Дюна: Пауль - Брайан Герберт

Закрыв глаза и вознеся молитву (представление для легковерной публики), Корба наполовину вытащил из ножен крис, готовый стать палачом.

Пауль с трудом сдержал ярость.

— Жрецы Дура были когда-то уважаемыми в империи людьми, они руководили церемониями бракосочетания и коронации императоров. И вот теперь вы вознамерились вскрыть гробницу моего отца! Вы стали грабителями могил, мародерами? Осквернителями праха?

Корба ждал сигнала своего повелителя, но Пауль колебался, не зная, как поступить в этом случае. Действия жрецов были еще одним примером вопиющей безответственности неконтролируемой религиозности. Но как управлять религией — своей или древней? Помогут ли сейчас терпимость и милосердие? Или надо принять крутые меры? Что посоветовал бы ему отец?

Один из запуганных священников, большой живот которого делал его похожим на грушу, с трудом поднялся на колени и умоляюще посмотрел на императора. Глаза несчастного заливал обильный пот.

— Сир, выдвинутые против меня обвинения, ложны. Я даже не знаю этих людей — я служу в другом ордене! Меня заставили надеть эту зеленую накидку! Я вообще был дома по случаю праздника.

— Он лжет, — сказал Корба. — Его так называемый праздник был конспиративной сходкой заговорщиков, на которой он и его соучастники обсуждали планы твоего свержения. Любая клятва в верности, какую он сейчас скажет, не стоит того сотрясения воздуха, которое она вызовет.

Пауль вперил сверкающий взгляд в коленопреклоненного человека.

— Я всегда терпимо относился к чужим религиям, но я не намерен терпеть инсинуации и заговоры, угрожающие мне, и тем более не стану я терпеть осквернение могилы моего отца — благородного герцога Лето Атрейдеса. — Внезапно Пауль ощутил неимоверную усталость. — За это вы должны умереть.

Охранники грубо схватили толстого человека и попытались оттащить его назад, к другим узникам, но он вдруг обмяк и повис на руках у солдат. Корба коснулся пальцами его шеи и громко фыркнул.

— Он мертв. — По-волчьи ухмыляясь, он бросил презрительный взгляд на других одетых в зеленое жрецов, а потом обернулся к собравшимся в аудиенц-зале:

— Муад’Диб поразил его взглядом! Никто не может ускользнуть от взора нашего императора.

Пауль явственно услышал, как послушная толпа тихо и благоговейно повторяет его имя.

Мужественный священник-патриций поднялся на ноги.

— Вскрытие бы показало, что этот несчастный умер от укола отравленной иглой. Дешевый трюк! — Он сделал два шага вперед, несмотря на все попытки солдат удержать его на месте. — В тебе нет ничего святого. Жрецы Дура называют тебя демоном, Пауль Атрейдес!

Услышав такое неслыханное оскорбление, толпа взорвалась диким воем.

— Вырвите им глаза! — пронзительно заверещала какая-то женщина. Один из священников жалобно застонал, но другие заставили его замолчать.

Пауль вспомнил войну убийц, битвы на Эказе и Груммане, кровь и трагедии, вспомнил он, с какой любовью он и его близкие хоронили останки герцога Лето, его череп. «Самой большой ошибкой моего отца было то, что он не был достаточно суров к своим врагам».

— Все вы умрете за преступления, совершенные вами под влиянием вашей отступнической религии, — сказал Пауль, глядя на одетых в зеленое жрецов и зная, что Корба сделает их смерть долгой и мучительной. — Отныне и навсегда я запрещаю вашу безрассудную веру. Я приказываю сровнять с землей все ваши святилища в моей империи. Мой Кизарат займется вашими последователями, чтобы наставить их на истинный путь. — Он встал и повернулся спиной к толпе, давая понять, что аудиенция окончена. — Отныне в моей империи не будет священников секты Дур.

На следующий день Пауль принимал в расположенных за троном личных покоях дорогих гостей. Правда, на лицах леди Джессики и Гурни Халлека застыло безрадостное выражение. Пауль обнялся с матерью и хлопнул по ладони Гурни. Оба прибыли на одном лайнере Гильдии, и Пауль был страшно рад их видеть.

Он отбросил свою обычную настороженность и вздохнул, нежно глядя на мать и друга.

— Мама, Гурни, я так скучал без вас. Все ли хорошо на Каладане и на Гьеди Первой?

Гурни был обескуражен вопросом и промолчал, но Джессика ответила без промедления:

— Нет, Пауль. Мало хорошего происходит на обеих планетах.

Гурни был удивлен таким прямым ответом, но счел нужным добавить:

— Мне удалось сдвинуть дело с мертвой точки на Гьеди Первой, милорд, но вся планета продолжает корчиться от боли в застарелых ранах. Потребуются поколения, прежде чем население научится жить самостоятельно и по-новому.

Пауль озабоченно посмотрел на Джессику.

— Что случилось на Каладане, мама?

Джессика, как всегда, выглядела по-королевски. Именно такой она всегда была перед своим герцогом Лето.

— У нас были демонстрации, протесты, на нашу голову сыпались оскорбления. Дезертиры из гвардии Атрейдесов заняли замок Каладан и укрепились в нем. Мне пришлось искать убежища в другом месте и скрываться до тех пор, пока мне не удалось снова взять события под контроль. Были сожжены дотла многие деревни.

— Дезертиры? Из гвардии Атрейдесов? — Пауль был уверен, что Каладан всегда останется бастионом стабильности, неприкосновенным запасом его сокровищницы. У него и так хватает проблем, особенно с этим беспрестанно жалящим в самых неожиданных местах оводом — графом Мемноном Торвальдом. Он жестко посмотрел на Гурни.

— Как это стало возможным?

— Они помнят герцога Лето, милорд. Они надеются, что вы будете таким же, как он.

Сначала надо разобраться с практической стороной дела.

— Подавлен ли мятеж?

— Мятеж подавлен, но проблема не решена, — ответила Джессика. — Они разочарованы тобой, Пауль. Ты рассчитывал на их верность, но не сделал ничего, чтобы ее заслужить. Я много лет общалась с ними от твоего имени, но они все равно чувствуют, что ты оскорбил и бросил их на произвол судьбы. Каладан — родовая планета Атрейдесов, но ты ни разу там не был с самого начала джихада.

Пауль глубоко вздохнул, стараясь подавить гнев.

— Во время того визита мои армии покоряли Кайтэйн. Кайтэйн, мама! Мне надо было вести войну. Что, на Каладане думали, что я вернусь туда для того, чтобы плясать и смотреть парады? — Он помолчал и испытующе посмотрел матери в глаза: — Я оставил тебя вместо себя.

— Да, оставил, но я — не герцог Лето, и тем более не ты.

— Понятно. — Пауль изо всех сил постарался скрыть язвительность. Радикальные жрецы Дура пытались осквернить гробницу отца, но, возможно, сейчас он, Муад’Диб, точно так же оскверняет память Лето Атрейдеса.