Ведьма. Истоки - Галина Валентиновна Чередий

сожалению, уважаемый владыка, без этого ведьмака нам никак с напастью от этих копачей не справиться. Силой может и я владею частично , но без опекуна моего, направляющего верно, применять еще не всегда могу. Да и его познания и навыки зельетворца для нас будут бесценны.

Лешак потряс своим пальцем-сучком, шипя и подбирая слова и вдруг исчез.

— Не перегнули? — спросила у невозмутимо вернувшемуся к расседлыванию ведьмака.

— Твое наследие в его вотчине, василек. Пусть признает, что ему без нашей помощи не справиться или потом еще может надумать взбрыкнуть и попробовать тебя тут удержать.

— А я уж подумала, что ты ему решил отомстить за обзывательства. — ага и подключить меня к процессу собственного самоутверждения.

— Одно другому не мешает. —ухмыльнулся Лукин.

— Жук ты.

— И я тебя, Люсь. — послал мне наглец воздушный поцелуй.

Мы едва успели освободить лошадей от груза и седел и привязать пастись, как рядом со мной опять материализовался леший.

— Помощи прошу. — буркнул он, посопев немного. — Надоели мне эти чужеяды в моей вотчине — мочи нет. Слышь, ащеул…

— Данила Лукин, можно Черный Лис. — невозмутимо перебил его мой любовник.

— Вот уж правда Лис. Своего, небось, никогда и нигде не упустишь. Так слышь, Лис, подсобишь ли ты в моей беде, заодно и своей полюбовнице угодишь, так угодишь.

— А вот это с огромным удовольствием и всегда, — оскалился в почти ненаигранной улыбке Данила и подмигнул мне, становясь обычным насмешником и весельчаком. — Угождать ей я готов. Устроим-ка местным такое шоу, чтобы они в лес еще долго не совались.

Глава 26

Я в очередной раз глянула в выданный мне Лукиным бинокль, нервничая и ощущая себя участницей то ли шпионской акции, то ли театральной постановки в декорациях живой природы. Той самой, которую нам дружно нужно было сделать еще живее, пусть и иллюзорно. Странное двойственное ощущение, когда воспринимать все то, что запланировано и отрепетировано, не выходит совсем уж всерьез, но при этом и страшновато нешуточно. А ну как пойдет все совсем не по плану, и кто-то пострадает?

— Да угомонись ты, визгопряха! — шикнул на ерзающую меня леший, что присутствовал сейчас рядом только посредством одной из своих синих искр-зрачков. — Вот не уймешься — не удержат тебя ветки, и как бякнешься, что на весь лес хруст да ор твой будут, и все прахом пойдет.

Я покосилась в сторону приглядывающей за мной искры недовольно, но промолчала. Не время вступать в споры или жаловаться на неудобства. А найти действительно комфортное положение, чтобы подольше не шевелиться, в моем убежище на твердых, шершавых и кое-где колючих ветвях было нереально. Конструкцию, напоминающую большое гнездо, сотворил для меня лесной царь, путем неторопливого (подгадывая шевеление под резкие порывы ветра для скрытности) переплетения тех самых ветвей с особо густой листвой, дабы скрывать мой наблюдательный пункт. До земли тут было метров десять — забираясь, вниз старалась не смотреть, да и сейчас больше обозревать окрестности предпочитала, чем интересоваться подножием дерева, на котором сидела, потому как, если навернусь отсюда — без серьезных травм не обойдется.

— Я волнуюсь. А вдруг они стрелять в Данилу станут сходу? — шепотом ответила лешему, снова осмотрев в бинокль лагерь копачей.

Четыре палатки, ревущий и противно тренькающий какой-то сигналкой желто-черный экскаватор, с хрустом и треском вгрызающийся в землю, столб дыма над походной кухней. Работяги — все загорелые и потные мужчины разного возраста, орудующие всевозможными инструментами, всего шестнадцать человек насчитала, включая водилу техники. Оружия увидеть не удалось, но лешак заверил меня, что оно у них всегда под рукой, и даже указал на троих мужиков, особых любителей стрелять чуть что.

— Да чего бы им в него сходу палить? Чай видно, что не зверь лесной.

— Откуда нам знать, что им там видно или видится после того зелья, которым их эта тетка опаивает! — не выдержав, я все-таки тихо огрызнулась.

На данный момент бригада так называемых трудников выглядела вполне себе тривиально — обычные люди, пашущие в поте лица. Но, если судить по рассказу самого же лешего, у них происходят ежевечерние обдолбанные танцы под аккомпанемент псевдорелигиозных песнопений, так что, надеяться на их адекватность мне страшновато, а уж тем более, когда речь идет о жизни и здоровье близкого человека.

Кстати, здоровенное кострище, вокруг которого эти самые дебильные обряды и происходили на их прошлой стоянке, я видела собственными глазами, когда подбирались сюда, так что какие уж тут сомнения.

— Да вон твой забабенник плетется уже, — прервал мое тревожное самонакручивание чащобный хозяин.

— Кто…Тьфу ты, где?! — встрепенулась я, с запозданием поняв и заценив очередной перл великого и могучего, обозначающий наверняка мужчину свободных нравов, во что мне по-прежнему упрямо тыкал леший.

Ну да, в своем же глазу бревна не замечаем. Подумала и чуть не расфыркалась, не взирая на общую обстановку, представив, как по поводу бревна в прямом смысле и его расположения прошелся бы мой ехидный любовник.

Невооруженным глазом ведьмака я разглядеть не смогла, причем не столько из-за дали, сколько из-за нового аспекта моего зрения, что стал проявляться все активнее. Я теперь видела подземные водные потоки, и это пока немного мешало и дезориентировало. Хорошо, не немного, а довольно сильно, и это беспокоит, потому как началось это буквально каких-то несколько часов назад, когда мы репетировали наше мистическое шоу, и я побаиваюсь, что это теперь навсегда. Ну, в смысле, вдруг я не смогу это как-то “выключать” и видеть все как раньше? Все же в голове буквально плывет от этой новой глубинной перспективы, которая накладывается на картинку обычной поверхности почвы. Поэтому-то я и смотрю побольше в бинокль, он полностью снимал этот эффект полупрозрачной земли.

Поймав в фокус Лукина, я даже вздрогнула, хотя и знала, что его внешний вид — это тоже часть нашего плана. Выпил Данила зелье преображения при мне, но когда расходились, действие его едва началось, а сейчас наблюдался максимальный эффект, как я понимаю. Между деревьев, покачиваясь, медленно брел еле узнаваемый ведьмак. В засохшей грязи с головы до ног, точно как выбрался из болота, едва там не утонув. Лицо перецарапанное, изможденное и одновременно распухшее от укусов всякой летучей гнуси, глаза ввалились, без обуви. Да уж, я бы и сама его сходу не узнала, не говоря уже о постороннем человеке, что вероятно