Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

Румыны выбиты из Уманцева, и подразделения бригады сосредоточились в этом населенном пункте. Все дальше отодвигается в нашем районе внешний фронт окруженной группировки врага, где наши войска продолжают его уничтожать. Изгоняется и уничтожается противник на внешнем фронте окружения и на западе. В боях за Уманцево основная тяжесть пала на 1-й танковый батальон. Он и понес значительные потери.

В мастерских ремонтные работы шли полным ходом. И холод не помеха. Настроение людей хорошее. Не хватает запасных частей для ремонта боевой техники. С питанием стало лучше. Появились макароны. Чаще стали привозить белый хлеб. Почти у каждого были трофейные консервы и галеты.

Суббота, 28 ноября 1942 г. Бригада тает.

234-я танковая бригада выведена в подвижной резерв командующего 51-й армией. Сосредоточена в Уманцеве. Там же и медсанвзвод. Бригада таяла, ее боевые возможности все снижались: выходили из строя танки и другие виды боевой техники, погибал личный состав. Пополнения пока не было. В Аксае сосредоточили всю подбитую технику. Ремонт их шел полным ходом. Светомаскировку не соблюдали. Электросварка работала днем и ночью. Все склады бригады расположились в Аксае.

Сегодня пролетела над нами группа крупных немецких самолетов в сопровождении истребителей. Это транспортные машины шли с грузами к окруженным своим войскам. Дадут ли им дойти до Сталинграда? В нашем районе по ним не стреляли, никто их не атаковал. Командир роты почти каждый день ездил в Уманцево. Просил его сегодня взять меня — отказал. Хотелось проведать медсанвзвод, кое-что получить.

Сегодня под вечер притащили на буксире немецкую легковую автомашину на воздушном охлаждении «опель-капитан». Пытались завести, не удалось. На вид неказистая, на четыре человека. Командир роты хочет ее приспособить для себя. Решил вызвать старшего техника лейтенанта Ванина — «профессора» автодела и поручить ему оживить машину.

Воскресенье, 29 ноября 1942 г. Дело за резервами.

Бригада охраняет штаб 51-й армии, приводит себя в порядок после боев, иногда группами ведет разведку по заданию командования армии.

Мы находились между тремя вражескими армиями: немецкой, румынской и итальянской. На севере наши войска вели бои с окруженной немецкой группировкой, на юге шли бои с румынскими войсками, на западе — и с теми и другими и с итальянскими. И везде боевые действия пока шли успешно. Уже чувствовалось, что накал боевых действий несколько затихает, хотя острота и драматизм их будут нарастать. Наши войска понесли большие потери и крайне нуждаются в пополнении. Это чувствовалось и по нашей бригаде. И враг выдохся. Последние резервы брошены в бой, и наступательная способность иссякает. Ему нужны свежие силы, чтобы добиться перелома, и нам очень нужны, чтобы развить успех. Кто кого? Дело за резервами.

Понедельник, 30 ноября 1942 г. Предзимний день.

Последний день ноября. Вокруг настоящая зима. Небольшой морозец градусов до пяти. Снежок. Ярко светит солнце. Ветра почти нет, и снежинки, каждая в своем узоре, ложатся на землю, предметы, одежду. Насчитал на рукаве шинели с десяток снежинок различной формы. Никогда не думал, что их так много разных.

Получили новое белье, обычное и теплое, для личного состава с завязками вместо пуговиц. Предложил командиру помыть людей по старому испытанному уже образцу с помощью кухонь, но он отказал. Разрешил только заменить белье.

Получили хлеб в кирпичиках. Правда, черствый и холодный, но хлеб, а не сухари. Выбор круп был небольшой: пшено, ячневая и горох. Сушеный картофель, лук, морковь. Мясные и рыбные консервы. Борщевая заправка в стеклянных банках и большая бочка очень соленой ржавой селедки. Выдавали ее на ужин с сухарями и кашей. Стала плохо идти последние дни. Может, с хлебом шла бы лучше. Пока положенную норму все продолжали выдавать. Готовили горячую пищу три раза в день. Работавшим на холоде людям пищи было достаточно по объему и, должно быть, по калорийности. Последнее не определял. О вкусовых качествах спорить не приходилось, но народ не голодал. Некоторым богатырям наливали котелки полнее. Пользовались и трофеями.

Вторник, 1 декабря 1942 г. Красноармеец под танком.

Очень тяжелым был день для всей роты и особенно для меня. Думаю, что за все прошедшие четыре месяца пребывания на фронте мне не приходилось так сильно переживать за жизнь товарища. Опрокинулся танк, и крышка люка прижала к промерзлой земле ногу ремонтника Кухленко. Долго не удавалось его извлечь. Случилось это вскоре после завтрака, а извлекли его далеко за полдень. Я все не мог войти в нормальную колею. Все не выходит из головы этот случай.

Среда, 2 декабря 1942 г. Сделал ли все, что мог?

Прошел день, и я никак не могу прийти в себя от случившегося. Чувствую свою вину — я не проявил профессиональную решительность, и пострадавший погиб. Гибло много людей вокруг на моих глазах. Уже казалось, свыкся с этим. Видел много страданий и мук. Война и ее порождения — смерть, муки, страдания — неизбежны. Но каждая встреча с новой смертью на моих глазах или руках воспринимается по-разному в зависимости от обстоятельств, от того, в какой обстановке и ситуации находится пострадавший, а главное, от того, насколько твое участие способно устранить наступление гибели, сохранить жизнь. Я знал, что спасло бы ему жизнь, но сделать это не смог бы никто.

В данном случае я укорял себя в том, что невозможно было ампутировать ему стопу под танком. Тогда бы не наступило тяжелое шоковое состояние, и он бы, возможно, не погиб, хотя остался бы калекой. Но как отрезать живому человеку часть ноги на виду у людей в таких условиях без обезболивания на мерзлой земле под танком? Практически это невозможно. И в то же время понимаю, что только это спасло бы ему жизнь. Долго возились, пока вытащили его из-под танка. Через много часов был доставлен в хирургический полевой подвижной госпиталь. Ко всему оказался еще множественный перелом костей таза с повреждением мочевого пузыря.

Четверг, 3 декабря 1943 г. Как это произошло.

Всякое чувство со временем притупляется. Еще вчера никого не хотелось видеть. Большую часть дня провел в медпункте.

— Чего не видно тебя, доктор, не заболел ли? — спросил при встрече Саркисян.

— Нет, здоров. Все нормально.

— Говорят, что переживаешь из-за смерти Кухленко. Твоей вины там нет. На войне все бывает.

— Ему надо было ампутировать ногу под танком. Ступню отрезать, наложив выше жгут, и он бы остался жить. А так развился шок, от чего он, собственно, и умер.

— Представляю, что не так просто отрезать ногу. Это можно сделать только в операционной, а тут под танком… Как я понимаю, это под силу хорошему хирургу и то не под танком и в такой мороз. Уж не знаю, кто бы мог это сделать.