Бомба из прошлого - Джеральд Сеймур

Память с опозданием выдала информацию из путеводителя, который он прочел еще в читальном зале саровской библиотеки. Во-первых, в Белоруссии варят пиво. И даже не одно какое-то, а целых три. Названия двух отложились — «Крыница» и «Лидское». Он попытался вспомнить третье…

— Возраст, дружище. Проклятый склероз. Не могу даже вспомнить, какое пиво здесь варят. Два названия помню, а третье — никак. Вылетело из головы.

Моленков должен бы усмехнуться или отпустить какую-нибудь беззлобную шутку насчет дырявой памяти, но, подняв голову, Яшкин увидел, что его спутник стоит, согнувшись, с открытым в немом крике ртом.

Удар обрушился сзади, и перед глазами поплыли круги. Он захлебнулся на вдохе и не смог даже вскрикнуть. Второй удар пришелся по ногам, и Яшкин свалился на темный тротуар. Двое прошли мимо. Тени в сумерках. Ни сил, ни воли сопротивляться уже не было. Впрочем, подняться и прийти другу на помощь он не смог бы даже при всем желании.

Моленков остался один.

К глазам подступили слезы, но Яшкин сдержал их, зажмурившись. Острая боль растекалась по руке, шее, спине. Может быть, Моленков еще помнил, чему учился на курсах самообороны в далекой молодости. Может быть, прежде чем стать замполитом, он занимался в спортзале, где его натаскивали делать броски, ломать людям руки и ноги. В любом случае Яшкину пришлось довольствоваться ролью пассивного наблюдателя.

Они засмеялись. Эти ублюдки смеялись!

Подойдя к Моленкову, они на мгновение остановились, и их смех, омерзительное хихиканье, разнесся по улице. Моленков стоял в странной позе, пригнувшись и подняв, как это делают в кино, руки. Должного впечатления эта «боевая» стойка не произвела. Два-три удара прошили неуклюжую защиту, дубинка взлетела и опустилась. Моленков мешком свалился на землю, и в ход пошли тяжелые ботинки. И все же он не сдался. Они набросились на него, как гиены, а Моленков отбивался ногами. Должно быть, ему удалось укусить кого-то из нападавших, потому что тот вскрикнул и коротко выругался. Новый град ударов. Яшкин подумал, что ему, наверно, не хватило бы смелости схватиться с двумя молодчиками.

И все же силы быстро иссякли. Моленкова прижали к тротуару. Жадные руки обшарили карманы и забрали бумажник. Потом один из парней вернулся к Яшкину.

Он знал, что не будет сопротивляться, не станет брать пример с друга. Сжался, подтянул ноги к животу, закрыл руками лицо. Его тоже обыскали, залезли под куртку, вытащили бумажник, давным-давно, тридцать один год назад, подаренный женой на Первое мая. Парень выпрямился. От него несло пивом и табаком. Приоткрыв глаз, Яшкин увидел черную кожаную куртку, татуировку на шее, бритую голову, на которой танцевали капли дождя.

И он вдруг понял то, что из упрямства отказывался понимать. Понял, что они больше не офицеры, а два старика, которым даже не пришло в голову проявить элементарную осторожность в чужом, незнакомом городе, этом дерьмовом Пинске. Из кошельков взяли деньги и кредитки — впрочем, здесь от них толку все равно не было, — вытряхнули мелочь. Сволочи, они даже не спешили, словно знали, что их никто не тронет. Пересчитали деньги, бросили пустые бумажники на тротуар и спокойно, не оглядываясь, удалились.

Яшкин сделал, что мог. Подполз к Моленкову, заглянул в глаза, прислушался к стонам и хрипам, вырывавшимся из разбитых в кровь губ.

— Что ты там говорил про оптимизм? — пробормотал Моленков.

— Что ни есть, все к лучшему…

Бывший замполит поднялся, пошатываясь, на ноги. Яшкин помог другу.

— Кое-какая мелочь у меня осталась, так что на туалет хватит, а вот в кошельке пусто.

— Что еще пусто, если не совсем, то почти?

— Не знаю.

Они стояли, поддерживая друг друга, отдуваясь, борясь с болью. Но хуже боли было чувство унижения.

Моленков попытался улыбнуться, но только скрипнул зубами.

— В наше время быть оптимистом трудно, но без денег не обойтись. Надо заправить бак. Поголодать можно, но без бензина не обойтись. — Он покачнулся и начал оседать. Яшкин поддержал друга, потом обнял за пояс и повел по улице. Возле какой-то старой церквушки они нашли скамейку. Отсюда была видна парковочная стоянка. Через минуту Моленков уже задремал, тихонько посапывая. Яшкин знал, что и сам долго не продержится.

И тут память прояснилась. Он вспомнил и возрадовался. Он вспомнил, как называется пиво. «Аливария»! Впрочем, будить друга Яшкин не стал.

Он услышал свист, потом его позвали по имени.

Кэррик не знал, сколько просидел в темноте под деревом, но, поднимаясь, потерял равновесие, пошатнулся и, чтобы не упасть и не соскользнуть вниз, схватился за дерево.

И свист, и голос прозвучали едва слышно, но отчетливо и чуждо на фоне непрерывного, ровного и глухого ворчания реки. В просветах между рваными тучами показалась луна, по воде пробежали бледные мерцающие полоски. Дождь налетал порывами, и Кэррик, пока сидел, успел изрядно промокнуть. Схватившись за дерево, он подумал, что если бы не удержался, то наверняка упал бы в реку и ушел под воду. И, возможно, уже не выбрался бы на берег. В такой ситуации легко запаниковать, хлебнуть воды или удариться головой о какую-нибудь корягу. А можно просто потерять в темноте ориентацию, поплыть не в ту сторону и, вместо того чтобы вернуться к берегу, где можно схватиться за куст или камень, попасть в объятия течения. Да, если бы упал, то мог бы, пожалуй, утонуть.

Он пошел вдоль берега — туда, откуда донесся свист. «Сбруя» сидела хорошо и почти не ощущалась, а вот сам прибор при ходьбе врезался в кожу на пояснице. Витая мысленно вдалеке, Кэррик едва не столкнулся с Ройвеном Вайсбергом — в последний момент выглянувшая луна вырвала из темноты лицо и плечи.

— Что мне делать, Джонни?

— Расскажите мне, сэр.

— Они придут на тот берег.

— Вы встречаетесь с ними там, сэр?

— Встречаюсь и забираю то, что они доставят. Переправляю через реку. О чем я не подумал, так это о том, что река разольется. Планировал воспользоваться веревкой — зацепить здесь за дерево и протянуть над водой. Но забыл про паводок. Что мне теперь делать?

Там, под деревом, пока сумерки переходили в вечер, а вечер скатывался в ночь, Кэррик успел подумать о многом. О приказе, который так и не прозвучал в пустом помещении склада, о поцелуе в щеку возле Вислы, под стенами Старо Място, об оружии, которое получил в знак доверия… о дружбе.

Он ненадолго задумался. А когда собрался с мыслями и открыл рот, даже не понял, что одна чаша весов начинает перетягивать другую. Однажды их группа провела целую неделю в полевом лагере, в горах Брекон, неподалеку от деревни Мертир. Целью сборов было выявление потенциальных лидеров и оценка их качеств в походных условиях. Взвод Кэррика получил задачу переправить через разлившуюся реку офицеров-кандидатов. Победила группа, командир которой предложил лучшее решение.

— Насколько велик груз, сэр?

— Вес — примерно пятьдесят килограммов. Размеры — около метра в высоту и полметра в поперечине. Полагаю, груз заключен в защитный контейнер.

— А если он намокнет?

— Думаю, лучше не рисковать.

— Люди, которые доставят груз на тот берег, могут переправить его сюда?

— Нет, они уже не молоды.

Кэррик помнил, как их командир организовал переправу через разлившуюся горную речушку.

— Вы не могли бы, сэр, найти небольшую лодку?

— По-моему, я видел где-то лодку.

— Нам нужна небольшая, сэр. На двоих. Чтобы мы с вами поместились.

Стоя на берегу разлившегося от прошедших дождей Буга, Джонни Кэррик даже не заметил, что одна из чашечек весов преданности и верности опустилась чуть ниже.

ГЛАВА 17

16 апреля 2008

Чтобы добраться до озера, пришлось пройти не меньше трех миль.

Примечательно, что Ройвен Вайсберг, русский, успевший пожить в таких городах, как Пермь, Москва и Берлин, пробирался через лес с уверенностью обитающего здесь дикого зверя. Кэррик следовал за ним, стараясь по мере возможности не отставать и не терять из виду спину «объекта». Когда же такое все-таки случилось, наказание не заставляло себя ждать: откуда-то выскакивали вдруг деревья, ветки били по лицу.

О близости озера Кэррика известили крики птиц и плеск воды. Они шли по широкому проселку, и в какой-то момент он оступился, угодив в оставленную трактором глубокую колею. Продолжая движение по инерции, Кэррик ткнулся Ройвену в спину, и в тот же миг вылетевшая из темноты рука схватила его за горло. Он захрипел и тут же услышал негромкий смех. Та самая рука, что держала его за горло, помогла подняться. Смех же прозвучал как-то странно, словно донесся из другого мира. Еще несколько шагов, и им открылось озеро. Они пришли, не воспользовавшись ни картой, ни компасом, ни Джи-пи-эс. Ничего этого и не требовалось — Вайсберг знал лес не хуже какого-нибудь местного жителя, оленя или кабана.