Трудные дети (СИ) - Молчанова Людмила

   Он же чеченец. Родившийся в Чечне, воспитывавшийся в правильной, по их законам, семье. Мне так казалось из его немногословных рассказов, которые состояли из пары-тройки рубленых предложений. Я знала, что его отец любил его мать, она была его первой и единственной женой. Больше он не хотел. Я знала, что его отец учил Марата многим вещам - это проглядывалось в изменяющейся тональности голоса, в которую прорывались глубокие, спрятанные воспоминания. Но стоило копнуть глубже, как Марат закрывался. Захлопывался, как мерзкая раковина, и мне хотелось стукнуть его по башке и заявить, что он упрямый дурак.

   Но я же не таран, и такой способ с Маратом никогда не прошел бы. Приходилось действовать мягко, нежно, ловя мужчину в такие моменты, когда он больше всего уязвим. Это два состояния: пьяный Марат и пресыщенный Марат. Ну а так как пил он редко, то оставалось лишь второе. Другое дело, что после секса уже мне не хотелось говорить и о чем-то спрашивать.

   Я садилась на Марата верхом, легонько его целовала и гладила. Очень нежно, бережно - касаясь совсем не так, как в порыве страсти. Любила перебирать его волосы, и мужчина чуть ли не мурлыкал от удовольствия. Он почти засыпал, откидывая мне голову на ладонь, а я, как кошка, калачиком сворачивалась у него на груди, убаюкиваясь мерным стуком уверенного и надежного сердца.

   - Скажи что-нибудь, - шепотом, еле слышно попросила я. Такой момент не хотелось портить громкостью.

   Марат зарылся в мои волосы, наматывая черные пряди на крепкие пальцы.

   - Что сказать?

   - Не знаю. Что хочешь. Скажи что-нибудь по-чеченски.

   В такие моменты он не злился и не нервничал. Полумрак и нежность успокаивали нас обоих.

   - Что?

   - Что угодно. Хочешь, даже ругайся на меня, - щекой потерлась о короткие темные волоски на его груди. - Только тихо. Не шуми.

   В первый раз он не ответил. Во второй - весело хмыкнул. Но я же упертая. В третий раз он сказал пару слов. Позже - мог минут пятнадцать о чем-то мне рассказывать, смеясь над моим растерянным, озадаченным и очень серьезным выражением лица. Я ни слова не могла понять, тарабарщина какая-то, но мне нравилось слушать то, как он говорит. И я изо всех сил это делала. Не понимала - чем безумно мужчину развлекала - но слушала.

   - Перестань хмуриться, - Марат протянул руку и разгладил бледный лоб. - У тебя такое лицо сразу...интересное становится.

   - Не смешно. Я вот выучу английский и тоже что-нибудь тебе скажу. А ты не поймешь.

   - Я знаю английский.

   - Знаешь, да? - расстроенно протянула я. Учить еще один язык мне не хотелось.

   Чечен понял причину моего разочарования и подавился смехом, получив от меня кулаком по ребрам.

   - Знаю.

   - А немецкий?

   - Знаю.

   - Французский?

   Он покачал головой, заставив меня расплыться в загадочной улыбке, кроющейся в уголках губ и глаз.

   - Не знаю.

   - Отлично. Я тогда буду учить французский. А потом как ска-а-а-жу тебе что-нибудь такое...

   - Для этого я выучу все неприличные словечки, - посерьезнев, заявил Марат.

   - Ну тебя.

   Он сказал отрывистую, короткую фразу на своем языке, заставив меня снова нахмуриться и наклониться к нему.

   - Что? Что значит "сунахь..."

   - Забудь. Иди сюда.

   Мужчина притянул меня к себе, заглушая все вопросы и выбрасывая из моей головы все мысли. Эта ночь, как и остальные, принадлежит нам. И только нам.

   Он никогда не говорил на этом языке с Оксаной, ее родителями и со своим окружением. Даже с Трофимом и Дирижером не говорил. Не знаю почему. Наверное, не хотел, чтобы его снова этим попрекали. Правда не знаю. Вроде Ксюша с ее родителями - умные люди. В смысле, доверчивые (в лице дочери), но образованные же, грамотные, с широким кругозором. Только всего, что отличается от их устоявшейся жизни, они боялись и презирали.

   Родители его жены и так часто попрекали этим Марата, считая его диким каким-то, недостойным. Я не знаю. Он их умнее, хитрее, сильнее. Марат в два счета разорил отца Оксаны, сделав все с хирургической отстраненностью и точностью. Как по нотам. Он облапошил их всех, оставил с носом, но они - что не укладывается у меня в голове! - по-прежнему считали его грязным и недостойным их. Только вот сейчас, когда Марат давно оставил этих снобов у себя в хвосте, заставив глотать пыль, его мало интересовало их мнение.

   Я же наоборот, вытаскивала на поверхность спрятанную часть Марата. Он наполовину чеченец, воспитывавшийся в своей стране до четырнадцати, пятнадцати лет. Иногда он о ней рассказывал. Говорил, что там красиво и тепло. Но почему-то Марату было легче подавить все в себе, хотя, возможно, он просто привык. Не знаю.

   Зато я знала, что не позволю ему прятаться. Не от меня. Это был мой шаг, очень важный шаг, и более того, я почти физически ощущала, как все меняется.

   В конце июля у Марата намечалось день рождения. Я никогда его не поздравляла до этого. Ни разу за четыре с лишним года. Он всегда отмечал его с Оксаной, а подарок...что я могла подарить? Насчет подарка своими руками...пфф. Мне это казалось низким и недостойным.

   Сейчас мы праздновали вместе. И я готовила подарок, пусть и на деньги Марата. И первым делом ноги понесли меня...в библиотеку. Нашла информацию о Чечне, всякие легенды, историю. И зацепилась за одну мысль. Возможно, у меня нет своих денег, я не могу купить дорогой подарок, но я могу сделать...кое-что, что Марат не сможет проигнорировать. Влетит мне или нет - другой вопрос.

   В день его рождения днем я поехала к нему в офис. Столкнулась на входе с Плетневым, вежливо кивнула и спросила:

   - Марат у себя?

   - Да, иди. Он один.

   Я благодарно улыбнулась.

   - Спасибо.

   Он действительно работал, с головой зарывшись в толстые папки. Увидев меня на пороге кабинета, Марат удивленно поднял брови.

   - Ты что здесь делаешь?

   - Просто приехала.

   Закрыла дверь, бросила сумку на стул и нащупала в кармане маленький пакетик.

   - Зачем?

   - С днем рождения поздравить.

   Он отложил документы в сторону, на спинку кожаного солидного стула откинулся и с любопытством меня оглядел.

   - Да ну? До вечера нельзя было подождать?

   - Нет.

   - И...где подарок?

   Было почему-то слегка боязно. Даже странно. Я - и боюсь. Размякла от хорошей жизни - трясусь по каждому поводу, причем такому незначительному. Мысленно взяла себя в руки и приблизилась к столу, вклинившись в узкое пространство между столешницей и стулом.

   - Вот. Держи.

   Марат с любопытством и слегка восторженным удивлением поглядел на бархатный мешочек.

   - Что там?

   - Открой.

   Через несколько секунд у него на ладони оказалась платиновая цепочка с кулоном в виде морды волка. Марат поудобнее перехватил цепочку, чтобы лучше разглядеть украшение. А потом вопросительно поднял на меня глаза, безмолвно спрашивая...о чем-то.

   Я сглотнула, оттолкнула стул ближе к стене и села Марату на колени. Медленно собрала волосы и отодвинула их в сторону, открывая заднюю сторону шеи. И как назло, Марат молчал долго. Очень долго.

   Наконец, он, едва касаясь, провел кончиками пальцев по рисунку и покрасневшей коже вокруг. Меня пробила дрожь, пробежав тонкой змейкой по позвоночнику.

   - Волк.

   - Волк.

   - Один в один, - он еще раз поглядел на кулон.

   - Мастер старался.

   - Я предупреждал тебя о татуировках.

   - Последняя.

   Он еще раз погладил татушку прохладными пальцами.

   - И что ты скажешь в свое оправдание?

   А оправдание готовила долго.

   Я расстегнула хлопковую рубашку, слегка спуская ее с плеч и открывая вид на другою татуировку, вившуюся по позвонкам.

   - Волк сверху.

   Через минуту я кожей почувствовала прохладу его смеха и улыбнулась. Марат аккуратно надел мою рубашку назад и поднялся со стула, поднимая меня.