Трудные дети (СИ) - Молчанова Людмила

   От моей наглости он, казалось, опешил. И разозлился еще больше.

   - Тебя не было два дня, - медленно, скупо выверяя произносимые звуки, процедил чечен. - Два чертовых дня. И ты мне говоришь "ПРИВЕТ", твою мать?!

   - Не кричи, пожалуйста. А то я повешу трубку, - сейчас преимущество было на моей стороне, и я не собиралась упускать такую редкую и бесценную возможность покомандовать. - Я в порядке, Марат. Синяк уже зажил. Я отдохнула и развеялась. Скоро приеду домой.

   - Да я тебя убью сейчас, - удивленно выдохнул Марат, шалея от моей наглости и спокойствия. - Ты понимаешь, что делаешь?

   - У тебя есть, - я пригнулась и выглянула в окно, - минут десять, чтобы успокоиться и прийти в себя. Я сейчас буду.

   И на такой финальной ноте, стараясь не обращать внимания на отрывистые ругательства, от которых едва не кипел телефон, я разъединила связь.

   - Он волновался, - невинно пожав плечами, объяснила я такое поведение "братца". - Он за меня всегда волнуется.

   - Правильно делает, что волнуется. Это хорошо, что я с тобой был. А если кто-то другой?

   Мы подъехали к подъезду, около которого Марат старательно нарезал круги, поднимая пыль, и я поспешила вылезти вперед, чтобы хоть как-то успокоить и его сдержать. Если первым чечен увидит Славу, то будет очень много крови. Очень.

   Он почти почернел за эти сутки. Если раньше я думала, что он на грани бывал, то я грани не видела. Марат почти взрывался от напряжения. От него такие волны гнева, облегчения и ярости исходили, что я, вроде бы успокоившись, снова задрожала, стоило только коснуться мужчины.

   - Тихо. Спокойно. Стой, - по груди его погладила, слышала свистящее отрывистое дыхание, от которого ходуном ходила грудная клетка. - Ничего не было. Просто послушай. Пять минут. Успокойся.

   Вылез Вячеслав, руку Марату пожал, и при этом у моего чечена мышцы волной задвигались, не скрывая смертоносной энергии. Он весь бурлил силой и злостью.

   Слава достаточно долго говорил о том, что какой-то урод меня обидел, ударил, и он, как истинный джентльмен, не смог пройти мимо. Потом мужчина пересказал краткую историю нашего путешествия, и в это время у меня сердце колотилось как сумасшедшее. А еще я лицом в грудь Марата уткнулась и слышала, как его сердце бьется - тоже тяжело и быстро. И никак не хочет успокаиваться.

   В общем, у чечена хватило выдержки дослушать Вячеслава до конца, молча кивнуть и аккуратно дойти со мной до входной двери. Как только она хлопнула, закрывая нас от чужих взглядов, Марат с силой дернул меня, буквально затаскивая домой.

   - Я прошу тебя...

   Мужчина яростно отшвырнул в сторону пакет с зимними вещами, толкнул дверь, которая неприятно лязгнула, и...накинулся на меня.

   Я думала, он начнет орать, кричать, возможно, не сдержится и разобьет что-то. Но это была другая злость. В какой-то мере, хотя ему трудно признаться вслух, это его злость на себя. Он вынудил меня так поступить. И сам знает, что виноват. Марат вырастил меня своим отражением, а теперь бесился из-за того, что я не ломаюсь. Не вписываюсь в систему и не помещаюсь в ту клетку, которую он по привычке приготовил.

   - Ты бессовестная, наглая стерва, - Марат с силой сжал мои волосы у затылка и запрокинул мне голову, накидываясь с болезненным, жестким поцелуем, призванным наказать, сделать больно, передать все эмоции, которые ему пришлось испытать из-за меня. На секунду отстранился, оглядел мои опухшие, покрасневшие губы и одним движением разорвал платье до пупка.

   - Ты порвал его, - охнула от неожиданности и вцепилась в спадающие клочки. Мужчина оттолкнул мои руки и дорвал его до конца, откинув в сторону. - Оно же денег стоит.

   - Я его покупал! - зло огрызнулся он, подталкивая меня к стене и наваливаясь сверху. - Что хочу с ним делаю.

   Теперь Марат не целовал, но находился в миллиметре от моей коже, обдавал ее обжигающим дыханием, вызывая мурашки по телу, почти касался ее, заставив меня подобраться и вытянуться на носочках, чтобы отстраниться. Он волновал меня, особенно такой, каким был сейчас - горячий, пульсирующий, твердый, и доказательство его желания упиралось в мой живот. Низкий голос вынуждал поджимать пальчики на ногах, а соски болезненно затвердеть. И Марат все видел.

   - Ты сам виноват, что так вышло, - не сдавалась я. Не выдержала и протянула руки, дернув рубашку так, что три белых пуговицы улетело на пол. - И прекрасно это знаешь. Я не...Ох, Марат, Господи!

   Ему надоело говорить, надоело слушать, он уже кипел от сдерживаемой ярости и желания, заставляя гореть меня. И когда горячий влажный рот сомкнулся на тугом соске, я бешено выгнулась, почти оторвавшись от стены, и схватилась за напряженные плечи. Пальцы Марата скользнули между ног и накрыли влажную плоть, отчего я почти повисла на мужчине.

Мы смогли добраться только до мягкого персидского ковра, с учетом того, что Марат тащил меня почти на себе.

   Он стащил основательно испорченную рубашку и неряшливым комом отбросил ее в сторону.

   - Потом мы с тобой поговорим, - с таким обещанием произнес Марат, что я окончательно потерялась и закивала непонятно чему.

   Что угодно, только бы он ко мне вернулся.

   Он царапал мои соски щетиной, и я извивалась от боли-наслаждения, то ли уворачиваясь, то ли наоборот, стараясь оказаться как можно ближе. Я вся горела, уже не могла терпеть такой пытки, а мои бедра давно блестели от влаги. Марат ласкал меня резко, отрывисто, недостаточно, и каждое движение сопровождалось всхлипом, мольбой, чтобы он перестал меня мучить, прекратил пытку и дал мне то, что я хочу. На такое требование чечен хищно улыбнулся, приподнял мою ногу, закидывая себе на плечо и начал покрывать ее поцелуями, спускаясь все ниже и ниже.

   - Хватит, - прохныкала я, цепляясь за короткий и раздражающий распаленную кожу ворс ковра.

   - Рано, - последовал отрывистый ответ.

   Уже и вторая нога оказалась у него на плече, и Марат медленно и неспеша подбирался к ноющему и твердому от желания клитору, а я стала судорожно подаваться навстречу, стремясь хоть на немного приблизить долгожданный момент. Но когда он наконец-то с силой ударил языком по нему, мой крик остро разрезал пространство, и я резко приподнялась на локтях, наблюдая за тем, что Марат делает. Я содрогалась от каждого движения, от того, как он с нажимом натирает влажную плоть, изредка проникая внутрь. И этого казалось чертовски много и мало, а когда Марат ввел меня три пальца и начал двигаться в бешеном, невозможном ритме, я, наконец, кончила, так сильно и так поверхностно, что напряжение ничуть не ослабло. Хотелось еще больше.

   - Ко мне.

   - Рано.

   Это длилось долго. Очень долго. Я почти рыдала от неудовлетворенности, мой живот с бешеной силой тянуло от желания, и когда Марат оказался во мне, я снова кончила, и мне казалось, что даже ковер под нами стал мокрым. С каждым глубоким толчком я с ума сходила, и бормотала что-то, отчего Марат содрогался. Потом уже и говорить не могла. И уже ничего не хотелось, но ему мало. Марат опустил ладонь между нашими телами и надавил на чувствительный бугорок, заставив меня почти до крови вцепиться в его плечи. Сама не заметила, как снова завелась, захотела повторить по новому кругу, и, кончив в последний раз, заглушила хриплые крики его соленой коже, оставив на ней следы.

   Я почти не почувствовала, как Марат без сил навалился на меня, но когда он откатился в сторону, стало до дрожи холодно. А двигаться к нему, поворачиваться, делать что-то - на это сил не было.

   - И все-таки ты был неправ, - кое-как прохрипела я. - Скажи, что это так.

   - Саш...

   - Скажи.

   Устало вздохнул, подтянул меня к себе, и я поморщилась от боли в натертой спине.

   - Был.

   Мы с ним оцениваем только практические уроки.

   Глава 27.

Все хотят любви сердцем, хотя сами могут лишь предложить любовь телом.