Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов

связанные друг с другом секты. Он ввел железную дисциплину и заставил монахов вновь надеть желтую одежду нищеты. Секту гэлуг-па за ее желтые тоги и головные уборы прозвали потом «желтошапочной», в отличие от ранее преобладавшей в Тибете «красношапочной» секты сакья.

Цзонхава добился поставленной цели. Но гальванизировать отлетевший дух «высокого» буддизма он уже не смог. Пышные ритуальные церемонии, торжественные обряды, трубы, колокола, хоругви и ленты - все это мало вязалось с отрешенностью от земной суеты. Правда, в отличие от других сект, где монахи могли вступать в открытый брак, последователи Цзонхавы давали обет воздержания.

Цзонхава написал комментарии к системе йоги, названные «Йога-ламой». Ее сущность в «беспрерывном и продолжительном почитании друга добродетели, безошибочного вожатого». «Другом добродетели», равным Будде, иерарх желтошапочников назвал ламу.

Тибетские секты с их различным толкованием законоучения и ритуала во многом подобны отдельным течениям и сектам в других церквах. Но есть одно очень важное отличие чисто тибетского свойства. Не только простой народ, но и само духовенство в Тибете питает одинаковое религиозное чувство к жрецам других сект.

Так Гималаи были поделены между «желтой» и «красной» верой. В Тибете и дореволюционной Монголии больше чтили Цзонха-ву, к югу от Трансгималаев - Падмасамбаву. Их изображения стоят рядом с образом Шакья-Муни, а порой и первенствуют в ламаистских храмах. В Ладакхе, Сиккиме, Бутане и горном Непале статуя Падмасамбавы, держащего жезл с нанизанными на него мертвыми головами, всегда занимает главное место на алтаре.

Основное достижение реформы Цзонхавы касалось, однако, не форм религии, а, что гораздо важнее, создания иерархии. Он установил единую власть над всеми общинами и монастырями, которая была разделена между панчен-римпоче и далай-ламой. Оба они были объявлены воплощениями самых чтимых божеств: панчен - Будды Амитабхи, далай - Авалокитешвары (Арьяболо, Хоншим-Бодхи-саттвы).

Вообще вера в перерожденцев - хутухту, или хубилганов, широко распространилась среди «желтошапочных». В каждом монастыре были свои перерожденцы, живые боги, будды и бодхисаттвы.

Божественную сущность, оказалось, обрести довольно просто. «Восьмеричный путь» подменялся, по сути, бросанием костей. Утонченная культура духа отступила перед слепым случаем. Впрочем, первоначально установившийся обычай выбирать воплощенных лам метанием костей продержался недолго. Иерархия не может положиться на власть случая. И все подобные выборы свершались теперь в гималайских монастырях при том или ином участии коллегии высших лам.

Кандидаты в живые боги стали подвергаться различным испытаниям, которые вкупе с указаниями, преподанными в разное время усопшим воплощением, помогают выбрать достойного преемника.

В Тибете с середины XVII столетия новое воплощение усопшего святого стали находить при помощи золотой урны, названной по-тибетски сэрбум.

Когда истекали три года со дня смерти воплощенного ламы, приступали к составлению списка детей, в которых предположительно могла переселиться душа святого. Если дело шло о выборе самого далай-ламы или панчен-ламы, то список предварительно направляли регенту. Когда все дела со списком улаживались, бумажки с именами кандидатов закатывались вместе с полосками, на которых было написано «да» и «нет», в шарики из ячменной муки - цзамбы. Далее эти шарики опускались в урну, которая ставилась на престол главной святыни Лхассы. Семь дней шли потом непрерывные моления божествам. На восьмой день чашу несколько раз встряхивали и приступали к жеребьевке. Чье имя трижды выпадало вместе с шариком, в котором лежала бумажка «да», тот становился истинным воплощением.

К младенцу направляли специальную комиссию, которая устраивала ему небольшой экзамен. Чаще всего будущий святой должен был найти среди десятков однородных предметов (чаши, четки, кольца и т. д.) те, которые принадлежали усопшему ламе.

В 1875 году, после смерти далай-ламы Тинь-ле Чжямцо, регент и коллегия высших лам обратились за советом к знаменитому оракулу Начун-чойчжону с просьбой указать признаки нового воплощения.

«Там, где живет душа далай-ламы, деревья начинают цвести раньше, - сказал оракул, - животные скидывают детенышей, а больные смертельными недугами выздоравливают, если их коснулся святой ребенок. Но имя воплощенного может открыть лишь монах самых строгих правил».

Оракула попросили указать такого монаха. После магических действий оракул изрек: «Каньпо (настоятель) монастыря Гадань известен своей святостью и глубокими познаниями. Пусть он отправится в Чайкор-чжя, где я вижу святую воду».

Каньпо отправился в указанную местность и, найдя там подходящую пещеру, затворился в ней на семь дней, которые провел в глубоком созерцании. На исходе ночи седьмого дня имел он видение и услышал голос неземной, который повелел ему отправиться к озеру Му-лидинки цо. Пробудившись от чудесного сна, каньпо пошел на озеро. Ветер пробежал по камышам и стих. Озеро разгладилось, солнце вышло из облаков. И тогда в кристально чистой воде увидел монах лик воплощения великого ламы. Младенец сидел на коленях матери и, смеясь, тянулся ручонками к отцу. До мельчайших подробностей запомнил эту картину лама. Он мог потом с закрытыми глазами описать всю обстановку дома, который привиделся ему на воде. Когда чудное видение исчезло, каньпо решил возвратиться в монастырь.

По дороге он остановился в Тагпо, в доме уважаемого и богатого человека, и увидел вдруг ту комнату и людей тех, что явились ему в чистых водах озера. Он немедленно дал знать в Лхасу. Регент, министры и высшие духовные лица тотчас же прибыли в Тагпо и взяли божественного ребенка, которому было тогда всего двенадцать месяцев. Родителей ребенка тоже забрали в Лхасу, где для них были отведены апартаменты во дворце Вич-жял.

Такова совершенно официальная история далай-ламы Нагван Лобсан Тубдан Чжямцо, что значит «Владыка речи, могучий океан мудрости».

Золотую урну для отыскания перерожденца не применили якобы потому, что дух недавно умершего панчен-ламы при жизни был всегда враждебно настроен к далай-ламам и мог помешать правильным выборам. Как бы там ни было, но подобная система отыскания воплощения давала возможность регенту и высшим иерархам возводить на престол угодных им лиц.

Примерно так же отыскивались перерожденцы и менее влиятельных особ, чем верховные ламы. Когда умирал настоятель монастыря, считавшийся при жизни святым, то составлялись списки всех родившихся потом в той местности мальчиков. Списки отвозили в Лхасу, где и уточнялся возможный перерожденец.

Достигнув определенного возраста, новый воплощенец вступал в монастырь в качестве рядового послушника. В течение года он выучивал наизусть без единой ошибки 125 листов священных текстов для сдачи первого экзамена, открывающего дорогу к вершинам священной мудрости. В своей душе уже ничего не надо было искать.

Такая система, дожившая почти до наших дней, начала складываться еще при первых далай-ламах. В Гималаях, кстати сказать, никто так ламаистского первосвященника не называет. Чаще всего его именуют Тугчжэ чэнь-по Шэньрезиг (Всемилостивейший Авалоки-тешвара). Считается, что он никогда не умирает, хотя порой, огорченный беззакониями мира,