Голова королевы. Том 1 - Эрнст Питаваль

Мария Стюарт, шотландская королева, была католичкой! Когда от нее потребовали подписать акт, предоставлявший народу религиозную свободу, она велела передать от нее лордам следующее:

— Мои подданные в Шотландии совсем не исполняют своего долга. Я — их королева. Они дают мне этот титул, но сами ведут себя не как подданные. Я покажу им, в чем состоит их долг.

Однако положение дел во Франции не позволяло послать войско в Шотландию. Король Франциск II умер, и Мария Стюарт осталась одинокой, ненавидимая всеми своими подданными за ее покровительство французскому влиянию, ненавидимая Екатериной Медичи за противодействие ей, ненавидимая Елизаветой за присвоение английского герба. Вдова Франциска II теперь была снова просто шотландской королевой и не чем более и нашла свое дворянство привыкшим к мятежу и располагающим верховной властью, свое королевство в союзе против нее с враждебным до сих пор соседним государством — Англией, а свой народ исповедовавшим не ту религию, которой держалась она сама.

Вдова в восемнадцатилетнем возрасте и француженка с одиннадцати лет, Мария Стюарт почувствовала всю тяжесть утраты, причиненной ей смертью мужа, впала в глубокое отчаяние, заперлась на несколько дней у себя в комнатах и не принимала никого, кроме своих ближайших родственников. Разумеется, Мария охотно осталась бы во Франции и жила бы там в качестве вдовствующей королевы, но, с одной стороны, ей угрожала ненависть Екатерины, а с другой — молодой король Карл IX, брат ее покойного мужа. Он надоедал ей своей назойливой любовью, проводил целые часы перед ее портретом и повторял, что он согласился бы лечь в могилу, как его брат, если бы ему, как покойному королю, удалось обладать перед смертью целый год прекрасной Марией Стюарт.

Весна стояла в том году холодная и пасмурная.

В тихом уединении Сен-Жермена, под зеленеющими буками, где протекли веселые дня счастливой юности Марии Стюарт, где она срывала цветы своей сладостной любви, сейчас бродила убитая горем молодая вдова. Граф Мортон шел рядом с ней. Могущественный шотландский лорд принес ей письмо. В нем было сказано, что она должна вернуться домой, если не хочет потерять унаследованную корону. Кроме того, он сообщил, что весть о смерти Франциска II лишь потому заставила шотландских мятежных лордов на время присмиреть и пойти на уступки, что каждый из них надеется овладеть рукой вдовствующей королевы, а следовательно, и короной.

Ее рукой! Как будто она могла отдать свою руку без сердца, а ее сердце могло когда-нибудь позабыть, что единственный любимый ее человек покоится в земле Франции! Марии казалось насмешкой, что люди надеялись на ее любовь там, откуда исходили все оскорбления, испытанные ею. Однако час назад духовник серьезно увещевал ее, говоря, что Небо требует от нее жертвы, что Господь, даровавший ей королевский венец, налагает на нее долг послужить вечной вере посредством власти этого венца. Мало того, он говорил, что Провидение отняло у нее супруга, может быть, именно ради того, чтобы она вернулась обратно в Шотландию и снова ввела в своем государстве католичество и судила еретиков.

Королева Англии также прислала Марии письмо. Политика Елизаветы напоминала приемы льстивой кошки, она пыталась отвлечь Марию Стюарт от Франции. Граф Бедфорд прибыл в Париж под предлогом изъявить юной вдове соболезнование и посоветовать ей заключить мир с шотландскими мятежниками. В разговоре с ним Мария заявила, что на самом деле никогда не думала оспаривать у Елизаветы ее трон и выразила желание жить с Елизаветой в наилучших соседских и родственных отношениях. Однако Мария остерегалась последовать ее совету — признать новый парламент. Она оказалась бы отступницей от своей веры, если бы подписала соглашение, обрекавшее католическую религию на изгнание.

Тогда Бедфорд предупредил королеву, что Елизавета не выдаст ей охранной грамоты для свободного пропуска через свои владения, пока она не подпишет эдинбургского договора, составленного мятежными лордами.

Мария покраснела и, глубоко оскорбленная, ответила с королевской гордостью:

— Ни о чем не сожалею я так глубоко, как о том, что унизила себя просьбой о милости перед Елизаветой Я не хотела вносить беспокойство в ее государство, я искала только ее дружбы. Она же сначала возбудила против меня моих подданных, а теперь, когда я осталась вдовой, ваша королева полагает, что может угрожать мне! Я уеду отсюда, хотя мне было бы приятнее остаться во Франции, чем воевать в Шотландии с бунтовщиками. Я исполню свой долг. Если буря выбросит меня на английский берег и я попаду во власть Елизаветы, пусть она убьет меня тогда. Может быть, это лучше, чем такая жизнь. Да будет воля Божья!

Глубоко растроганный, слушал граф Мортон прекрасную, удрученную горем женщину. Он невольно положил руку на меч и воскликнул с одушевлением:

— Есть еще мужчины, которые сумеют заслужить ваше уважение и отдадут последнюю каплю крови за свою королеву.

Тут к ним подошел Кастеляр. Мария вздрогнула. Сходство Боскозеля с ее покойным мужем было так велико, что ей показалось, будто она видит Франциска.

— Я еду, — шепнула она в ответ на его вопросительный взгляд, — это решено.

Были ли то слова прощания или же ее сердце давало ему понять, что он может следовать за ней? Кастеляр знал, что не только Филипп Испанский просил ее руки для своего сына, но что все шотландские дворяне прочили молодую королеву в жены кому-нибудь из их семьи: Неужели с сердцем, обливающимся кровью, он должен увидеть, как другой завладеет ею и осквернит эти уста, украсит это дивное чело нежеланной миртой, как голову жертвенного агнца?

— Вы молчите? — прошептала опять Мария. — О, Боже мой, если я нуждалась когда-нибудь в совете моих друзей, то именно теперь…

Граф Мортон удалился. Никто не был ему так ненавистен, как французские кавалеры. Франция была виновницей волнений в Шотландии. Это она раздула междоусобную вражду, а теперь отказывала в помощи против Англии.

— Вы хотели услышать мой голос? — прошептал Кастеляр, и жар долго сдерживаемой страсти вспыхнул в нем с новой силой. — Должен ли я говорить как друг или как слуга, посвятивший вам свою жизнь? Все, что чувствует влюбленный, видя свою невесту во власти грубых сыщиков, что чувствует брат, беспомощно следя за гибелью сестры, — все это, и еще несравненно более того, испытываю я, потому что в вас для меня заключается все, что дорого моему сердцу. Я должен подать вам совет? Хорошо! Вы хотите ехать — нет, вы не хотите, — но вас принуждают, действуя на ваши благородные чувства, порвать все узы, которыми вы дорожили. Вас увезут, но ваша душа никогда не покинет Францию. О, — с горькой улыбкой продолжал он, увидев, как Мария залилась слезами, — сегодня говорят, что долг призывает вас в Шотландию, что Небо повелевает вам взять в руки скипетр, а завтра потребуют от вас, чтобы вы избрали себе в супруги одного из шотландских неотесанных, грубых лордов, и вы терпеливо подчинитесь.

— Никогда не бывать этому! — воскликнула Мария, положив руку на плечо Боскозеля. — Лучше умереть! Вы будете служить мне защитой и опорой.

Кастеляр бросился на колени.

— Поклянитесь мне, Мария, — воскликнул он, — что политика никогда не будет распоряжаться вашим сердцем и рукой! Тогда вы отдадите Шотландии лишь то, чего не хочет Франция. Тогда хоть вы останетесь для меня единственной, недосягаемой, вечно любимой…

Он запнулся, испугавшись слов, невольно вылившихся у него из сердца.

— Зачем огорчаете вы меня? — с мягким упреком промолвила она. — Ведь вам известно, что мое сердце принадлежит моему покойному мужу.

— Простите меня!… Ведь я ничего не требую… Вы останетесь моей, где бы вы ни находились и какая бы корона ни угнетала вашего чела!

— Да, она гнетет меня, и я изнемогаю под ее бременем. Но я охотно даю вам клятву в том, что этим диким мятежникам никогда не завладеть моим сердцем. После тягости дня, после исполнения моих трудных обязанностей, мы станем беседовать по вечерам о нашей прекрасной Франции. Мария Флеминг споет нам что-нибудь, вы сыграете на лютне, а Мария Сэйтон нарядит меня как бывало для пышных празднеств в Версале. Мы перенесемся мечтой обратно, в милое отечество моей души, и позабудем на несколько счастливых часов, что злая судьба удалила нас отсюда.

На другой день Мария Стюарт покинула Сен-Жермен. Герцог Гиз и много придворных сановников провожали ее до Кале, где отъезжавшую ожидала галера до Мовильона. Однако пришлось прождать шесть дней, прежде чем ветер позволил судну выйти из гавани.

День отплытия был пасмурен, как перспектива будущности Марии Стюарт. Королева стояла на палубе в кругу своих приятельниц, которые разделяли с ней заточение в Инч-Магоме, радовались с ней, когда она после ночного побега наконец увидела море, а потом сопровождали ее во Францию. Устремив полные слез глаза на отдаляющийся берег, Мария Стюарт, махала платком и посылала последний прощальный привет близким и знакомым. Она отказалась сойти в каюту и опустилась на ковер, разостланный для нее.