Песочное время - рассказы, повести, пьесы - Олег Постнов

- Ёлка! - позвал он, - скажи: это ты из-за меня тогда... м-м... насчет Бога? и ада?.. Нет?

Ёла взглянула на него.

- Не совсем, - сказала она уклончиво.

- А... а почему?

Ёла пожала плечом. Кис тоже смолк, и теперь, на улице, идя об руку с Гаспаровым и глядя перед собою вверх, он был вновь поражен луной и весенней холодной ночью. Его опять ударило в сердце. Новая, светлая тоска сдавила его изнутри и уже подступала предательски к самому его горлу и глазам, мешая смотреть. Кис остановился.

- Это все чушь, - сказал он хрипло, не замечая, что говорит вслух то, что едва ли было ясно самому ему миг назад. - Чушь. Но, впрочем, Гаспаров: женщина всегда права. Да, а ты не знал? - Кис понял вдруг, что его тошнит. Он понял, что тошнит его сильно и что, может быть, оттого-то он и не курил давно, с самого балкона. Но что теперь лучше было бы ему не курить, хотя он этого и не может, ибо сейчас он расплачется. Губы его уже тряслись. - Это ей свойственно, - говорил он, - как треугольнику... равенство суммы углов... Или как там? - Всхлипывая, он попытался вспомнить. - В общем, как у Спинозы. В геометрическом порядке. Э, к чорту! он сплюнул. - Толстой Спинозу не любил. И правильно делал. Здесь нельзя любить. Понимаешь? нельзя... Он, наверно, не читал его, - прибавил он тихо. Слезы уже текли по его лицу. Держась за живот, Кис согнулся, плечи его вздрогнули, и его вырвало на снег.

Гаспаров глядел на него с жалостью. Снег окрасился в какой-то бурый цвет, неестественный под луной, пятно растеклось и застыло. Прежде Гаспаров не раз замечал днем на снегу такие пятна и всегда как-то с сомнением думал о том, откуда они берутся.

- Это... от печенюшек? - спросил он теперь.

- А также от сигарет, от вина и от женщин, - криво улыбаясь, перечислил Кис. Он поднял голову и посмотрел на него. - Дел( плоти известны, заявил он вдруг сухо, и улыбка исчезла с его губ. - Они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство... э-э... - Кис сбился. - Что там еще? Да: споры, гнев, распри, ненависть, убийство, пьянство... - он икнул. - В общем, Гаспаров: не слушай Гоголя. Живи духом. Если можешь...

Он повернулся и побрел прочь.

Гаспаров молча глядел ему вслед. Под фонарем его тень раздвоилась, и потом он пропал во тьме. Идя домой и глядя на собственную лунную тень под ногами, Гаспаров, как то часто бывало с ним, думал, удивляясь про себя, для чего нужен был ему весь этот его день в его жизни...

* * *

На следующее утро, в субботу, никто, даже будильник не тревожил Ёлу: она была в своих правах. И потому когда, наконец, к полдню она подняла голову от подушки, в studio было солнце, тетя Ната сидела на своей постели с кофейным прибором в руках, помешивая ложечкой в чашке, ее одеяло было красиво подоткнуто кругом нее, а острый локоть тетушки упруго упирался в диванный валик. Горячий кофе пускал пар, из кухни пахло гренками, кот чинно ходил по комнате и шифоньер с нафталином явно не думал дать о себе знать в ближайшее время.

- А, ma tante! - зевая во весь рот, сказала Ёла. - С добрым утром. С восьмым марта. Ну? - сонными глазами она обвела комнату. - Где же всё?

Тетя Ната взглянула на нее строго.

- Что это: "всё"? - спросила она, хмурясь.

- Как что? А подарки? Вот новость! Должна же я знать, что подарили моей тете ее дяди!

- С чего бы вдруг?

- С чего? Да ведь ты всю ночь пропадала! Неужто даром? - И, в восторге от своей шутки, Ёла рассмеялась, глядя тете Нате в лицо влюбленным, но бесстыжим своим взглядом.

- Ты бы лучше не умничала, - посоветовала ей ma tante. Она слегка наклонила голову, затянутую (для прически) в тонкую сеточку, но усталой отнюдь не выглядела, так что слова Ёлы о "всей ночи" были явным с ее стороны преувеличением.

- Ну, скажи, - в свою очередь спросила она, - что тут у вас было?

- Ох, тетя... - Ёла сокрушенно покачала головой, стараясь сделать это так же, как Наталья Поликарповна только что перед тем. Для этого она приподнялась на локте и тут увидела в углу, у тумбочки, прислоненный к шкафу школьный портфель Киса. Она проворно села, дотянулась до него и показала тете Нате. - Вот, гляди.

- Это что? - спросила ma tante близоруко, отставляя чашку и нащупывая рукой очки. Она вгляделась в портфель. - Гм. Это Киса?

- Киса.

- Гм. И что в нем?

- Цветы, конечно. Для Машки. Ну и для меня; но мне он вручил... А Машка вчера со своим милым приперлась. Можешь себе представить.

- Вот как? - Тетя Ната в раздумье пожевала губой. - Хорошо. Только чему ты смеешься?

Ёла действительно смеялась.

- Не знаю, - сказала она. - Надо бы их достать: завянут. - Она щелкнула замком. - Впрочем, - прибавила она, прищуриваясь, - мальчики нам хоть цветы дарят. Не то что некоторые...

- Вот погоди, - сказала тетушка с досадой. - Бросит тебя твой Пат, тогда посмотрим.

- Чт(?

- Известно чт(: как будешь смеяться. Бедный Кис, - прибавила она про себя.

- Отчего же это он меня бросит? - говорила с невинной улыбкой Ёла.

- Отчего? да хоть Ирка вон соблазнит.

- Нельзя: там уже Тристан постарался.

- Тристан? вот как? - Тетя Ната подняла бровь и с любопытством поглядела на Ёлу. - Ну, это неважно. Пат отвадит, если что.

- Думаешь? А хоть бы и так, - сказала Ёла мечтательно. - Пусть соблазняет.

- Это ты теперь так говоришь.

- И тогда скажу. Небось не запл(чу.

- Нет?

- Нет.

- И визгу не будет? - Тетя Ната опять взяла чашку в руки. - А что станешь делать?

Ёла тряхнула головой.

- Да вон хоть Киса утешу, - сказала она небрежно. Однако ma tante хмыкнула с сомненьем.

- Киса? ну-ну.

- А что? - Ёла посмотрела на потолок, потом на пол и, наконец, состроила тетке глазки. - Кис как Кис...

- Ну да, - тетя Ната тоже посмотрела на потолок и на пол. - Он, конечно, умный... да тебе разве нравятся такие?

Ёла задумалась.

- Не знаю, - сказала она потом. - Нет, наверно... А тебе?

- Мне? - тетя Ната тоже было собралась задуматься, но тут же махнула рукой. - А ну тебя, Ёлка, - сказала она сердито. - Хватит болтать. Вставай и ставь цветы.

Но Ёле было еще лень. Она упала головой в подушку и некоторое время прилежно терлась об нее щекой, поглядывая на тетю Нату. Та, однако ж, была непреклонна. Кот, подойдя к ней, хотел было забраться к ней на диван, но она и ему не позволила. В нерешительности он остановился посреди studio.

- Эй, кис, - позвала Ёла. - Ну-ка: иди ко мне.

Кот поглядел в ее сторону строго и серьезно.

- Кис-кис, - звала Ёла шепотом.

Но он дернул хвостом и ушел под шкаф. Тогда Ёла легла на спину, закрыла глаза и с наслаждением, сладко потянулась под одеялом. Она чувствовала, как счастье нежно щиплет ей сердце и грудь, и хотя не могла бы сказать, отчего, но твердо знала, что ей теперь так хорошо неспроста, и что теплая ее дрема, которая перебегает еще в ее теле, ее уют и покой значат в этом мире очень многое, в особенности же то, что так это с ней будет, вероятно, уже всегда и ничего другого у нее быть не должно и не может. В это утро, лежа у себя за шкафом в "келье", потягиваясь и улыбаясь про себя, Ёла знала наверняка, что она будет жить вечно.

1989 * выскочкой (фр.) * - Ну, мой милый ** сколько угодно. * я буду очень рада видеть вас * - Приказ женщины! * Как ты находишь эту адскую комнату? ** Ужасна в самом деле. *** Мсье Гаспаров весьма любезен. * Я только хотел сказать, что люблю тебя (англ). * О, Серж! я и забыла о нем... Спасибо, мой милый! * это смешно. * само собой разумеется * pugna (лат.) - бой, битва; Pentethronica - ничего не значащее слово у Плавта, выдуманное хвастуном-солдатом, чтобы ошеломить своего собеседника.

Пьесы _____________________________________________

ЭРНСТ, ТЕОДОР, АМАДЕЙ

Пьеса в трех действиях с эпилогом

Посвящается Дмитрию Филатову

Действующие лица:

Принц Баварско-Биркенфельский Вильгельм Пий.

Принцесса Шарлотта, его супруга.

Эрнст Теодор Амадей Гофман, его друг.

Шульц, статс-секретарь.

Фрау Шульц, его супруга, советница при дворе принца.

Лемке, первый министр.

Вальдемар Форш, духовник принцессы.

Слуги.

Фрейлины.

Гости.

Действие происходит в резиденции принца.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена первая

Кабинет п р и н ц а. Три стола: главный в центре, над ним на стене шпага. Два маленьких, слева и справа. М и н и с т р сидит за левым, с пером в руке. Входит Ш у л ь ц.

Ш у л ь ц. Господин министр! Какая радость!

М и н и с т р. Какая радость?

Ш у л ь ц. К нам едет господин Гофман. Сегодня вечером он будет во дворце.

М и н и с т р (отложив перо). Какой это Гофман? Юрист?

Ш у л ь ц. Юрист, музыкант, поэт. Он - всё. Вы не можете его не знать.

М и н и с т р. Я знаю. Но я не пойму, мой милейший господин Шульц, чему вы радуетесь. Вы мне сообщили это известие официально? Как секретарь его высочества? Или же просто, так сказать, из лучших чувств?

Ш у л ь ц (слегка растерявшись). Я полагал, что вы должны быть осведомлены об этом. Господин Теодор - друг юности его высочества. Они не виделись десять лет. И вот принц - великий государь, а Гофман - прославленный сочинитель.

М и н и с т р. Это трогательно. Каковы распоряжения его высочества?