Танковые рейды - Амазасп Бабаджанян

Амазасп Хачатурович Бабаджанян

Танковые рейды

«Чар дах» в переводе на русский — «четыре горы»… Их действительно четыре, они окружают мое родное село со всех сторон, и потому оно зовется Чардахлы. Сорванцы мальчишки, мы любили когда-то, несмотря на строгий родительский запрет, забираться в горы — оттуда открывались необозримые просторы, поражавшие наше детское воображение. Но, странное дело, наши Чардахлы и на фоне этих просторов не казались нам маленькими. Наоборот, отсюда виделась их огромность — кто бы тогда осмелился переубеждать нас в этом…

Я вспомнил это свое ощущение много позже, когда впервые услышал слова поэта: «Большое видится на расстоянии». Я вспоминаю его всякий раз, когда задумываюсь над уже отошедшим в прошлое, над самым важным, что довелось пережить в моей жизни, — над Великой Отечественной войной.

Это было как будто совсем недавно: память сохранила мельчайшие подробности боев, сотни лиц, имен. И вместе с тем это было больше тридцати лет назад.

Я окончил войну полковником, командиром танкового корпуса. Теперь я маршал, партия и правительство доверили мне высокий пост в танковых войсках Советской армии. Хочется, оглядываясь назад, увидеть и оценить пережитое по-новому, так сказать, с дистанции прошедших лет и накопленного опыта. Нас, военных, поставили охранять покой и труд народа, и нам нужно быть готовыми сразиться с теми, кто осмелится на эти покой и труд посягнуть. Вот почему нам надо изучать уроки Победы.

Минуло больше тридцати лет, а о победе над фашизмом спорят по сей день. Зарубежные военные теоретики, бывшие гитлеровские военачальники издают и переиздают «труды» и «мемуары», в которых любыми средствами пытаются доказать, что Победу нам принесло все что угодно — громадность территории, загадочные особенности русской души, бесноватость или болезнь Гитлера, — только не советское военное искусство, не превосходство нашего строя, нашей идеологии… Если поверить им — нечего взять из уроков Победы для дальнейшей разработки военной доктрины, рассчитанной на отражение и разгром врага в новой войне, если ее все-таки развяжут империалисты. Тенденциозность — белые нитки, которыми они пытаются штопать историю.

Тридцать с небольшим лет… Для огромной мировой истории это, может быть, и вовсе краткий миг. Но для людей это целая жизнь.

И я обращаюсь к поколению, которое родилось после Победы, росло и мужало в славную пору мирных подвигов и свершений.

Радуйтесь солнцу, свежему ветру, любите жизнь, творите добро! В мире нынче мир!

Но пусть нетленна и трепетна будет для вас святая память о тогдашних ваших сверстниках, живых и павших. Повергая в прах лютых недругов Советской Отчизны и человечества, поднявших на нашу Родину оружие, солдаты Отечества извлекали из войны уроки мужества, умение осмыслять подлинные человеческие ценности, нигде так ясно и оголенно не предстающие взору, как на войне.

Их подвиг и опыт пусть будут вам, молодым, опорой, укрепляя веру в несокрушимость наших идеалов, удесятеряя ваши силы.

Глава первая

Предгрозье

Вот никогда не думал, что прощание с Ленинградом будет таким тоскливым. Поезд мчит меня на юг. На юг, ближе к моим родным местам, дальше от шпиля Адмиралтейства, от Горбатого мостика, от Мойки и Фонтанки — от так полюбившегося мне Ленинграда.

Я получил под свое начало стрелковый полк. Получил после долгих просьб, многочисленных рапортов: меня не хотели отпускать со штабной работы. А меня тянуло в войска. Просьбы наконец возымели действие — сначала я стал заместителем командира полка под Ленинградом, затем получил полк. И вот осенью 1940 года еду к месту своего нового назначения.

В Ленинграде осталась моя семья — жена с сыном и маленькой дочуркой. Каково им там будет?.. Неотвязная, прилипчивая, эта мысль не оставляла меня ни на миг. Ведь всего год, как был заключен договор о ненападении с Германией, фашистской Германией, наиболее вероятным нашим противником в возможной войне. И, казалось на первый взгляд, для опасений не было оснований.

Поезд все дальше уносил меня к югу. Позади остались просторы России, Украины, и наконец в распахнутые окна вагона ворвались ослепительные краски предгорий Кавказа, и этот фейерверк отвлек меня от воспоминаний и размышлений.

Вот и вокзал. Не спеша, я пересек весь город, добираясь до места, где расквартировалась дивизия. Шумно, брызгая пеной, катил свои воды буйный Терек, петляла, скрываясь в темных ущельях, Военно-Грузинская дорога…

Штаб дивизии — в небольшом двухэтажном домике после благоустроенных казарм Измайловского проспекта в Ленинграде он показался мне еще меньше, чем был. Тесные коридоры, много командиров в кавалерийской форме, звякают шпоры. Даже усомнился на минуту, не заблудился ли я: почему так много конников, ведь дивизия-то стрелковая?

И комдив — с кавалерийскими петлицами. Перехватив мой удивленный взгляд, сказал резко:

— Удивляешься, майор? Понимаю, новых настроений набрался там, в столицах. А мы тут коня ни на какую машину не променяем. Тут вам не Невский проспект — бездорожье, не очень на машинах раскатаешься. Конь, он свое слово еще скажет. Мы Гражданскую на конях прошли и Советскую власть завоевали. На конях, да-да!

— Товарищ полковник, — пытался я возразить, — сам коня люблю, кавказец я.

— Так чего тебе еще?

— Немцы танками сколько стран сокрушили… В предстоящей войне…

— Что?! — громовым басом перебил он меня. — Может, тебе неизвестно, что с немцами у нас договор заключен?!

Я заверил его, что мне это известно.

Это было известно достаточно хорошо. Но вера в договор с фашистской Германией была очень зыбкой. Казалось, раньше или позже военного столкновения с ней не избежать. Ошеломляющие успехи фашистских вооруженных сил в Европе вскружили голову генералитету вермахта, оказали пагубное воздействие на значительную часть населения Германии. На полных оборотах действовала геббельсовская пропагандистская машина, на все лады восхвалявшая «гений фюрера», его «приматполитику». Верховное немецкое командование целиком отдало себя под эгиду Гитлера. Уже после войны я прочел, что в то время начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Гальдер записал в своем «Военном дневнике»:

«Решение вопроса о гегемонии в Европе упирается в борьбу против России. Поэтому необходимо вести подготовку к тому, чтобы выступить против России, если этого потребует политическая ситуация»[1].

К осени 1940 года Гитлер располагал военно-экономической базой почти всей Европы. После поражения Франции, с выходом к Ла-Маншу и захватом Бельгии, Голландии, Дании и Норвегии Германия изолировала Англию от Европейского материка и обезопасила свой западный тыл от серьезных атак со стороны англичан, могла оборонять западное побережье сравнительно небольшими силами. После же оккупации Югославии, Болгарии и Греции она обеспечила безопасность своего юго-восточного фланга от высадки крупных десантных войск противника.