Ричард Длинные Руки – бургграф - Гай Орловский

Вспомнилось, что в богатых домах строят извилистые коридоры, мол, нечистая сила может двигаться только по прямой, а я вот сейчас, похоже, создал некое подобие нечистой силы.

Не все обратили внимание на закапюшоненную фигуру, только двое игроков в кости переглянулись, поднялись и пошли следом.

Я поспешно двинулся дальше, в ближайшем темном углу создал еще одного, похожего на меня ростом и статью, замаскировал кое-как и выпустил на середину улицы.

Третьего я заставил вскарабкаться на крышу, его заметили так не скоро, что я сам хотел указать на него пальцем. Наконец народ начал волноваться, появились охочие быстро заработать на поимке беглого преступника, именующего себя благородным рыцарем сэром Ричардом, а я потихоньку пробирался дворами и закоулками к церкви.

Здесь сравнительно тихо, церковь на отшибе, а борделей поблизости нет. Не из уважения к церкви, в бизнесе нет такого понятия, просто бордели идут от порта, а церковь от него слишком далеко.

Я сделал три круга вокруг, как оса, что запоминает новую норку, еще раз огляделся и вошел в церковь. Пусто, не сразу вычленил за хитросплетением дощечек согбенную фигуру. Отец Шкред, похоже, собрался исповедовать сам себя. Так совестливые люди постоянно чувствуют свою вину, все время грызут себя, что недостаточно сделали для людей, человечества.

Я тихонько постучал в дверцу:

– Отец Шкред, не падайте в обморок… от щастя, разумеется. Это я, Ричард…

Внутри кабинки торопливо зашуршало, он высунулся, часто моргая близорукими глазами.

– Господь с вами, сэр Ричард! Что вы делаете в таком опасном месте… вам надо срочно покинуть город!

– Почему?

– Вас ищут не только охотники заработать, но и милиция…

– Это вдобавок к городской страже? – спросил я. – Да, в бой брошена тяжелая техника. Но пока только с одной стороны…

Он спросил испуганно:

– Что ты хочешь сказать, сын мой?

– Что я в своем непонятном и, честно говоря, не свойственном мне гуманизме… весьма терпим и неадекватен. И все потому, что хотя здесь уже не помню, сколько дней, но брожу, как ежик в тумане. Все смутно, непонятно и пугающе сложно. Насколько проще по ту сторону Хребта! Там сразу видно, кто враг, кто друг. И понятно: кому в рыло, кому «ручку пожалуйте»…

Он смотрел с непониманием.

– Сын мой, о каких врагах ты говоришь?

Я вздохнул:

– В том-то и дело, что не враги. За копейку зарежут, но не враги. Как говорится: ничего личного. Просто нам заплатили, вот и убиваем тебя, не обижайся, это же бизнес, чудак!.. Чувствую, что хоть и оставил за собой дорожку из трупов, но проигрываю с каждой минутой.

Он поколебался, сказал тихо:

– Если хотите, могу показать место в лесу, где сатанисты творят черные мессы.

Я покачал головой:

– Да ерунда, пусть развлекаются!

Он посмотрел на меня непривычно строго, даже в голосе зазвучала решительность первохристианина:

– Это не ерунда! Они оскорбляют святую церковь, тем самым умаляя ее силы. А Сатана, присутствуя на этих оргиях, дает им мощь, что делает их сильнее простых смертных.

– Сатана не станет присутствовать на таких глупостях, – возразил я, подумал, вспомнив красного дьявола, что в моем замке уволок ведьму прямо из церкви, – разве что не совсем тот сатана… ну это уже тонкости, а я по грубости натуры их избегаю.

Он сказал еще решительнее:

– Вот здесь ты ошибаешься, сын мой. Черная месса – великая сила.

– Фигня. Если бы ею заправлял Бриклайт или его волчата, еще бы заинтересовался…

Он сказал тихо:

– Многие недооценивают госпожу ля Вуазен. Как и ее правую руку, мсье Джафара. Я знаю, что он адепт черной магии, но в отличие от других магов никогда не заявлял об этом. Даже ты, сын мой, ощутишь недоброе в том месте, где они проводят… свои бесчинства. Я хотел бы, чтобы ты там побывал.

– Это далеко?

– Сразу за стеной города. У нас только в одном месте остался лес.

– Хорошо, – ответил я с неохотой. – Я приду посмотрю. Хотя не верю…

– Молись, сын мой, – ответил он смиренно. – Господь даст тебе веру.

Я пробормотал:

– Да он мне ее дал. Только церковь ужаснулась бы, увидев, что за веру мне дал Господь…

Он отшатнулся, посмотрел испуганными глазами. Дрожащая рука поднялась и торопливо перекрестила меня трижды. Не дожидаясь, когда перекрестит в четвертый, я поклонился и вышел.

Народ сбивается в кучки, то один, то другой рассказывает с жаром, что какие-то шутники придумали забаву: создавать фантомы, похожие на того, кого ловят, и запускают их по всему городу. Не иначе как благородные изгаляются, только они могут вот так тратить дорогие амулеты…

Всех благородных перевешать, кричали в другом месте. Ишь, издеваются над честными людьми, мешают им подзаработать на поимке опасного преступника, растлителя и душителя! А если не дадут повесить, то выгнать всех из города, а дома их на поток и разграбление…

Такие слухи ползли по всему городу, наконец я уже сам поверил, что какие-то шутники… а то и неведомые доброжелатели тоже запустили пару сотен таких же фантомов в добавку к моему десятку, так что стража и добровольцы уже лежат, высунув языки и вконец обессилев, проклинают свою мечту легко заработать…

Дом Вильда, как и его отца, маленькая крепость, чуть поменьше размерами, однако вокруг народу кишит намного больше. Был соблазн попытаться проникнуть внутрь, проверить, насколько смогу избегать ловушек, но удержался: это уже не риск, а самоубийство.

Рунтир, Джордж и Тегер, уже давно взрослые по здешним меркам, нередко ночуют в доме Бриклайта, хотя у них, за исключением Тегера, есть и свои дома. Наблюдая за домом Бриклайта, я заприметил ту самую красивую женщину, что в прошлый раз опознала меня, но почему-то не подняла тревогу. Молодая жена Бриклайта, мадам ля Вуазен. За нею смутно реет какая-то тень, но с такого расстояния не рассмотрел, то ли это ее собственная недобрая тень, то ли за ней в самом деле, как говорят у нас, кто-то стоит… и при этом многозначительно поднимает палец кверху.

Это натолкнуло на мысль все же проверить, что такое городил перепуганный священник.

Через полчаса городские стены остались позади, я вошел в лес, пахнуло сыростью и кисловатым запахом муравьиных куч. Деревья великанские, совсем не видно молодых, все в пять обхватов, кора потрескавшаяся, толстая настолько, что в трещину может поместиться человек. Чудовищные наплывы опускаются до самой земли, словно ствол время от времени начинает таять, как свеча, и часть древесной плоти стекает к подножью.

Корни вздыбились и, прорвав мох, торчат над землей, похожие на болезненно-белых земляных червей, огромные и пугающе застывшие, будто готовые набросить петли на ноги. Я оглядывался в изумлении: такая дремучесть понятна там, где не ступала нога человека, а здесь, рядом с городом, где все берут не только хворост, но и дармовой лес…