Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов

духов». Но это в равной мере относится ко всем странам, где господствует религиозное сознание. Такова была и средневековая Европа. Человек, веривший в бога «всеми фибрами души», должен был с такой же убежденностью верить в существование дьявола… Верования людей - это прямой продукт страха. Страха перед богом, голодом, холодом, пожаром и войной. Недаром столько надежд вкладывается в религию. Это вера свободна от всяких сомнений и не задается никакими вопросами. Именно на приятии сверхъестественного как живой реальности зиждется психология средневекового типа. В подобном обществе непререкаемо верят в невероятное, а чудо представляется обыкновенным».

В подтверждение могу привести еще одну выдержку.

«Высказанная истина относительно гнусности преступлений при колдовстве, - отмечают инквизиторы Инститорис и Шпренгер в «Молоте ведьм», отвратительном памятнике средневекового мракобесия, - должна быть доказана сравнением их с другими деяниями колдунов и кудесников. Имеется 14 видов суеверий согласно троякому роду прорицаний. Первый из них происходит путем явного призыва демонов. Второй - путем молчаливого созерцания положения или движения предметов, как, например, звезд, дней, часов и т. д. Третий - путем созерцания поступков человека для выявления чего-нибудь сокровенного».

Согласно этому «рецепту» всех йогов Востока и всех их последователей в странах Запада следовало бы отправить на костер…

Впервые каменные глыбы, изукрашенные священными знаками, я увидел в одной высокогорной долине близ лагеря беженцев из Тибета. Они сверкали под жарким солнцем, как исполинские перламутровые раковины. Подойдя ближе, я различил в блеске слюдяных чешуек четкий рисунок. Каждый камень был обработан резцом искусного мастера: заклинания, символы счастья, парные рыбы, слоны и, конечно, заветная шестисложная формула.

Вокруг благоухали кедровые леса, наливались молочной спелостью початки маиса, щебетали птицы, звенели ручьи. Но каменный перламутровый холм был похож на надгробье, на древний курган, под которым спит, сжимая в руках копье и уздечку, неведомый богатырь. Выцветшие флаги едва колыхались в ликующем яростно-синем небе, черные хвосты яков бессильно свисали с наклоненных шестов.

Место скорби и памяти. Знак траура и надежды…

Потом мне довелось увидеть слюдяные камни с четкими тибетскими буквами в самых разных местах: в ламаистском святилище в Сарнатхе и в саду «Тибетского дома» на окраине Дели, в непальских храмах Сваямбху-натх и Боднатх, основанных за триста лет до нашей эры, в пещере отшельника, затерянной в кашмирской дубраве, и в отеле у подножия горы Аннапурны. В каждом камне мерещилось еще одно ненаписанное слово, которым Николай Рерих назвал некогда свое полотно гималайского цикла: «Помни!»

Мы живем в двадцатом стремительном веке и не можем верить в память камней. Но если надежда и вера теплятся в человеческих сердцах, то опорой для них могут стать даже камни. Особенно такие, как эти, с опасностью для жизни пронесенные по горным тропинкам. Наверное, было бы разумнее вместо них взять побольше сушеного картофеля или ячменной муки, лишнюю смену белья или многорукого медного божка, за которого богатый турист охотно заплатит твердой - если только осталась такая - валютой. Но эти беженцы, ютящиеся в армейских палатках и сараях, сложенных из валунов, слушались не разума, а сердца. Наследники древнейшей цивилизации, пережившей народ майя, ацтеков и Рим, они следовали смутному зову инстинкта. Забрав с собой камни, которые испокон веков держали в узде заклятий тайные силы гор, они как бы унесли на чужбину власть над землей, где звери и птицы вскормлены телами предков, где, по ламаистским верованиям, души отцов включились в вечный круговорот жизни.

Для нашего уха все это звучит непривычно, может быть, дико. Но в Гималаях совсем по-иному воспринимаются явления жизни. Это особый мир, странное смешение реалий нашего времени с грезами отшельников. Омовения в священных водах и ухищрения суперсовременной контрабанды наркотиками, металло-искатели в аэропортах и затерянная тропа в Гималаях, по которой в заплечных корзинах перетаскивается в Китай урановая руда. Таких переносчиков вылавливают с помощью счетчиков Гейгера, но сами они вряд ли знают про лучевую болезнь, проникающую радиацию и нейтроны. Зато те, кто послал их на заведомую гибель, превосходно осведомлены и о тонкостях ядерной физики, и о пестрой путанице местных обычаев и суеверий. Все трезво и холодно взвешено: от атомного полигона в Тибете до заброски диверсионных отрядов в пограничные районы Индии или Бирмы.

В цепи маоистской политики попадаются порой странные на первый взгляд звенья. Они кажутся странными от неведения. Истоки многих «маоцзэдун-идей» глубоко коренятся в практике и идеологии древних китайских императоров. Вот почему смыкаются друг с другом «критика Конфуция» и «критика Линь-бяо», провокации на границах и великохань-ская политика угнетения национальных меньшинств.

Волей-неволей приходится обернуться в прошлое, иначе трудно будет понять беглецов, которые, покинув родину, принесли на чужбину ее камни. Не помня уникальной истории тибетского народа, не зная о сложных взаимоотношениях Тибета с Китаем, трудно постичь и всю глубину самоотверженности этих гордых открытых людей.

«Связи китайского и тибетского народов, - говорил Четырнадцатый далай-лама, - уходят в более чем тысячелетнюю давность. Но политика угнетения, которую проводили еще в недавнем прошлом императоры Циньской династии и гоминьдановские реакционеры, породила национальную рознь».

Старшина одного из лагерей беженцев высказался более определенно:

- Китайцы попрали все обещания, данные тибетцам. Они стали выселять мужчин в отдаленные районы, а девушек насильно отдавали замуж за солдат. Мы были вынуждены уйти, чтобы остаться самими собой.

Нетрудно установить связь между двумя этими высказываниями, соединить прошлое с настоящим. Безнадежная горечь памяти и безотрадная действительность, которую принесли маоисты, заставили десятки тысяч людей покинуть свои дома, искать приюта у соседей, издавна связанных с Тибетом культурной, точнее, религиозной общностью, поскольку ламаистская культура, ламаистское искусство неотрывны от миросозерцания. Вообще религия в Гималаях, по сути, определяет весь образ жизни человека и ее распорядок, равно затрагивая сознание и быт, этику и человеческие взаимоотношения.

Некогда тибетские племена составляли единое самостоятельное государство. Но к началу нашего века большая часть тибетских земель подпала под власть китайских императоров, а окраинные территории отошли к Бутану, Ладакху, Непалу, Сиккиму И Бирме.

Медленно и постепенно, верные своей традиционной политике, китайские императоры прибирали Тибет к рукам. Почти незаметно для самих тибетцев светская власть стала переходить к наместникам пограничных провинций Китая. Многомиллионное государство неторопливо всасывало в себя страну вечных снегов. Для того чтобы наблюдать за землями, примыкающими к индийской границе, китайцы направили в Лхасу постоянного представителя - амбаня.

Потом началось наступление на суверенитет далай-лам. Зная местные особенности, амбани даже не покушались на религиозный авторитет верховного ламы. Напротив, святость и непогрешимость его всячески подчеркивались. Зато действительное участие в управлении страной далай-лама постепенно утратил.

Все входящие в состав Китая тибетские земли оказались