Избранное - Павел Лукницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав разговор о зерне, Гюльриз, молча вязавшая чулок, решила вмешаться.
— Шо-Пир, стара я, может быть, не то думаю, но я скажу, а ты решай сам. Не надо трогать зерно, пусть лежит, как лежало, в пристройке.
— Почему Гюльриз?
— Народ наш ссориться будет, дин скажет: «Мне больше», другой скажет: «Мне»… Без тебя, Шо-Пир и без Бахтиора большой крик будет. Сеять не скоро начнем, вернуться успеешь, сам тогда и начнешь делить.
— Это верно, пожалуй. Ты, Гюльриз, видишь далеко. Конечно, Худодод, так будет лучше.
— Я сам тоже так думаю! — согласился Худодод. — Время есть, успеем.
— Ну, все тогда… Завтра утром пойду.
— А мне можно с тобой пойти? — неожиданно спросила Ниссо, и смущенные ее глаза заблестели.
— Что ты, Ниссо, зачем?
— Волость хочу посмотреть, — опустив глаза, тихо сказала Ниссо. — Какая там жизнь…
«Милая ты моя девочка!» — чуть было не сказал Шо-Пир, спохватился, ответил:
— Нет, Ниссо, не надо тебе идти. Бахтиор беспокоиться будет. Другой раз как-нибудь. Все вместе пойдем… Ну, осенью, что ли… Хорошо?
Ниссо хотела ответить громко, но голос ее дрогнул:
— Хорошо… Как хочешь…
Шо-Пир собирался недолго. Он вырезал из дерева круглые пуговицы и пришил их к вороту заплатанной гимнастерки, подбил к ветхим сапогам подметки из сыромятины, начистил глиной красноармейскую звезду на фуражке, стараясь не стереть остатков красной эмали, сунул в заплечный мешок несколько лепешек… Затем позвал Мариам в свою комнату и передал ей тщательно смазанный, хранившийся у него всю зиму наган.
— Возьми его с собой, — предложила Мариам. — Дорога большая, мало ли что бывает?
— Дорога спокойная, знаю ее, — ответил Шо-Пир, — озорства здесь не бывает. Для охоты вот возьму с собой ружье… А это твое. Тебе выдано. У себя и держи. Да и лучше: вы тут, женщины, одни остаетесь… Ничего, конечно, не может быть, а только сам знаю: с этой штукой чувствуешь себя как-то уверенней. Не носи только зря, не к чему…
Мариам согласилась оставить наган при себе. Шо-Пир надел ватник, вскинул ремень ружья на плечо и сошел с террасы.
— Подождал бы до завтра, Шо-Пир, — сказала Гюльриз. — Закат уже, кто на ночь выходит?
— Пойду. К ночи я полпути до Большой Реки сделаю, заночую под камнем, а завтра с утра наших где-нибудь встречу, посмотрю, как Бахтиор там работает… меня провожать не ходите! — добавил он, увидев, что Ниссо и Мариам хотят выйти с ним. — Один, один, давайте руки свои!
И, наскоро пожав всем руки, Шо-Пир быстрым шагом направился к пролому в ограде.
— Счастливо! — крикнул он, обернувшись уже за оградой. — Дней через двадцать ждите… Не скучай тут, Ниссо!
И оттого, что последнее слово Шо-Пира было обращено к ней, Ниссо улыбнулась. Отойдя в сторону от всех, обойдя дом так, чтобы ее никто не видел, она долго смотрела, как уменьшающаяся фигурка Шо-Пира медленно пересекала развернутую чашу сиатангской долины и как, наконец, исчезла за мысом, вдвинувшим свои скалы в пенную реку.
Ниссо, конечно, не могла знать, что Шо-Пир унес с собой такую же грусть расставания, но не хотел ничем выдать себя.
Едва стемнело, Ниссо и Мариам легли спать. Ниссо чутко прислушивалась к дыханию Мариам. Убедившись, что Мариам спит, Ниссо с зажатым в руке платьем осторожно выскользнула за дверь и уже здесь, под открытым небом, оделась. Затем, настороженная, прокралась через двор к недостроенному дому новой школы, ввзяла с подоконника еще засветло приготовленный кулек и, как была, пренебрегая прохладой ночи, тяжело дыша от волнующего сознания недопустимости своего поступка, торопливо вышла из сада.
Больше всего она опасалась, что Мариам проснется или что кто-нибудь встретится ей, пока она не минует селения. Только пройдя пустырь и приблизившись по береговой тропе к мысу, Ниссо перестала прислушиваться и озираться. Она и сама не знала, что она делает, устремляясь вслед за Шо-Пиром. Она не шла, а почти бежала, ширя во мраке глаза, слышала только биение своего сердца, почти не обращая внимания на тропу, каждую минуту рискуя сорваться в пропасть. Только природный инстинкт, только кошачья ловкость горянки помогали ей обходить препятствия, почти не глядя на них, ступая босыми ногами только на те камни, которые не обрушились бы вместе с ней вниз, и в глубине души она была признательна Бахтиору, который исправил эту тропу так, что нигде не надо было вступать в холодную воду.
Так, не останавливаясь, не замедляя шага, до крайности напрягая свое молодое неутомимое сердце, Ниссо спускалась все ниже по этой ущельной тропе вдоль шумной реки Сиатанг. Только бы не пройти мимо спящего где-нибудь здесь, уже недалеко, Шо-Пира! Ниссо не думала ни о том, что она скажет Шо-Пиру, ни о том, что он сделает, проснувшись и увидев ее, — ни о чем не думала Ниссо, кроме того, что вот увидит его, увидит…
Там, где ущелье чуть расширялось и вдоль берега высились когда-то упавшие скалы, Ниссо задерживалась и, проникая во все расщелины, ощупывала их в темноте руками. Нет, он не здесь, значит дальше. И Ниссо устремлялась дальше.
К середине ночи Ниссо ушла уже так далеко от селения, что усомнилась: не прошла ли она все-таки мимо Шо-Пира? Остановилась, представила себе каждый камень пройденного пути, и решив: «Нет, этого не могло случиться», снова поспешила вперед.
В одном месте Ниссо обратила внимание на особенно темное пятно среди скал, чуть повыше тропы, и сразу поняла, что это, должно быть, пещера. «Там!» — безошибочным чутьем определила она и, цепляясь за камни, полезла вверх. Поравнявшись с нижним краем пещеры, замерла и прислушалась. Только ее слух мог сквозь шум реки уловить мерное дыхание в глубине большой, некогда выдолбленной водою пещеры. «Он, — подумала Ниссо и испугалась. — А вдруг Бахтиор? Ведь Бахтиор со своими людьми ночует тоже где-нибудь на тропе!» И как раньше это не пришло в голову? Напрягая слух, Ниссо определила, что в пещере спит только один человек, — значит, он!…
Подтянувшись на руках, Ниссо очутилась в пещере. Мелкие камешки под ней зашуршали.
— Кто здесь? — разом проснувшись, крикнул Шо-Пир, и Ниссо не увидела, а почувствовала, что в руках у него ружье.
— Шо-Пир, это я… — прошептала она. И только тут поняла все безумие совершенного ею поступка. Метнулась было назад, чтоб уйти, чтоб как можно скорее исчезнуть, бросить Шо-Пиру только кулек с чаем и сахаром, чтобы Шо-Пир ее не узнал, не заметил… Но уже было поздно.
— Ниссо!… Почему ты здесь?… Что случилось?
Ниссо молчала, но сердце ее, казалось, готово было разорваться от волнения и стыда.
— Что ты? Что?… Ну, что ж ты молчишь? — Шо-Пир придвинулся к ней, шаря рукою в темноте. Нащупав локоть Ниссо, скользнул пальцем по ее руке, добрался до прижатых к лицу ладоней.
— Что плачешь, Ниссо? Что с тобой? Ну, говори же, что?
— Я… я не плачу, Шо-Пир… — прошептала Ниссо. — Ничего не случилось… Не знаю я, почему… Просто так… я пришла… Сахар тебе принесла… чай… Большая дорога…
— Ты безумная! — пробормотал Шо-Пир. — Ты… — Но упрека не получилось. Он привлек плечи Ниссо к себе, почувствовал ее голову на своей груди, стал гладить растрепанные мягкие волосы. — Успокойся, Ниссо! — только и нашел он, что сказать, и волнение девушки мгновенно передалось ему. Ниссо притихла на его груди, и он ощутил быстрое биение ее сердца. Кровь бросилась ему в голову, все решения его, вся рассудительность готовы были полететь к черту. «Нет, нет… — наконец удалось ему поймать спасительную мысль. — Ей только пятнадцать лет!» — И эта мысль сразу решила все. Резким движением Шо-Пир отстранился от Ниссо, встал, решительно подошел к выходу из пещеры, раскинув руки, уперся ладонями в шершавые стены.
Ниссо различила его фигуру, смутно выделяющуюся на фоне противобережных скал. Долго стоял он так, ощущая на своем разгоряченном лице слабое дыхание прохладного ветерка. Распахнул ватник, расстегнул ворот гимнастерки. Затем резко повернулся, сделал два шага и снова сел рядом с Ниссо, взял ее холодную руку.
— Вот что, Ниссо… Давай поговорим по душам… Разве ты Бахтиора не любишь?
— Очень хочу любить его, Шо-Пир… Не люблю, — тихо и печально вымолвила Ниссо.
— Зачем же ты согласилась выйти за него замуж?
Ниссо долго молчала и ответила еще тише:
— Ты помнишь, я спросила тебя… Я спросила: ты хочешь этого?
— Глупая! Да разве могу я этого хотеть или не хотеть: только сердце решает твое…
— Мое сердце… — прошептала Ниссо и повторила громко, с досадой: — мое сердце… Разве ты не понимаешь?…
— А если я понимаю, то что?… Я хочу сказать тебе, Ниссо… Сколько лет тебе, знаешь?
— Пусть знаю. А почему мне не рано выходить замуж за Бахтиора?
— Потому… Потому… — Шо-Пир тяжело вздохнул, взволновался. — Невеста еще не жена… Есть советский закон… — И, усмехнувшись своим словам — вот поди объясни ей все, — сознавая всю нелепость своего положения, сам на себя рассердился: — Ну нельзя, Ниссо, и нет разговора. А Бахтиору можешь не считаться невестой, если не хочешь. Все равно, не скоро дождался бы он свадьбы, может, и сам передумал бы… А то, что мне ты хочешь сказать, проживешь три года еще, тоже, может быть, передумаешь…