От полюса до полюса - Майкл Пэйлин

— Никогда не использовал столько за один день, — оправдывается он.

Найджел располагает небольшой водостойкой камерой, установленной на огромном штативе, пристроившемся на его плече как большой попугай. Патти предстоит попасть в число избранных, проехавшихся по белой воде порогов на плоту, предварительно переболев при этом малярией.

Организатором нашей экспедиции становится невысокий и худой бородатый американец Конрад. У него напряженное, даже маниакальное выражение глаз, смягчаемое быстрой улыбкой. Мы получаем спасательные жилеты и наставления из уст американки Хейди, умудряющейся предоставить страшную информацию с обезоруживающей и простодушной веселостью. Большая часть ее сообщения относится к тому, что происходит, когда нас сбрасывает с плота в воду.

— Отдайтесь течению. Не пытайтесь плыть… Когда вас выбросит на поверхность, сумейте как следует вдохнуть до того, как вас снова утянет вниз.

К концу инструктажа ноги мои превращаются в желе, а Бэзил становится бел как мел. Подобрав спасательные жилеты, мы направляемся к реке.

Однако Конрад и Хейди не подготовили нас к спуску в ущелье, примерно к тридцати минутам скалолазания в заметную жару по гладким и скользким валунам. Спуск тяжел даже в обыкновенное время, а с киносъемочным оборудованием мы подходим к плотам уже в состоянии временного изнеможения.

Мы рассаживаемся по надежным с виду, прочным резиновым плотам, изготавливаемым в Англии фирмой Avon. Садимся по восемь человек, рулевой располагается на центральной поперечине. Выходим на быстрину — карликами среди отвесных скальных стен и базальтовых башенок. Река Замбези в своем течении через ущелье проходит через двадцать с лишним порогов, из которых нам предстоит преодолеть только десять первых.

Компанию мне составляют местные жители, среди них кое-кто, к счастью, знает, что надлежит делать. Наш кормчий Алекс, гибкий черный замбиец, учит нас технике так называемого хай-садинга, требующего сгибать на плоту тело как можно дальше вперед, опуская тем самым его нос вниз и не позволяя перевернуться под напором воды. Просвещенные, мы выплываем на простор относительно спокойного и не буйного плёса перед первым из порогов, и ждем, пока спустится вниз плот с операторами. Хейди выводит его на позицию. Бэзила заткнули на самую заднюю скамейку, чуть ли не на самое дно плота, он цепляется руками и ногами за все, за что только можно уцепиться. Хейди медленно подводит плот к самой кромке порога. Многое зависит теперь от того, как точно она направит его. Удовлетворенная местом, она направляет свое суденышко вперед, на самую быстрину. За долю мгновения плот ускоряется словно ракета, дергается, вертится, взлетает на отраженной волне, на мгновение пропадает за впечатляющим облаком водяной пыли и наконец вылетает, покачиваясь, на спокойную воду.

Спуск по пенным порогам реки Замбези

Зрелище это еще более ускоряет биение и без того напряженного сердца, и только когда мы сами уже летим вниз по бурунам, следуя команде Алекса «Пошли!», только тогда я начинаю ощущать восторг полного погружения, расслабляюсь и даже подозреваю, что способен насладиться испытанием.

Пятый порог наиболее впечатляет своим крутым перепадом высотой более 25 футов. Восторг и волнение компенсируют усталость, по мере того как мы переходим к последовательности более длинных, но не настолько крутых порогов. На мой взгляд, на каждом пороге мы проводим не более сорока пяти секунд, однако это время уплотнено таким огромным количеством действий, что выразить свои чувства можно только оглушительным криком.

Водопад Виктория на реке Замбези. Замбийская сторона

Искреннее облегчение при достижении десятого и последнего порога, сулящего завершение рабочего дня, и расслабляющее воздействие тихого вечернего света, отражающегося от стенок каньона, заставляют меня совершить очень глупый поступок.

Экипажу моего плота удается убедить меня в том, что есть еще более волнующее переживание, чем спуск на плоту по белой воде. Стоит попытаться самостоятельно проплыть по ней, точнее, позволить воде пронести твое тело через порог. Я спрашиваю про крокодилов, которых мы видели в верхней части ущелья. Никаких проблем, они боятся быстрой воды. Я спрашиваю о камнях. Никаких проблем, они лежат много ниже поверхности. Их энтузиазм вкупе с моим восторгом по поводу того, что удалось выжить на предыдущих порогах, заставляют меня покориться приступу природной порывистости и спрыгнуть вместе со своими спутниками с плота в воды порога номер десять.

Едва оставив плот, я сразу же понимаю, что делать этого не следовало бы. Быстрое течение совершенно не позволяет контролировать свое тело в воде. В течение минуты вода крутит и вертит меня, и наконец отбойная волна затягивает меня, беспомощного, под воду. Я ударяюсь о совершенно бесспорную скалу, более того, о скалу особенно крепкую и острую.

Вся сила удара, благодарение Богу, приходится на нижнюю часть моей спины, защищенную спасательным жилетом и, кажется, диктофоном Фрейзера. Тем временем моя лодыжка трещит от соударения с другой скалой, оказавшейся там, где ей вовсе не положено быть. Подзаведенный ударом, я с трудом выныриваю на поверхность под воздействием могучего и неудержимого негодования. Я успеваю рявкнуть «Сукины дети!» и хлебаю изрядную порцию замбезийской воды, прежде чем вновь исчезнуть под нею.

Мои компаньоны уже сидят на берегу, оглядываясь по сторонам в состоянии полного блаженства, когда мне наконец удается выбраться из потока и взобраться на скалистый бережок. Не хочу портить им веселья, поэтому улыбаюсь и начинаю неторопливый подъем по ущелью, довольный уже тем, что, как я успел убедиться, кондомы Фрейзера сохранили свою целостность, что бы я ни проделывал с собой.

В отеле меня ждет новый удар, уже другого свойства: прибыл один из моих пропавших чемоданов, другой же потерян компанией Zambian Airways, и никто, похоже, не испытывает особых надежд на его обретение. Та злая сила, которая досаждала мне в Замбии, проявила свою настойчивость до конца.

Зимбабве

День 117: От Ливингстона до водопада Виктория

Засыпаю на час с помощью пары таблеток парацетамола, а затем мучительно и урывками два или три часа сопротивляюсь липкой жаре (кондиционер абсолютно неработоспособен) и острой боли, которая возникает в моей грудной клетке всякий раз, когда я пытаюсь перевернуться на другой бок. В три часа ночи сдаюсь, неловко выползаю из кровати и начинаю соображать, что было в моем потерянном чемодане. Фонари, мои любимые ботинки, мой любимый свитер, мой личный дневник (хотя, слава богу, не мои записные книжки). Исчез, к моему великому облегчению, и кусок коры, врученный мне доктором Баелой. Почти сразу после осознания этого мне становится легче.