Писарев - Юрий Николаевич Коротков

автору, критик боялся его неудачи. С предубеждением и робостью принялся он за чтение: а если роман так плох, что его даже нельзя защитить от официального остроумия Катковых?

Опасения оказались напрасными. Писарев был в восторге от «Что делать?»: «Оставаясь верным всем особенностям своего критического таланта и проводя в свой роман все свои теоретические убеждения, г. Чернышевский создал произведение в высшей степени оригинальное и, с Какой бы точки зрения вы ни взглянули на него, во всяком случае чрезвычайно замечательное».

Для Писарева это был долгожданный ответ на вопрос, поставленный им в статье о Базарове. Впоследствии Ф. Ф. Павленков утверждал, что сам замысел романа родился из этого вопроса. Очевидно, это не так. Вряд ли Чернышевский даже читал эту статью. Павленков никогда не встречался с Чернышевским и скорее всего рассказал одну из семейных легенд Писаревых. Тем не менее нельзя сомневаться в том, что узник Алексеевского равелина подарил своему младшему сотоварищу, заключенному в каземате Невской куртины, немало счастливых часов.

Роман Чернышевского был ответом не только Писареву, а всему молодому поколению, всем, кто задумывался о Том, что так больше жить нельзя. Этот ответ крайне прост — бороться!

«Будущее светло и прекрасно, — зовет Чернышевский. — Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы сумеете перенести в нее из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него все, что можете перенести».

Устанавливая генеалогию героев Чернышевского, в своей статье-отклике на «Что делать?» Писарев вспомнил Тургенева. Он первым в русской литературе задумался о новых людях и, потерпев неудачу с Инсаровым, создал яркий образ Базарова. Тургеневу не хватило материалов, и он не вполне сочувствовал новому типу, не будучи сам новым человеком. Поэтому в его роман вкрались фальшивые ноты, но строгая и несправедливая рецензия Антоновича в «Современнике» была ошибкой. Роман Чернышевского, по мнению Писарева, явился лучшим опровержением этой рецензии, поскольку в нем «нее новые люди принадлежат к базаровскому типу». Они обрисованы гораздо отчетливее и объяснены гораздо подробнее, чем тургеневский герой. Тургенев наблюдал новых людей только издали и со стороны, он видел их в окружении людей старого закала и «не знал, как держат себя Базаровы с другими Базаровыми». Он чувствовал небывалость этого тина и останавливался перед ним в недоумении. Чернышевский же сам новый человек и знает, как они «любят и уважают друг друга, как устраивают свою семейную жизнь и как горячо стремятся к тому времени и к тому порядку вещей, при которых можно было бы любить всех людей и доверчиво протягивать руку каждому». Различие в позициях писателей объясняет, почему Тургенев в Базарове остановился на одной суровой стороне отрицания, а у Чернышевского новый тип «выяснился до той определенности и красоты, до которой юн возвышается в великолепных фигурах Лопухова, Кирсанова и Рахметова».

Писарев охарактеризовал основные особенности нового типа людей. Прежде всего новые люди пристрастились к — общеполезному труду: «Для них труд и наслаждение сливаются в одно общее понятие, называющееся удовлетворением потребностей организма». Они устраивают свою жизнь так, что их личные интересы ни в чем не противоречат действительным интересам общества, в их жизни нет разногласия между влечением и нравственным долгом, между эгоизмом и человеколюбием. Ум и чувства новых людей не искажены хронической враждой против отдельных людей и находятся в самой полной гармонии между собой. «Новыми людьми, — формулирует Писарев, — называются мыслящие работники, любящие свою работу».

Три особенности новых людей очерчивают только самые общие контуры типа, внутри которых открывается широкий простор «всему бесконечному разнообразию индивидуальных стремлений, сил и темпераментов человеческой природы». Подробно прослеживая, как развивается в Вере Павловне любовь к Кирсанову, другу ее мужа, и как ведут себя при этом трое новых людей, Писарев выясняет своеобразие их индивидуальностей.

Самым замечательным местом в романе критик считает описание мастерской, которое сделано Чернышевским «очень ясно и подробно и с тою сознательною любовью, которую подобные учреждения естественным образом внушают ему, как специалисту по части социальной науки». Писарев не видит здесь ничего мечтательного и утопического и надеется, что этою стороной роман «Что делать?» может произвести много деятельного добра. «Искать обновления в труде во всяком случае гораздо рациональнее, — замечает критик, — чем видеть альфу и омегу человеческого благополучия в учреждении палаты депутатов или палаты перов».

«Ни одно литературное произведение, как бы оно ни было глубоко задумано, — пишет Писарев, — не может выполнить такую задачу, которой разрешение связано с радикальным изменением всех основных условий жизни; но чрезвычайно важно уже то, что роман «Что делать?» является в этом отношении блестящей попыткой». Изображая Веру Павловну, Лопухова и Кирсанова, Чернышевский показывает своим читателям, какими могут быть обыкновенные люди. Светлое будущее сделается настоящим тогда, «когда все обыкновенные люди действительно почувствуют себя людьми и действительно начнут уважать свое человеческое достоинство».

Рахметов не участвует в действии романа; по мнению Писарева, ему в нем нечего делать, титаническая фигура этого «особенного человека» выведена Чернышевским для того, чтобы убедить читателя в том, что Лопухов, Кирсанов и Вера Павловна действительно люди обыкновенные. Но что же за человек Рахметов? Почему он не действует в романе?

«Такие люди, как Рахметов, — объясняет критик, — только тогда и там бывают в своей сфере и на своем месте, когда и где они могут быть историческими деятелями; для них тесна и мелка самая богатая индивидуальная жизнь; их не удовлетворяют ни наука, ни семейное счастье; они любят всех людей, страдают от каждой совершающейся несправедливости, переживают в собственной душе великое горе миллионов и отдают на исцеление этого горя все, что могут отдать». Читатель уже догадывается, какого рода исторический деятель Рахметов, но объяснение становится еще прозрачнее: «Как они работают и что выходит из этих работ, это объяснить довольно трудно, потому что работы эти начались очень недавно, всего лет пятьдесят или семьдесят тому назад, и потому, что окончательный результат этих работ, передающихся от одного поколения деятелей к другому, лежит еще далеко впереди».. Теперь уже ясно каждому, что Рахметов — социалист, ибо критик указывает на рубеж XVIII–XIX веков, когда началась деятельность великих утопических социалистов Сен-Симона, Фурье и Оуэна.

Критик говорит, что этих людей не понимают, им мешают делать добро и поэтому «их мирная работа принимает совершенно несвойственный ей характер ожесточения и борьбы». Так Писарев вслед за Чернышевским делает шаг вперед, признавая необходимость объединения социализма с революционным движением. Эти люди, продолжает вести читателя критик, способные по своему