Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, сир.
Вильгельм собрал людей у ворот и последовал за Генрихом через горящий город к дороге на Фрезни. Из-за сильного ветра огонь быстро распространялся, пожирая соломенные крыши, деревянные балки и стены. Он лизал солому и матрасы в домах, уничтожал конюшни, наполняя воздух серым дымом, в котором летали красные искры. Они жалили, как осы, если попадали на тело.
Рыцари проехали мимо многоэтажного дома купца, покрытого гонтом и обшитого тонкими досками. Дом яростно горел. Огонь перекинулся на него с соседнего склада. Какая-то женщина пыталась спасти свое имущество из огня. Вильгельм уставился на нее и почувствовал, что сердце учащенно забилось в груди. Лицо и талия стали полнее и мягче, но он не мог ошибиться. Осанка осталась прежней.
– Клара?
Вильгельм жестом показал оруженосцам, чтобы помогли, спешился и побежал к ней. Он вырвал у нее из рук лоскутное одеяло, нижняя часть которого уже загорелась. В прорези его шлема проник дым, и он закашлялся. Жан поспешил ему на помощь, развязал шлем, и Вильгельм его стянул. Лицо у него покраснело, он задыхался.
– Принести мой другой шлем, – хватая ртом воздух, приказал он оруженосцу. – Этот я не могу носить.
Он затоптал огонь на одеяле и почувствовал отчаяние и стыд, глядя на опаленную вышивку у себя под ногами. Почему-то вид обожженного одеяла причинял больше страданий, чем вид горящего дома.
Жан бегом вернулся от вьючной лошади с более легким шлемом, не закрывающим лицо, с защитной пластиной для носа. Клара отошла, села на крашеный сундук в саду и смотрела, как горит ее дом.
– Ты должна уезжать, французы наступают. – Вильгельм подошел к ней, схватил ее за руку и поднял на ноги. – Они будут здесь с минуты на минуту.
Он отвернулся и закашлялся, прикрываясь рукавом. Клара стряхнула его руку.
– Они не могут быть хуже Генриха Анжуйского! – женщина плюнула и показала на дом. – Не французы подожгли дом. Стефан говорил, что это случится.
– А где Стефан сейчас? – рявкнул Вильгельм. – Ты должна уезжать!
– Не беспокойся, – она посмотрел на него так как смотрела когда-то – дразня и бросая вызов. – Я всегда выбирала мужчин, которые могут обо мне позаботиться. Мы вывезли вино изгорода два дня назад и спрятали деньги в безопасное место. Он пошел в конюшню за лошадьми. Я…
Тут ее лицо осветила улыбка, она подобрала юбки, оттолкнула Вильгельма в сторону и поспешила к похожему на бочонок купцу и его слуге, которые скакали к ним и вели за поводья еще одну верховую лошадь и две вьючные. Вильгельм увидел, как мужчина спешился, поцеловал Клару, а потом помог ей сесть на лошадь. Затем они вместе со слугой устроили крашеный сундук и другие, более удобные для перевозки вещи на вьючных лошадях. Действовал мужчина быстро и ловко. Клара подтолкнула лошадь коленями, направила ее к Вильгельму и посмотрела на него сверху вниз. В уголках ее глаз появились мелкие морщинки, отвисал второй подбородок, но глаза оставались такими же темными и яркими, как были раньше.
– Я знаю, что ты бы меня спас, – сказала она более мягким тоном. – И я благодарна тебе, но, как видишь, это не требуется.
– Вижу, – он бросил взгляд на мужчину, из-за которого потерял ее, – ничем не примечательного толстого горожанина с животиком, свисающим над поясом, и некрасивым лицом. Вильгельм успокоился и расстроился одновременно. – Бог вам в помощь и счастливого пути, – сказал он. – Поторопитесь.
– И ты тоже, – ответила Клара с полуулыбкой, которую Вильгельм прекрасно помнил.
Она тоже все помнила и прощалась с ним. Мгновение они неотрывно смотрели друг другу в глаза, а потом она развернула лошадь, ее муж затянул последний ремень на вьючном животном, ловко, несмотря на свои объемы, запрыгнул в седло, кивнул Вильгельму и без суеты и разговоров ударил пятками по бокам коня. Стефан, Клара и слуга быстро исчезли в дыму, как мечта, и Вильгельм повернулся к коню, чувствуя грусть, но одновременно и облегчение.
А в это время Вильгельм де Мандевиль, граф Эссекский, подъехал со своим войском и подтвердил, что Ле-Ман потерян.
– Французы заходят в город во главе с графом Пуату, – у него перехватило дыхание. – Сир, вы должны уезжать…
Генрих дернулся, словно, упомянув старшего сына, его ударили, и Вильгельм дернулся вместе с ним. Он знал, что больше всего Генрих опасался встречи с Ричардом лицом к лицу и унижения. Его гордость страдала, кровоточила и умирала, но последний удар, умышленно нанесенный его собственным сыном, не прекратил бы страдания. Это стало бы позорным убийством.
– Уезжайте, сир, – сказал Вильгельм. – Я задержу их.
Генрих посмотрел на него, кивнул и, не говоря ни слова, поскакал прочь. Вильгельм вскочил в седло, приказал оруженосцам уезжать с войском Эссекса, а сам с несколькими рыцарями занял место в арьергарде короля.
Вначале им мешали люди, бегущие из города с имуществом в мешках и на тачках, которые они катили вручную. Вещи увозили на вьючных лошадях и волах. Женщины плакали, дети кричали. Проталкиваясь сквозь толпу, Вильгельм слышал ругательства и проклятия рыдающих и орущих беженцев. Он не отвечал на них. Ничто не имело значения, кроме безопасности Генриха. Он не видел Клару и предполагал, что они с купцом поехали по другой дороге. Это было кстати: он не хотел бы проезжать мимо нее.
Обогнав бегущих людей, рыцари пустили лошадей кентером. Король с мрачным видом сидел в седле, лицо приобрело пепельно-желтый оттенок, но, когда Болдвин из Бетюна спросил, не придержать ли лошадей, Генрих покачал головой и настоял, чтобы они, наоборот, ехали быстрее. Конь де Сувиля охромел, и рыцарь с трудом поспевал. Вильгельм повернулся в седле, чтобы проверить, не отстал ли де Сувиль, и увидел, что один рыцарь из Пуату несется за убегающим отрядом с копьем наперевес. Де Сувиль поднял щит и попытался увести коня в сторону, но рыцарь сбросил его с седла. Тут галопом примчались другие рыцари из Пуату, пыль облаками поднималась у них из-под копыт. Первый скакал на мощном боевом коне мышастой масти с золотистой гривой и хвостом. Хотя всадник был без щита, Вильгельм сразу же узнал Ричарда, и у него кровь застыла в жилах. Вильгельм поднял копье и, подталкивая коня пятками, встал так, чтобы перегородить дорогу.
Ричард так резко натянул поводья, что конь встал на дыбы.
– Не будьте дураком! – закричал он Вильгельму, правда, не подъезжая ближе. – Отойдите в сторону!
Вильгельм чувствовал беспокойство своего коня, но готовился к атаке.
– Господин, вы повернете назад, если цените свою жизнь! – ответил он.
Ричард рассмеялся с презрением и яростью.
– Вы не посмеете! – ухмыльнулся он и ударил жеребца по шее поводьями.
Вильгельм без колебаний пришпорил коня. У Ричарда округлились глаза, он попытался отъехать в сторону, но Вильгельм повернул копье и ударил изо всей силы. Это был мощный и правильный удар, и смерть наступила мгновенно. Вильгельм оставил копье в жертве и рявкнул:
– Пусть дьявол вас заберет, господин!
Он развернулся и галопом понесся по дороге.
Потрясенный Ричард спрыгнул с мертвого коня и остановил рыцарей, которые собирались продолжать погоню.
– Нет, – резко сказал он. – Пусть уходят. Они бегут, и мы скоро их догоним… Тогда мы с ними и рассчитаемся.
Глава 30
В деревне Кулен перед Шиноном было тихо и спокойно.
Вильгельм прищурился, глядя в небо и пытаясь найти жаворонка, звеневшего в небесах, и наконец нашел темную точку. Еще мгновение – и пение прекратилось. Птица резко полетела вниз и потерялась среди травы на весенней лужайке, где паслись несколько кобыл и жеребцов.
Вильгельм привел сюда свой отряд, сказав, что хочет посмотреть животных местного лорда, который разводил боевых коней. Но на самом деле ему нужно было отдохнуть от вида короля Генриха. Тот сдавал на глазах, и боль была такой острой, что даже самые сильные отвары и снотворное не приносили облегчения. А по мере ухудшения его состояния рушились надежды Вильгельма. Он знал, что, вероятно, своими руками уничтожил собственное будущее, убив жеребца под Ричардом. Но выбор тогда был прост: убить самого Ричарда, убить его коня или позволить ему проехать – то есть нарушить клятву.
Коневод отвлек Вильгельма от его мыслей, спросив про короля; он беспокоился, что французы захватят Шинон.
– Я всю жизнь потратил на этих животных, – говорил он, показывая на жующих траву кобыл и жеребчиков. – Я скорее умру, чем позволю французским и пуатинским подонкам украсть их.
– Было достигнуто соглашение о прекращении военных действий. Они не придут в Шинон, – ответил Вильгельм с гораздо большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.
Судя по тому, как Ричард травил и преследовал отца, ничего нельзя было исключать. Неделю назад король Генрих встречался с Ричардом и Филиппом возле Фрезни. Вильгельм наблюдал за теми усилиями, которые прилагал Генрих, чтобы встретить врагов с чувством собственного достоинства, и ему стало дурно от жалости и ярости. Перед встречей Генрих удалился в храм Тамплиеров. Его мучили такие сильные боли, что он вынужден был держаться за стену, чтобы устоять на ногах. Вильгельм послал сообщение Филиппу и Ричарду о том, что Генрих плохо себя чувствует и не может приехать. Ричард отказался принять этот ответ и громко объявил, что его отец только притворяется больным и, если он не появится на переговорах, снова разгорится огонь войны. Генрих с трудом вышел из церкви и сел на коня. Сжимая зубы от боли, он поехал к месту встречи. Хватая ртом воздух, он сказал Вильгельму, что если Господь позволит ему еще пожить, то он заставит Филиппа и Ричарда заплатить за все, что они с ним делают. Увидев Генриха, Филипп понял, насколько он на самом деле болен, и предложил ему сесть па плащ, пока идут переговоры. Но Генрих отказался, предпочитая оставаться на коне и таким образом сохранить хоть толику собственного достоинства, в то время как ему диктовали унизительные условия мирного соглашения. Ричард не проявил жалости к отцу – ни взглядом, ни жестом. Вильгельм не мог понять, то ли Ричард нарочно старается причинить еще больше боли отцу и воздвигает барьер, чтобы самому не чувствовать боли, то ли ему просто все равно. Но в любом случае на его маске за время переговоров не появилось ни трещинки.