варанаси. Словно и впрямь совершает оборот за оборотом колесо дхарм. Какая из двенадцати нидан этой всемирной рулетки замерла у Варанаси? Я всегда буду ощущать запах погребальных костров на берегу Ганги. Здесь ни-дана скорби, нидана конца, хотя и нет конца у колеса дхарм, как нет и начала.
Лишнее напоминание, что Непал, который начинается для меня с аэропорта, все, еще живет по своему особому календарю и rio законам, которые у нас в Москве изучают историки. Полет во времени и пространстве. Привычный набор реалий: визы, автострады, самолеты, гостиницы, бензоколонки, коктейли и т. д. и т. п. - наложен на исторический слепок. Это единство органично, но оно и противоречиво, как противоречиво и двойственно изначально всякое явление на нашей земле. И об этом нельзя забывать ни на минуту, иначе никогда не поймешь неповторимую душу страны, шагнувшей в XX век из горного плена.
Я вижу или увижу вскоре бамбуковый мост над ущельем, по которому идет женщина с корзиной за спиной. Босые ноги чутко ловят малейшие колебания шатких соломин, связанных то ли ротангом, то ли какой другой лианой. Груз тяжел, и широкая лямка корзины плотно давит на лоб, словно тянет назад. Бог знает, что ждет ее там, впереди, какие дали раскроются. А за спиной - все ее, тысячелетнее, надежное, испытанное. Она росла и детей растила по законам предков, она возжигала благовонные палочки на древних алтарях, добро и зло предстают перед ней запечатленными в исконных формах. Пусть светит ей из долины электрический свет, пусть знакомый шофер подбросит ее до базара на видавшем виды лендровере, а сын, уехавший учиться в чужую страну, пришлет весточку с портретом по фототелеграфу. Что из того? Это просто жизнь, которая всегда и везде идет вперед. Она не касается вечных вопросов. Тех мучительных и высоких истин, которые не дают покоя мятущимся сердцам. Женщина, которую я вижу, не более счастлива и не более несчастна, чем миллионы ее сестер. В чем-то она беднее, в чем-то, быть может, богаче. Во всяком случае, у нее есть готовые ответы на мучительные вопросы бытия. В касте и ведах, если она индуистка, в четырех высоких истинах, если идет «восьмеричным путем». Вот и все, что может узнать о ее внутреннем мире посторонний. Да и как говорить ему с нею? Языком шастр и джатак, абстрагируясь от всех сложностей и бурных перемен мира? Но это ее язык, и ничего нового она для себя не узнает. Можно говорить о чем угодно и с кем угодно на языке знания, но лишь с единоверцем можно беседовать на языке веры. И я задумываюсь о ключе. Еслцщелая страна, ведущая к тому же активную внешнюю политику, может руководствоваться во многих областях внутренней жизни ведическими законами, сочетая требования современности с заветом тысячелетий, то приблизиться к духу ее можно, так сказать, таким же синтетическим
