Проклятые (СИ) - Сербинова Марина

— Здравствуйте. Моника Ландж, я полагаю?

— Здравствуйте, мистер Рэндэл. Проходите, прошу вас, — Моника взволнованно засуетилась вокруг него, улыбаясь искренней радостной улыбкой и смотря восхищенным и бесконечно благодарным взглядом. Она видела знаменитого адвоката только по телевизору, она смотрела на него, как на бога, преклоняясь перед его умом и силой. Он сделал невозможное — освободил ее сына, выдержав настоящую бурю, обрушившуюся на него со стороны разъяренного народа и беспощадной прессы, он не только устоял, он продолжал идти наперекор и против всех, и никто не смог помешать ему добиться своего. И Моника Ландж готова была пасть перед ним на колени, настолько сильны были ее признательность и восхищение этим совсем еще молодым, не по годам всесильным, мужчиной.

— О, мистер Рэндэл, как мне отблагодарить вас за то, что вы сделали для нас? Какими словами выразить благодарность матери за спасенную жизнь сына?

Она попыталась опуститься на колени, но он не позволил.

— Ну, зачем вы так, миссис? Хотите меня смутить? — скрывая раздражение, улыбнулся он. — Не надо мне ничего объяснять и доказывать, я прекрасно понимаю ваши чувства, и знаю все, что вы хотели бы мне сказать.

— Правда знаете? — вытирая слезы, усомнилась Моника.

— Догадываюсь. И вы, и ваш сын — хорошие люди, и достойны немного счастья. Я хочу вам помочь. Я приехал поговорить об этом с Мэттом.

— Он сейчас спит, — извиняющимся тоном проговорила Моника. — Слаб очень после этого приступа. Ох, мистер Рэндэл, видели бы вы, как он корчился, как стонал! За что это ему, за что? Откуда у него эта напасть взялась? Как ему помочь?

— Не будем его пока будить. Я могу сначала поделиться с вами своими мыслями и узнать, что вы об этом думаете.

— Конечно-конечно! Пойдемте на кухню, я вас покормлю, заодно и поговорим, — она повела гостя по узенькому короткому коридорчику, усадила за стол, и не обращая внимания на слабые протесты, поставила перед ним роскошные блюда, над которыми так старалась вчера.

— Вино или коньяк? Вы же выпьете за ваш успех и за свободу моего сына?

— Грех не выпить, — сдался Джек. — Коньяк, пожалуй.

— Тогда я тоже буду коньяк, — глаза женщины искрились таким счастьем, что он, подавив тяжкий вздох, отвел глаза. В нем вдруг проснулось чувство, которого он раньше никогда не знал — сочувствие или, скорее, жалость к этой милой доброй женщине. За какой страшный грех ее так жестоко наказала судьба? Как возможно, чтобы такая светлая и добродушная женщина произвела на свет чудовище? Или как допустила, чтобы ее дитя таковым стало? И неужели она на самом деле ни о чем не догадывается?

Не смотря на то, что был не голоден, Джек все же не смог отказаться от ее угощений, чем доставил ей огромное удовольствие.

— Вы себе не представляете, что Кэрол сделала с Мэттом! Когда я его вчера увидела, я с трудом его узнала! — щебетала радостно она. — Даже не знала, что человека можно так преобразить! Словно не из тюрьмы вышел, а с картинки сошел! Костюм на нем дорогущий, сразу видно, весь такой из себя, красивый… даже слово не могу подобрать… шикарный, что ли! Что ж, какова женщина, таков и ее мужчина. Вы согласны со мной, мистер Рэндэл?

Он неопределенно пожал плечами.

— Простите за нескромный вопрос, а вы женаты?

— Нет.

— Вам подошла бы такая женщина, как Кэрол, это я вам говорю, как женщина, прожившая целую жизнь. Только вы не обижайтесь, что я так говорю, — Моника нежно улыбнулась. — Я имела в виду, что рядом с таким элегантным красивым мужчиной, как вы, должна быть и женщина соответствующая, а не какая-нибудь серая мышь. Мужчина и женщина должны смотреться вместе, вы согласны? Мне всегда казалось нелепостью, когда рядом с роскошной женщиной идет плюгавенький мужичок, или наоборот. Вот Кэрол и Мэтт — просто идеальная пара, вы не находите?

— Я в таких вещах не очень разбираюсь. Наверное, вам виднее.

Моника мечтательно вздохнула.

— Вы просто не видели их вчера — тут и разбираться ни в чем не надо. Он восемь лет заживо был погребен в тюрьме, а она за несколько часов смогла превратить его в такого холеного красавца, каким я никогда его не видела за всю жизнь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— То, что снаружи поправить легче, чем то, что внутри, — заметил Джек. — И то, что у него сейчас внутри гораздо важнее.

— Да, вы правы, мистер Рэндэл.

— Джек, пожалуйста.

— Как скажете, Джек.

— Я консультировался с врачами, которые его обследовали. Его болезнь, все эти приступы, боль — все это у него только вот здесь, — адвокат слегка постучал указательным пальцем по виску.

— Я не совсем понимаю… Вы хотите сказать, что мой сын — сумасшедший?

— У него небольшое психическое расстройство. После того, что ему довелось пережить, это не удивительно. Ему нужно помочь. Вы должны уговорить его пройти лечение. Я знаком с первоклассным специалистом, я уже говорил с ним, и он согласился помочь Мэтту. Само по себе это не пройдет, сами понимаете, а может только усугубиться.

— Да, я понимаю, — безжизненным голосом согласилась Моника.

— Во-вторых, вам нужно уехать. Хотя бы на время, пока здесь все не забудется. Среди населения остался немалый процент тех, кто до сих пор, не смотря ни на что, считает вашего сына виновным в этих преступлениях. Ему будет тяжело здесь жить, поверьте мне. К тому же, учитывая его и без того нестабильное психическое состояние, ему могут сильно навредить новые душевные переживания и стрессы. Его, по возможности, нужно оградить от всякого негатива, от волнений и тому подобного. Я оплачу его лечение, предоставлю вам хорошую квартиру, устрою его на достойную работу. Там, где вы будете жить, никто не будет знать о его прошлом, вы сможете начать новую жизнь.

— О, мистер Рэндэл… Джек! — Моника прикрыла рот ладонью, не в силах сдержать слезы. — Вы правда сделаете это для нас? Все, о чем говорите?

— Разве я похож не человека, впустую бросающегося словами?

— Нет, вы не такой, я знаю. Вы — самый лучший из людей! И я буду молиться за вас до последнего своего вздоха! Скажите, почему вы все это делаете… для нас? Чем мы это заслужили перед вами?

— Мне нечего вам ответить.

— Люди говорили о вас столько плохого, ума не приложу — почему? Как можно называть вас бессердечным и бессовестным циником, когда вы помогаете людям в самых безнадежных и тяжелых ситуациях?

Джек промолчал, задумчиво помешивая горячий кофе. Казалось, он вообще не слышал ее вопросов, или просто пропустил их мимо ушей, озабоченный чем-то другим. А комплементы в свой адрес его, судя по всему, волновали не белее, чем и оскорбления.

— Значит, вы за то, чтобы уехать? — уточнил он у Моники.

— И вы еще спрашиваете? Разве от такой помощи, какую предлагаете вы, отказываются?

— Я почти уверен, что ваш сын откажется.

— Почему вы так думаете? — удивилась женщина. — Мэтт, так же как и я, будет очень рад возможности начать новую жизнь, на новом месте, на новой работе…

— Видите ли, есть одна загвоздка. Кэрол. Он, наверное, не захочет уезжать без нее.

— Конечно, не захочет! Мы уедем все вместе. Они поженятся, и мы заберем девочку с собой.

— Оторвете от людей, которые ее любят, и которых любит она? Заставите бросить университет? К тому же у нее больная мать, о которой она должна заботиться.

— Мать? Какая еще мать? — губы Моники скривились от презрения. — Да вы хоть знаете…

Она резко замолчала и не стала продолжать. А он не настаивал.

Встретившись с пронзительными серыми глазами, она поняла, что он знает. Знает все. Неужели Кэрол ему рассказывала?

— И, тем не менее, — спокойно продолжил адвокат. — Она хочет быть рядом с матерью, потому что любит ее… как ни странно. Кэрол вообще немного странный человек, не находите? Ладно, сейчас не об этом… Я считаю, что пока вы должны уехать с Мэттом вдвоем. О том, что он будет проходить лечение ей знать не обязательно, как и о его психологических проблемах. Мэтт вылечится, начнет работать, встанет на ноги, и тогда вы можете делать, что захотите — играть свадьбу, забрать Кэрол к себе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})