От полюса до полюса - Майкл Пэйлин

Роджер, рвущийся приступить к делу, успел записать меня на прием к местному знахарю. После ленча мы отъезжаем от святилища Дениша по дороге, огибающей бухту, вдаль от Прованса, назад, в недра Темнейшей Африки.

Толпа людей окружает одно из самых внушительных бунгало в приозерной деревне, состоящей из хижин под соломенными крышами, в беспорядке окруживших небольшой пригорок. Некоторые из них, привстав на цыпочки, пытаются заглянуть в окно. В доме, просвещают меня, обитает эффити, местный черный маг, или колдун, которого обвиняют в смерти пятерых или шестерых человек. Зкахзръ-инганга побывал в доме колдуна и обнаружил там кожаную бутыль, в которой оказалась смесь крови и яда. Считается, что это кровь его жертв.

Комната, в которой проводится расследование, на первый взгляд не кажется сколько-нибудь зловещей. В одном конце ее, там, где бледный свет низкого неба проливается сквозь кованную из железа оконную решетку, находится крытый пластиком диван и соответствующее ему кресло. Пол сделан из голого бетона, стены оштукатурены и выкрашены серой краской. С потолка свисают два полусдутых больших пляжных мяча. На небольшом столике выстроена цепочка из шести похожих на куколки фигурок, одна из которых изображает белую женщину с подоткнутой короткой юбкой.

В углу съежился взволнованный и беспомощный обвиняемый, глаза его остекленели, взгляд остановился. На нем коричневая тонкая рубашки и брюки, черные туфли-мокасины и большие наручные часы. Обнаруживает удивительное и тревожное сходство с Нельсоном Манделой[55].

Знахарь, доктор Баела, еще молод, родом он из Заира. У него пухлые губы и большие ленивые глаза. На голове его убор из шкурки генетты, на розовой рубашке сзади вышито его имя, на глазах пара защитных очков для сварки. В одной руке его зеркало в виде сердечка с бордюром из раковин, в другой — небольшой горшочек с опущенным в него зеркалом. Его помощники облачены в белые хлопковые одеяния с красными крестами на них. Возможно, все дело в нашей камере, но все держатся неловко и напряженно, как дети перед началом школьного спектакля.

Приспешники Баелы резкими движениями снимают с руки обвиняемого часы, срывают рубашку и наносят на тело несколько отметин. На голову ставят изогнутый рог с привязанными к нему деньгами, трижды обносят вокруг него корзинку с белой тканью внутри. Двое юношей — мальчишки по сути дела — подходят к нему и какими-то грязными бритвенными лезвиями делают надрезы на шее и плечах. Надрезы наливаются кровью. Колдуну задают вопросы, но он только тупо молчит, и тогда порез наносится ему на лоб. В рану втирают некий порошок, отчего этот человек вздрагивает. Обвиняемого удерживают на месте, брюки его закатывают, разрезают кожу на коленях и пальцах ног. Покрытого кровью обвиняемого чем-то натирают и оставляют сидеть в уголке, а Баела со своей шайкой выходит наружу, чтобы дать интервью ВВС.

Я и прописанное мне лекарство на приеме у доктора Баелы в Мпулунгу, Замбия

Под снятыми очками Баелы оказываются красные и слезящиеся глаза, он курит пухлую сигарету и говорит тонким и певучим голосом. Я спрашиваю его о том, докучают ли мне какие-нибудь злые духи, и он через переводчика сообщает мне, что я являюсь обладателем злой тени. Это тень женщины.

Своим удивительным гипнотическим и монотонным голосом Баела спрашивает, не мою ли жену он видит. Я прошу его описать эту женщину. Он отвечает, что она невысокая, чуть полная, каковое определение выводит Элен из числа подозреваемых, но только увеличивает путаницу. Далее доктор Баела утверждает, что в дальнейшем предвидит опасность для моей жизни, а также кражу или пропажу вещей, однако он может дать мне лекарство, которое «изгонит» любое дурное влияние.

Смешно, конечно, даже писать об этом, однако Баела, называющий себя целителем, а не знахарем, имеет в деревне заметный успех, и в окружении пары сотен людей, верящих каждому произнесенному им слову, его слова о тени и лекарстве от нее производят на меня более глубокое впечатление, чем я ожидал. Он прописывает мне кусок коры, извлеченной из чемодана; его надлежит разломать на части, истолочь и обтереться в укромном месте, оставив по щепотке, чтобы поместить в каждую ноздрю.

Вечером у Дениша Джейк и его коллега Пол Мэрфи, сухощавый и жилистый замбиец, родившийся в Англии, готовят нам изумительную трапезу. Вдруг разражается гроза. Я выпиваю, пожалуй, слишком много вина, поскольку после Кении успел соскучиться по нему, и ощущаю необходимость как следует запить переживания этого необычного дня.

Волны дождя хлещут по деревьям, а мы с Полом беседуем о насущных проблемах страны, поскольку в Замбии сегодня день выборов. С его точки зрения, страна в первую очередь нуждается в дисциплине. Либерализм в его западном толковании в Африке неработоспособен. Он приводит в качестве примера Малави, где дела устроены, как ему кажется, должным образом.

К нам подходят Крис и Джин Бигеро. У них крупнейший в Мпулунгу бизнес, предоставляющий 300 рабочих мест местным жителям, — рыбная ловля. Разговор поворачивает на малярию.

— После первого знакомства с ней ты не захочешь второго. Тебе хочется одного — умереть, — говорит Крис.

Дениш соглашается и добавляет, что теперь приступы малярии посещают его примерно четыре раза в году.

К тому времени, когда мне удается попасть в хижину, которую я делю с Бэзилом, былая ясность полностью улетучивается из моей головы. С бесконечной осторожностью открываю дверь, чтобы не разбудить его, роняю фонарик, спотыкаюсь о лекарство доктора Баелы и едва не срываю собственную противокомариную сетку.

День 109: От Мпулунгу до Шивы

Эта ночь победная для Фредерика Чилубы, нового президента Замбии. Из города доносится музыка, у ворот перебрехиваются собаки Дениша, от одного из шатров антиподов доносится непрекращающийся кашель, и наконец начинают голосить петухи.

Увы, мой организм находится на грани коллапса. Не могу сказать, пробивал ли меня когда-либо прежде холодный пот, поэтому онемение рук, озноб и льющиеся с меня потоки холодного пота кажутся мне такими тревожными и даже пугающими. Не об этом ли мы говорили вчера вечером? Не таким ли образом начинается малярия? И что будет с нашим путешествием, если я подхвачу какую-нибудь особенную гадость?

Тревога и смятение переполняют мою душу, до тех пор пока приступ сам собой не проходит. Бэзил приносит мне толстый свитер и принимается копаться в своем внушительном фармакологическом собрании в поисках каких-то таблеток Завтраком мне служат чай, печенье и мед, дополняемые чуть тошнотворным водным раствором и таблетками против обезвоживания организма.