Дюна: Пауль - Брайан Герберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, несмотря на окружавшую ее красоту и роскошь, Ирулан чувствовала в душе невыносимую пустоту. Она пыталась представить себе, что снова стала маленькой девочкой, ясноглазой и полной радужных надежд на будущее. Разве могла она тогда вообразить, что к тридцати пяти годам будет одинокой бездетной женщиной. Община Сестер до сих пор требовала от Ирулан, чтобы она сохранила свою родословную, зачав ребенка от Пауля, и она сама хотела того же так же сильно, как империя нуждалась в наследнике.
Но Пауль публично поклялся, что никогда не разделит ложе со своей официальной женой, опозорив ее своей показной привязанностью к фрименской наложнице, несмотря на то, что и Чани не смогла подарить императору второго сына.
Но отвлекшись отличных обид, принцесса, создавая биографию Пауля и изучая документы, против воли прониклась пониманием в отношении связи Пауля и Чани и даже стала больше его уважать. Сила чувств, связывавших этих двух людей, была сравнима лишь с мощью песков Арракиса, на это чувство не могли повлиять ни политика, ни внешние силы. Ирулан видела, как смотрели они в глаза друг другу, как безмолвно обмениваются самыми сокровенными мыслями. Они общались на понятном только им двоим языке жестов и взглядов, на языке, который сам собой возникает в общении двух искренне любящих друг друга людей. Но на публике Пауль позволял себе показывать только обычное поведение, не выходящее за рамки общепринятых приличий.
В иной ситуации Ирулан и Пауль, вероятно, смогли бы стать друзьями или даже любовниками. Теоретически они были созданы друг для друга. Вначале, когда она сама предложила этот брачный союз как единственный путь к миру, Ирулан полагала, что сможет легко соблазнить Пауля своим искусством обольщения, которому она научилась в ордене Бене Гессерит. Для этого надо было, как ей казалось, дождаться подходящего случая. Но Пауль оказался не обычным, заурядным мужчиной. Он просто не подпускал Ирулан близко к себе. Он объяснил свою верность наложнице великой любовью, но какое отношение имеет любовь к династическим обязательствам?
И почему, между прочим, сама Чани до сих пор не беременна? Да, их первый сын, Лето II, был убит во время атаки сардаукаров. Может быть, Чани боялась сделать вторую попытку? Может быть, предыдущие роды подорвали ее здоровье и способность к зачатию? Ирулан почему-то думала, что это не так, но вопрос этот никогда не обсуждался.
Империи нужен наследник! Она аккуратно разложила на постели стопки документов и записок, включая шиговые катушки с записями интервью и урезанных рапортов с полей сражений, которые Корба разрешил ей просматривать и слушать. Страшная реальность тем не менее продолжала угнетать Ирулан: ее постель превратилась в письменный стол, вместо того, чтобы быть местом зачатия ребенка. Подчиняясь минутному порыву, Ирулан смахнула с кровати на пол дневник. Книжка с мягким стуком упала на застланный плюшем пол.
Проделав успокаивающее упражнение Бене Гессерит, Ирулан остановила подступившие к глазам слезы. Ей не помогут эти всплески эмоций. Как это ни странно, помогало в таких случаях писание книги.
Ветры имперских катаклизмов швыряли из стороны в сторону и грозили опрокинуть утлую лодчонку ее частной жизни, но эти же ветры вынесли ее на маленький островок, где, правда, ее свобода была ограниченной, а эмоции заперты в душе. Внешне Пауль не выказывал свою антипатию к Ирулан; на самом деле он просто не замечал ее присутствия, лишив дочь Шаддама какой-либо заметной роли в своем правлении. Положение Ирулан при дворе улучшилось после публикации первой книги о Муад’Дибе, но она пока не знала, разрешит ли Пауль обнародовать ее собственную версию истины во второй книге. Пауль, правда, прочитал некоторые наброски, но не стал их комментировать, несмотря на то, что в этих набросках были описаны некоторые его отрицательные черты.
Интересно.
Проект многотомной биографии стал чем-то большим, чем первоначально задумывала Ирулан. Чем больше информации она накапливала, чем больше она узнавала, тем мощнее становился потенциал легенды. Но что с этим делать? Ее сочинение может стать подспорьем для того, чтобы разглядеть глубины жизни Пауля Муад’Диба, но они же могут послужить и совершенно иным целям.
Чем больше она узнавала о юных годах Пауля и об его отце, герцоге Лето, тем сильнее ей казалось, что на Каладане Пауль жил очень счастливо и беззаботно и был совершенно не похож на того возмутителя спокойствия вселенной, который вторгся в ее жизнь. Ирулан ясно видела, что и ее отец был виновен в начавшейся эпической трагедии. Шаддам сделал множество недопустимых шагов во время войны убийц, причинившей столько горя и страданий Домам Атрейдесов и Эказов. Потом Шаддам затеял политические игры с Домом Харконненов, устроил на Арракисе коварную ловушку и закрыл глаза на темные делишки барона в обмен на обещание повысить добычу пряности. Шаддам IV в немалой степени сам содействовал разразившейся катастрофе.
Итак, сестры считают, что она изменила семье, а отец считает старшую дочь недостойной даже презрения. «Я не предательница», — подумала Ирулан. Падишах-император столько раз предавал Дом Атрейдесов, что Пауль имел все основания ненавидеть и презирать Дом Коррино, а значит, и ее, Ирулан.
Личный дневник стал ее сокровенным другом, наедине с которым она проводила долгие одинокие ночи, делясь с ним своими самыми сокровенными мыслями, которые она записывала на великолепной меланжевой бумаге. И как и подобает хорошему другу, дневник открывал ей истину, когда она перечитывала ранее написанные слова и видела их в новом, более ясном свете. Читая эти страницы, она пришла к пониманию своих собственных слабостей.
Она поправила подушку, подложенную под спину, и подняла с пола дневник. Потом внимательно перечитала написанное сегодня. Сердце ее болезненно сжалось при мысли о том потрясении и ужасе, которые пришлось пережить Паулю во время массового убийства на свадьбе в замке Каладан, о том, что перенес он позже, когда ему пришлось бежать от убийц, пытавшихся устранить его. Он стал пешкой в крупной политической игре в самом нежном возрасте, но теперь он — император всей известной вселенной.
Покорно вздохнув, принцесса принялась писать в дневнике. Он говорил с ней, заставляя продолжать историю…
ЧАСТЬ IV
МОЛОДОЙ ПАУЛЬ АТРЕЙДЕС
10187 год эры Гильдии
Те, кто видел гнев Муад’Диба в битвах джихада, говорят, что он стал кровожадным под влиянием фрименов, с которыми жил бок о бок некоторое время. Но Лисан-аль-Гаиб определил ход его жизни задолго до его пребывания среди фрименов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});