Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь - Кеннет Славенски

Шестнадцатого февраля 1953 года Сэлинджер стал официальным владельцем 90 акров земли на склоне холма в местечке Корниш, штат Нью-Хэмпшир. Несомненно, искушение интерпретировать поступок Сэлинджера в духе утверждения «Жизнь имитирует искусство» очень велико. Герой романа Холден Колфилд мечтает убежать от всех в соседний Вермонт, найти себе хижину на опушке леса и жить там отшельнической жизнью. Чтобы обеспечить себе полную отгороженность от мира, Холден решает притвориться глухонемым. «Не надо будет ни с кем заводить всякие ненужные разговоры, — воображает он, — и тогда меня оставят в покое».

Ту зиму Сэлинджер провел, испытывая райское блаженство, он сам рубил дрова на растопку и таскал воду из ручья. Это был первый дом, где он ощущал себя полноправным владельцем, и потому жизнь свою хотел построить там не как безответственный бунтарь, но как полноправный член местной общины. Корниш казался ему местом, где можно спокойно работать в гармонии с окружающим миром и чувствовать себя по-настоящему счастливым. Если Сэлинджер в чем и сходился с Холденом Колфилдом, то не столько в стремлении к самоизоляции, сколько в мечте о доме, по праву ему принадлежащем.

Корниш и правда оказал самое благотворное действие. После проведенных в депрессии нескольких месяцев 1952 года Сэлинджер обрел здесь подлинное счастье. Он полностью отдался хозяйственным заботам, перестраивая свою новую собственность и превращая доставшуюся ему хибару в настоящий дом. Последние остатки сбережений ушли на капитальный ремонт, заделывание щелей и трещин в стенах, установку двойных оконных рам и обустройство участка. После этого он занялся налаживанием отношений со своими новыми соседями.

Деревня Корниш расположена на реке Коннектикут, отделяющей Нью-Хэмпшир от Вермонта. В самой деревне отсутствовал такой центр, где бы могли собираться ее жители, поэтому вся местная социальная жизнь по большей части сосредоточивалась в соседнем городке Виндзор, находящемся в штате Вермонт. Виндзор тоже был крохотным поселением, однако в нем имелось несколько расположенных неподалеку друг от друга магазинов, что в этом сельском антураже вполне могло сойти за деловой квартал. В число размещавшихся там в 1953 году заведений входили две кофейные лавки — «Прохладительные напитки Харрингтона» и «Завтраки Нэпа», — где обычно собирались ученики местного колледжа.

Двадцатого ноября 1952 года Сэлинджер позировал знаменитому фотографу Энтони ди Джезу. Он хотел подарить свой фотопортрет матери и, как утверждал ди Джезу, «невесте».

«Поскольку я тогда не знал всего, что знаю сейчас, я установил камеру, включил свет и усадил его в кресло. Он сидел с таким напряженным и искусственным выражением лица, что мне стало не по себе. Ничего не получалось. И тогда я решил прибегнуть к способу, который никогда не применял по отношению к взрослым. Я извинился, поднялся к себе в квартиру и вернулся с экземпляром «Над пропастью во ржи»… И сказал ему, чтобы он делал с книжкой все, что угодно. Читал про себя. Читал вслух или просто курил… Я сделал 48 негативов размером 5x7. На них он серьезный, задумчивый, улыбающийся, смеющийся, покатывающийся со смеху».

Рассказ ди Джезу свидетельствует о том, что в Сэлинджере периода переезда в Корниш все еще жила душа ребенка. Именно умение сохранять в себе связь с собственным детством позволило ему заговорить голосом Холдена Колфилда.

Неудивительно поэтому, что Сэлинджеру было легко общаться с местными «тинейджерами». Через какое-то время он стал завсегдатаем кофеен, присоединяясь к компаниям учащихся, которых часто угощал за свой счет и занимал разговорами, длившимися порой целыми часами. Иногда Он позволял компаниям юнцов набиваться в джип, купленный в свое время для поездок в поисках дома, и привозил их к себе. Там они вели долгие беседы о жизни. Разговор шел обо всем: о школе, спорте, о взаимоотношениях между учениками, часто под музыку из проигрывателя и в сопровождении закусок. «Он был словно один из нас, — вспоминал участник тех посиделок, — разве что не позволял себе глупостей, подобно всем остальным. Он всегда знал, кто с кем в каких отношениях, у кого неприятности в школе, мы всегда спрашивали его совета, особенно те, у кого не было близких друзей»'.

Несмотря на свои тридцать четыре года и статус знаменитого писателя, Сэлинджер удивительно легко чувствовал себя среди этих молодых людей, с ними он словно заново переживал собственную юность — теперь в качестве лидера содружества. Тем не менее, проводя много времени со своими юными друзьями, Сэлинджер никогда не забывал, что он взрослый. Он отвозил ребят на спортивные состязания, отправлялся с ними в длительные походы и настолько заслужил доверие родителей, что возглавил молодежную группу при местной церкви. По всеобщему мнению, Сэлинджер в высшей степени достойно играл свою роль заинтересованного наблюдателя, зрелого человека, необыкновенно тонко чувствующего душу юного существа.

Не только у молодых, но и у многих взрослых жителей Корниша остались воспоминания о Сэлинджере как о дружески настроенном и разговорчивом человеке, часто навещавшем соседей и принимавшем их в своем доме. В разговорах с гостями он с интересом обсуждал религиозные вопросы, события местной жизни, демонстрировал методику медитации и йоги, а также с гордостью показывал, как он перестроил свое жилище. Он подражал местному диалекту, манере поведения и всячески выстраивал свою жизнь так, чтобы казаться простым сельским землевладельцем. Расчистив от лишних деревьев территорию вокруг своего дома, он добился того, чтобы «солнце светило на него во все лопатки». К тому же он заложил огород и стал выращивать кукурузу. Все эти сельские труды и дни, разделяемые им с соседями, создавали ощущение общности с ними.

Увлечение обустройством новой жизни на некоторое время отодвинуло профессиональные устремления Сэлинджера на второй план. Занятый домашними преобразованиями, он сократил количество своих деловых поездок в Нью-Йорк. Самым значительным событием такого рода стала отмена февральской встречи с Джейми Хэмилтоном. Предполагалось, что они обсудят предстоящее британское издание сборника рассказов. Однако в самый последний момент Сэлинджер объявил, что его задерживают в Корнише неотложные дела. Такая отговорка представлялась очень удобной. Сэлинджер с Хэмилтоном расходились во мнениях относительно этого сборника, поэтому писатель, видимо, предпочел уклониться от встречи.

Впервые между ними возникли трения в ноябре 1952 года. Реакция Хэмилтона на «Провозвестие Рамакришны» оказалась совсем не такой, как ожидал автор. Получив столь необъятный текст, Хэмилтон пришел в ужас. Шансы заинтересовать им кого-то в Англии были нулевыми. Даже сам Хэмилтон не смог сквозь него продраться. Он, казалось, избегал разговора на эту тему, так что Сэлинджеру пришлось буквально припереть издателя к стенке. В конце концов Хэмилтон робко признался в своей неспособности проштудировать весь присланный том. «Меня ужасно мучает совесть из-за рукописи о Рамакришне, — писал он. — Я ее благополучно получил и прочел значительную часть с большим удовольствием и пользой для себя, однако, должен признаться, в конце концов она меня доконала»'. Подсластив пилюлю сообщением, что некий издатель собирается выпустить сокращенную версию книги, Хэмилтон умолял Сэлинджера не настаивать на публикации полного текста. Сэлинджер ответил, что понимает нерешительность издателя, и, казалось, забыл о несогласиях, однако в глубине души был обижен и разочарован равнодушием Хэмилтона к столь важному предмету.