Дюна: Пауль - Брайан Герберт

— Мне надо как можно скорее вернуться домой, чтобы восстановить мир, — сказала Джессика, — и я хочу взять с собой Гурни. Люди знают его, Гурни Доблестного.

— У Гурни Халлека есть обязанности на Гьеди Первой.

Глаза Джессики вспыхнули недобрым огнем, а слова ранили, как лезвие бритвы:

— Как ты мог подумать, что Гурни хотел получить Гьеди Первую? Неужели ты так мало понимаешь человеческую природу? Каждый день на этой планете настоящая пытка для него.

Пауль от удивления широко раскрыл глаза.

— Это правда, Гурни?

Халлек смутился.

— Вы приказали мне взяться за это дело, милорд, и мне пришлось делать все, на что я способен. Но на самом деле нет в империи планеты, которую я ненавидел бы больше, чем Гьеди Первую. Для меня она навсегда останется планетой Харконненов.

Пауль был тронут до глубины души.

— Прости меня, старый друг. Я не хотел причинить тебе боль. Но ты сохранишь дарованный мною титул на Гьеди Первой, и надеюсь, что одно твое имя станет залогом успешности реформ. Я окажу тебе личную и финансовую поддержку, чтобы ты смог продолжить свою важнейшую работу. Но пока я предоставляю тебе отпуск. Можешь вернуться на Каладан, чтобы обеспечить безопасность моей матери.

Гурни церемонно поклонился.

— Мое сердце навсегда принадлежит Каладану, где я служил благородному Дому Атрейдесов.

— Очень хорошо, мой друг. Ты так много помогал моей семье, что я едва ли смогу отплатить тебе за это полной мерой, — сказал Пауль. — Отправляйся на Каладан, залечивая раны, которые я ненамеренно тебе нанес своим небрежением.

Позже, по окончании встречи, Пауль остался один в своих покоях. Теперь здесь было тихо, невыносимо тихо…

Сейчас Пауль опасался, что неверно истолковал свои долгосрочные видения, что его собственные воины могут ввергнуть человечество в темные века. В такие же, какие оно пережило после окончания Батлерианского Джихада. Где-то далеко за стенами его дворца война продолжала пожирать одну планету за другой. За собой его легионы оставляли покоренное деморализованное население и выжженную землю, обезглавленные правительства, но ничем не заполняли образовавшийся вакуум. Он, и только он, должен каким-то образом собрать вселенную воедино.

«Это проблема, с которой не довелось столкнуться Александру Великому».

~ ~ ~

Сюрпризы слишком часто бывают неприятными.

Готовые к любым неожиданностям, граф и леди Фенринг шли за ученым альбиносом по узким, обшитым металлическими панелями туннелям, проложенным под Фалидеями. На серых плитах местами виднелись подтеки и пятна, покрытые застарелой плесенью. Доктор Эребоом быстро шел впереди, и Фенрингу казалось, что перед ними по лабиринту бежит белая лабораторная крыса.

Благодаря своей способности к «убеждению» Фенринг смог уговорить Эребоома показать ему все, что он хотел, но граф тем не менее оставался настороже. Он нисколько не доверял этому человеку. По крайней мере маленькая Мари находилась в безопасности под бдительной охраной Тони Обрега-Ксо. Они заперлись в квартире Фенрингов, защищенные от вторжений и шантажа. Няня из ордена Бене Гессерит убьет любого, кто попробует проникнуть в убежище. Убедившись в неприветливой терпимости хозяев планеты, Фенринг сомневался, что они попытаются прибегнуть к грубому насилию, особенно теперь, когда они могли так много приобрести. Мари и гипотетический Квисац-Хадерах тлейлаксов создавали великолепную почву для сотрудничества и выгодного взаимодействия.

Нет, опасность могла грозить не Мари, а ему самому или леди Марго. Инстинктивно граф Фенринг опасался засады или ловушки. Он испытывал в отношении Эребоома раздражение и любопытство одновременно. Сейчас они шли смотреть на якобы успешного кандидата на роль Квисац-Хадераха.

Они вошли в лабиринт по длинной охраняемой лестнице вблизи наружной стены города (выходившей на берег глубокого вонючего озера), но по пути сделали так много поворотов, что Фенринг начал терять терпение.

— Мы все еще находимся под городом или уже вышли под дно озера? — спросил он, смахнув со лба упавшую с потолка каплю.

Эребоом издал квохчущий звук.

— Мы находимся в туннеле распределения воздуха, в вентиляционной системе города. Идите за мной. Теперь уже недалеко.

Лифт из прозрачного плаза начал поднимать их на верх высокого здания. Мимо пролетали бесчисленные этажи. На каждом из них были видны тлейлаксы, суетившиеся за работой. Лифт плавно остановился, его двери раскрылись, и Эребоом торопливо повел их по коридору с белыми стенами. Узкое обычно бледное лицо ученого покраснело от волнения.

— Сюда, пожалуйста. Скорее, скорее. Вас ожидает масса интересных впечатлений.

В конце коридора, залитого лимонно-желтым светом, Эребоом отрегулировал сканер безопасности. Дверь скользнула в сторону, открыв помещение, затянутое влажным серым туманом. Они вошли внутрь.

Когда глаза его привыкли к полумраку, Фенринг заметил, что стены обиты мягким материалом, на котором виднелись многочисленные отметины и царапины. Сжав руку Марго, граф подал ей предупреждающий сигнал. Она приблизилась к мужу и незаметно приняла боевую стойку, готовая в случае необходимости ударить. Фенринг уловил запах едких химикатов, смесь каких-то лекарств… и что-то гнилостное, чего он никак не мог определить. Он почувствовал, как напряглась спина прижавшейся к нему Марго. Это был какой-то животный запах.

Эребоом растворился в тумане, хотя Фенринг слышал, как он что-то тихо и почтительно бормочет. Что это — молитва?

— Не тревожьтесь, — сказал доктор. — Этот туман настроен на человеческий обмен веществ и делает кандидата сонливым.

Когда туман немного поредел, Фенринг увидел, что альбинос стоит возле чего-то, что сначала показалось графу какой-то бесформенной грудой. Потом он понял, что на полу, скорчившись, сидит классически сложенный мужчина в обтягивающем бежевом трико, из-под которого выпячивались словно высеченные резцом скульптора мышцы. Один из извращенных подопытных субъектов, виденных Фенрингом в лаборатории? Нет, граф усомнился в этом.

Человеческая фигура внезапно выпрямилась и встала во весь рост. Трико обтягивало все тело за исключением кистей рук, стоп и головы. Фенринг заметил, что взгляд его жены скользнул по мускулистому телу вверх, к поразительно красивому лицу — орлиному носу и несколько надменному рту. Но Фенринг пытался разглядеть еще что-то за этим физическим совершенством, и видел, что Марго делает то же самое. В карих овальных глазах мужчины читалась какая-то внутренняя мука.