«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это воодушевляло. Увы, все эти рассказы, как выяснилось гораздо позже, были, как тогда говорили, «бутафорией». Не враньем даже, а очередной собственной выдумкой, в которую верили. Верили настолько, что уже не боялись даже арестов. Которые понемногу начинались. В начале 1923 года был арестован, а 20 мая расстрелян весь состав «Военного центра», – 15 весьма авторитетных офицеров и генералов. Причем в основном националов. То есть, в отличие от партийных балаболок, людей серьезных и решительных. Тогда же в тюрьме, хотя и не у стенки, оказался Николоз Карцивадзе, энергичный председатель «Комитета». Спустя несколько месяцев, в ноябре, пришла очередь самого Ноя Хомерики. Еще какое-то время спустя, когда определилась даже дата выступления, за несколько дней до того в компанию к предшественнику отправился преемник – Гогита Пагава. В дополнение ко всему, параллельно ЧК разгромила подпольную сеть дашнаков, с которыми «паритетчики» вели переговоры и на склады оружия которых очень надеялись. Пришлось залечь на дно всерьез. Лишь в июне, после появления нового «эмиссара Центра», – уже хорошо известного нам Валико Джугели (помните такого?), – процесс пошел опять. «Днем Х» определили 17 августа, однако 6 августа чекисты взяли и «героя 1920 года».
По коням!
Откровенно говоря, при анализе событий тех дней складывается ощущение, что все очень серьезно, но в то же время и чуть-чуть понарошку. Словно огромная кошка шалит с маленькой, но много о себе понимающей мышкой. Не могу сказать наверняка, в самом ли деле это был гигантский блеф, из разряда знаменитых артузовских «Трестов» и «Синдикатов». Но слишком, чересчур похоже, что ЧК таки «вела» подпольщиков постоянно. То подталкивая к решительным действиям, то, время от времени, во избежание осложнений, выдергивая ключевые, становящиеся опасными фигуры, но сохраняя на развод крикливую мелочь. А порой и – как в известном из воспоминаний Серго Берия казусе «случайной встречи на улице двух друзей, Лаврентия и Валико», – провоцируя ведомых на заранее известные телодвижения. Ничем иным невозможно внятно объяснить тот факт, что в Тифлисе, городе, где тайну сохранить невозможно, да еще имея под рукой таких знавших все птичек, как Хомерики, Пагава и прочие, ведомство Могилевского-Берия позволяло «паритетчикам» что-то готовить. Возможно, на это и намекал товарищ Серго, докладывая post factum, что «эти господа, эти «герои восстания», дали нам возможность немного прочистить свои ружья». Ничего утверждать нельзя. И отметать тоже. Как бы то ни было, попав куда следует, Джугели быстро убедился: хозяева знают очень многое, если не все. После чего, с помощью чекистов, передал подпольщикам несколько писем, уговаривая тех отказаться от выступления. Одно из писем было опубликовано в газетах. «Я испытал на себе, – писал Джугели, – страшное влияние воздуха Чека, и я понял, что вся сила этого воздуха состоит в том, что именно здесь ближе знакомишься с обратной стороной нашей работы, со всеми теневыми ее сторонами». Затем, разумеется, следуют мантры насчет того, что «не малодушие и не трусость привели меня к отказу от борьбы, а безнадежность задуманного предприятия», но верится в это, честно говоря, не очень. Пить чай в кабинете следователя ОГПУ – это все-таки не любоваться «горящими осетинскими селами». Во всяком случае, версия о том, что в обмен на отмену мятежа эмиссару из Парижа обещали жизнь, не только существует, но и никем не опровергнута.
Однако еще остающиеся на свободе лидеры «Комитета» письмам не поверили. Возможно, как водится, списали на «жуткие пытки», может быть, решили доказать самим себе, что не твари дрожащие, а право имеют, но, как бы то ни было, восстание было не отменено, а только в который уже раз перенесено, теперь на ночь 28 августа. На самом последнем заседании, прежде чем уйти в леса, будущие вожди прикинули ресурсы. По всему получалось: начинать можно. По сведениям последнего главы «Комитета», князя Коте Андроникашвили, только в Западной Грузии и Мегрелии приказа выступать ждали «3000 хорошо обученных солдат». Твердо обещал выставить «не менее 600 всадников» и неуловимый Какуца. Примерно с такими же силами всего три с лишним года назад дашнаки взяли Ереван, а затем развернули тяжелейшую для красных, долго не утихавшую войну. Как истинные грузины, руководители «Комитета» пришли к выводу, что если уж у армян получилось, то им сам Бог велит, – а дальше видно будет.
Неуловимые мстители
По мнению «группы Вачнадзе», многие дальнейшие неприятности объясняются несогласованностью выступления. «Назначенное на 29 августа, – указано в монографии, – восстание началось за день раньше, – 28 августа в Чиатуре, о чем никто из руководителей восстания не знал. Не знали и в «Паритетном комитете» Однако, как ни печально, приходится признать, что уважаемые коллеги, видимо, плохо знакомы с фактами. Во всяком случае, их мнение противоречит данным из куда более осведомленных источников. Как вспоминал позже Михаил Бочоришвили, один из членов «Комитета независимости», «Последнее заседание «Паритетного комитета» состоялось 18 августа, когда и было назначено время восстания – 2 часа ночи 28 августа, для чего князь Церетели получил все необходимые полномочия». Как бы то ни было, на рассвете 28 августа «истинно народное восстание – восстание за национальную свободу и государственную независимость» началось. Более двух десятков инсургентов во главе с вышеупомянутым князем Георгием Церетели захватили шахтерский город Чиатуры, центр марганцевых приисков, разогнали милицию и, поддержанные примерно сотней активистов подполья, объявили о создании «Временного правительства Грузии». Примерно в то же время на востоке в крупное село Приют ворвались всадники Какуцы (правда, не «600 отважных людей», как обещал он, а вдесятеро меньше). Они открыли стрельбу, ранили несколько человек, разграбили местный цейхгауз и продуктовый магазин, однако ни сельсовет, ни милицейский участок взять не смогли, а к вечеру, потеряв несколько джигитов убитыми и 18 пленными, отступили в горы. Утром 29 августа, узнав о приближении к Чиатурам усиленного отряда милиции (67 человек), сочло за благо, не принимая бой, уйти в спасительные горы и «временное правительство» вместе с «диктатором» Церетели. К слову сказать, и Чолокашвили, и Церетели, первыми обжегшись и первыми же сообразив, что к чему, через пару дней оказались за кордоном и, в отличие от основной массы лидеров, окончили свои дни в пусть голодной, но безопасной эмиграции.
Набат
Восстание, тем временем, вспыхивало в разных точках республики. Однако утверждать вслед за некоторыми энтузиастами, что «власть большевиков держалась только в городах», означало бы сильно преувеличивать. Скорее наоборот: маленькие, от 3 до 12 душ, группы, как правило, натыкались на непонимание, а то и активное отторжение со стороны крестьян. После чего рассыпались кто куда. А вот что «это всеобщее, подлинно народное восстание оказалось лишенным единого руководства», – тут не поспоришь. «29 августа мы не получили никаких известий, – пишет тот же Михаил Бочоришвили, – 30-го тоже ничего. 31-го до нас дошла весть, что, по слухам, восстание охватило всю Западную Грузию и наши взяли Кутаиси. 1 сентября мы не получили вестей. 2 сентября – то же самое». Короче говоря, высшее руководство сидело в схроне и кормилось слухами. Совсем дыма без огня, конечно, не было. В Мегрелии, в Сенакском уезде, мятежников собралось пускай не «3000 солдат», на которых «твердо рассчитывал» Котэ Андроникашвили, но все же несколько сотен (для любителей точной цифири – 387). Так что около суток события были даже похожи на что-то серьезное. Под контролем «всенародной гвардии» оказались городки Сенаки, Абаша и десяток сел. В храмах зазвучали молебны о «даровании победы». Возникло и нечто вроде органов власти («триумвират» и «генеральный штаб»). Однако объявленные ими реформы (реституция «незаконно национализированных зданий и земель») привели к тому, что уже на следующий день крестьяне начали стрелять в «реституторов», а утром 30 августа, с приходом войск (132 штыка), все закончилось. Причем и «триумвирату», и «штабу» повезло куда меньше, чем «диктатору» Церетели и храброму экс-ротмистру Какуце, – они тоже пытались сбежать, но не получилось.
Народная воля
Короче говоря, как печально констатирует «группа Вачнадзе», «восставшие не смогли осуществить намеченного наступления на Тбилиси». Правда, вывод этот, как всегда, обрамлен весьма затейливыми узорами. Почему-то указывается, что «карательные отряды наводнили всю Грузию», хотя общая численность «карателей» составляла около 500 штыков и лишь в двух случаях превышала взвод, причем отряды милиции и курсантов (армия почти не была задействована) даже в «безусловно грузинских уездах» обрастали крестьянами-ополченцами, не увлеченными идеями «реформ» типа объявленных в Сенаки. «Этнические» же регионы вообще встали на дыбы. При первых же выстрелах близ Душети безо всякого призыва властей взялись за оружие осетины, вспышки в Мегрелии начали гасить абхазские крестьяне. В Ахалцихском уезде к начальнику местной милиции явились около тысячи добровольцев, а в Аджарии 1500 ополченцев по собственной инициативе, за несколько часов до объявления властями чрезвычайного положения, перекрыли турецкую границу. Трудно понять также, какие и с какой стати «карательные отряды действовали с особой жестокостью в Батуми и Тбилиси», если в этих ключевых городах весь актив подполья был арестован задолго до событий, а уцелевшие, согласно свидетельству Михаила Бочоришвили, ушли в леса еще 18 августа, сразу после финального заседания «Комитета». Впрочем, учитывая, что задачей «группы Вачнадзе» менее всего является изложение исторических фактов, предъявлять ей претензии не станем. В любом случае факт есть факт: к утру 31 августа, через 72 часа после начала событий, Колхида успокоилась. И только два дня спустя началось, наконец, движение на востоке, близ Мцхеты, где располагался штаб восстания. В полдень 3 сентября основные силы повстанцев, во главе с Лашкарашвили, обещавшим за неделю до того «взять Гори и Ахалкалаки», разгромив вышедший на них отряд милиции (9 штыков), на плечах отступающих ворвались в городок Душет и опять-таки начали объявлять независимость. Однако утром 4 сентября были выбиты из города отрядом курсантов Тифлисской окружной школы ГПУ (38 штыков), оставив на поле боя 2 убитых и 4 раненых.