Проклятые (СИ) - Сербинова Марина

Многих слова Джека Рэндэла убедили, заставили поменять мнение, принять его сторону. Но были и такие, которые не верили пользующемуся дурной славой адвокату. Как в прессе, так и в народе произошел раскол, два противоположных мнения грозили столкновением масс, страсти накалялись.

И та, и другая стороны боялись одного и того же — что страшный маньяк будет среди них, только одни считали, что это Мэттью Ландж, а другие — признавшийся в преступлениях Адам Стоун. Но, несмотря ни на что, Джек добился своего. Это был поразительный успех, огромный скачок вверх по карьерной лестнице на уровень, которого достигали лишь избранные. И если до этого все еще были те, кто сомневался в том, что Джек Рэндэл — избранный, то после громкого скандального дела Мэттью Ланджа, таких не осталось.

Теперь Кэрол понимала, почему Джек взялся за дело Мэтта. Победа принесла ему еще большую славу и авторитет. И он знал, что так будет. Учуял своим поразительным профессиональным нюхом в этом деле дорожку вверх, которая еще больше возвысит его над коллегами. И пусть им двигали корысть и собственная выгода, а не благородство и жажда справедливости, в глазах Кэрол это ничуть не уменьшало его заслуги.

Что побудило его помочь, не имело значения, главное, что он это сделал. И не смотря ни на что, его поступок был красивым и похвальным. Он заставил большую часть осуждающих его ранее людей поверить в невиновность несправедливо обвиненного Мэттью Ланджа. Борьба за справедливость и блестящая победа Джека Рэндэла повлияли благотворно на всеобщее мнение о нем. Многие забыли о его возмутительных поступках в прошлом, сменив гнев на милость. Даже пресса смягчилась, предполагая, что беспринципный адвокат раскаялся и теперь пытается искупить свою вину перед обществом и справедливостью, которыми так малодушно пренебрегал.

Сам Рэндэл не стал этого отрицать, согласившись, что не всегда поступал правильно, что понял, что его работа должна приносить пользу обществу и отныне будет только так, ибо он не хочет быть врагом народа.

Были, конечно, такие, кто не поверил в искренность адвоката, но большинство мнение свое о нем изменили.

Что ж, Кэрол была, конечно, удивлена тем, как выгодно сумел воспользоваться для себя Джек делом Мэтта, снискав еще большую славу, и сгладить конфликт с обществом, поправив свою репутацию. Кэрол сильно сомневалась в том, что Джек действительно раскаивался в своих темных делишках и бессовестных поступках, это просто был хитрый и ловкий ход, пыль в глаза. Ведь он прекрасно понимал, что общественная неприязнь ему сильно вредит. Лучше быть героем в наивных глазах народа, чем опасным монстром, угрозой их благополучию и спокойствию.

Но Кэрол не видела ничего зазорного в том, что он извлек какую-то выгоду для себя, помогая Мэтту и ей. Это даже хорошо. Обе стороны довольны. Факт остается фактом — Мэтт на свободе. И это сделал Джек.

Самый умный, самый хитрый, самый талантливый, самый загадочный. Просчитать то, что творится у него в голове, было практически невозможно. Понять можно было только те мысли, которые он сам давал понять. А когда нельзя предугадать человека, и его мысли — потемки, это невольно настораживает, если не сказать больше — вызывает опасения. Наверное, это и являлось основной причиной того, что ему не верили и боялись. Но теперь он сумел это исправить. Одним махом. Одним делом, невероятно сложным и тяжелым, безнадежным и грязным. Тот факт, что адвокат сам распутал этот клубок страшных убийств, нашел убийцу спустя восемь лет, был известен всем. Это казалось невероятным. И этого было достаточно для того, чтобы покорить миллионы сердец и поразить столько же умов.

А пока Джек купался в лучах заслуженной славы, Кэрол и Мэтт наслаждались тишиной и спокойствием в небольшой уютной квартирке, лежа на помятых простынях в объятьях друг друга.

Когда они переступили порог квартиры, в Кэрол внезапно ожили все ее страхи перед мужчинами. Она задрожала, испугавшись, что он наброситься на нее как голодный зверь, причинит боль, унизит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но Мэтт скромно попросил кофе, с улыбкой заметив, что мечтал о хорошем кофе все восемь лет. Они расположились на кухне за столом, попивая горячий ароматный кофе. Кэрол украдкой наблюдала за Мэттом. Он как-то виновато прятал от нее глаза, был весь напряжен. Она даже заметила, что у него дрожат пальцы. Он старался не смотреть на нее. Протянув руку, Кэрол коснулась его кисти. Он вдруг вздрогнул и выронил чашку. Резко подскочил, чтобы разлитый кофе не сбежал по столу на брюки, и смущенно бормоча извинения.

— Ничего, я уберу, — улыбнулась ему Кэрол и, взяв хлопчатобумажную салфетку, стала вытирать стол.

— Можно… мне в ванную? — он пулей вылетел с кухни и спрятался в ванной. Кэрол изумленно присела на стул.

Потом нерешительно подошла к ванной комнате и прислушалась.

— Мэтт, с тобой все в порядке?

Дверь медленно приоткрылась, и Кэрол отступила, позволяя ему выйти.

— Все в порядке… просто я обжегся.

— Да? — с сомнением девушка попыталась заглянуть ему в глаза. — Покажи.

— Не стоит — ерунда. Ну, может, уже пойдем?

Кэрол ожидала чего угодно, только не этого. Он украдкой бросил на нее взгляд, но она его поймала, и он обжег ее, заставив затрепетать. А еще в его глазах отразилась мука.

— Пойдем, — девушка лукаво улыбнулась и, взяв за руку, повела за собой. В спальню.

Он остановился.

— Но я имел в виду… — он не договорил, встретившись с ее глазами… и сломался. Притянув ее к себе, он со стоном прижался к ее губам.

«Что же я делаю? Что делаю?! Так нельзя, это неправильно… она же совсем молоденькая…». Эти мысли молнией пронеслись в его голове, но не остановили. Руки его дрожали и не слушались, когда он снимал с нее одежду, увлекая в спальню. Кэрол не отставала, успев избавить его от пиджака и рубашки, прежде чем он опустил ее на постель.

Она забыла о своем страхе перед мужчинами, потому что сейчас все было иначе. Не было силы, принуждения. Была любовь, нежность, страсть.

Как он ее целовал, как ласкал, с таким обожанием, даже с преклонением. И Кэрол почувствовала, как просыпается и оживает ее тело, впитывая в себя его страсть и желание. Ощутила, как в ней пробудилась женщина, чувственная, страстная. И она ответила на его любовь с не меньшим пылом…

— Нам надо собираться. Твоя мама уже ждет, — проговорила Кэрол, лежа в нежных объятьях. С неохотой думала она о том, что пора выбираться из мягкой постели, из его объятий. Ей даже шевелиться не хотелось.

Она даже не предполагала, что секс может отбирать столько сил. Что ж, наверно иначе и быть не могло, под таким напором истосковавшегося по женщинам мужчины не мудрено потерять все силы. Он, похоже, сам утомился, и не спешил подниматься.

— Не охота никуда ехать. Так и провел бы с тобой в постели всю оставшуюся жизнь.

— Я бы тоже, но твоя мама ждет.

— А ты уверена в этом?

— В том, что твоя мама нас ждет?

— Нет, в том, что тоже хочешь провести свою жизнь в постели со мной?

— Конечно! — Кэрол засмеялась.

— Тогда выходи за меня замуж.

Оторвав голову от его груди, девушка ошеломленно уставилась ему в лицо.

— Ты серьезно?

— Конечно! — в тон ей ответил он.

— Ну, если серьезно, то тогда я согласна! — и она снова засмеялась, легко, непринужденно и счастливо.

Когда Моника Ландж открыла двери, она не поверила глазам своим.

— Сынок, неужели это ты? Господи, совсем не узнать!

Сложив ладони, она на мгновенье замерла, смотря на него наливающимися слезами глазами, а потом с рыданиями бросилась ему на грудь, порывисто обхватив тонкими руками. Обняв ее хрупкие плечи, Мэтт успокаивающе погладил мать по голове.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну, что же ты плачешь? — ласково проговорил он. — Я дома, с тобой — давай радоваться! Неужели мы не наплакались?

— Наплакались, сынок, ох как наплакались!

— Тогда оставим слезы в прошлом. Теперь у нас все будет хорошо.