Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – спросил Лацис, с трудом пряча свою огорченность.

Фролов сел в кресло, склонил голову и долго сидел так, молча. Затем стал тихо рассказывать:

– Судя по всему, дело было так… Около двух часов ночи Резников ушел из штаба. Его заместитель Басов говорит, что Резников в тот вечер был заметно взволнован, и за полночь стал почему-то торопиться. Сказал, что ему нездоровится, что придет завтра попозже, к заседанию Реввоенсовета. Это он, не любящий опаздывать!.. Ключ от его квартиры находился у соседки – она накануне убирала в его комнатах и ключ оставила у себя. Без ключа Резников попасть к себе в дом не мог.

– Но дверь, ты же сказал, была не заперта?

– Да. Он открыл ее вот этим ножом. – Фролов положил на стол перед Лацисом скошенный сапожный нож. – Просто отжал защелку.

– Зачем ему это было нужно? Какой смысл открывать свою дверь ножом, если он мог зайти к соседке и взять ключ?

– Зайти к соседке – это значило потерять какое-то время. Он у соседки столовался и зачастую ужинал довольно поздно, иногда за полночь. За все хлопоты он платил… Если бы он пришел за ключом, соседка усадила бы его ужинать…

– Он мог бы и отказаться. Сослаться на отсутствие аппетита, на нездоровье, еще на что-то…

– Все это тоже требует времени. А он торопился – светает сейчас рано…

– Опрокинутый стул. Как он вписывается в твою версию?

Лацис нервно ходил по кабинету и изредка на ходу бросал свои вопросы.

– Резников не зажигал в комнате огня. Он зашел домой, чтобы переодеться…

– Не очень убедительно. В своей комнате, где я знаю, как расставлена мебель, я вряд ли свалю стул даже в полной темноте.

– Но он торопился. И нервничал. Ему необходимо было выйти из города в темноте… И он успел, он вышел из города еще до рассвета… Я отдал распоряжение особым отделам всех фронтовых дивизий задержать его. Указал приметы. Где-то же он будет переходить линию фронта…

– Может быть… Может быть… – задумчиво расхаживая по кабинету, тихо говорил Лацис. – Василий Васильевич… Николай Николаевич…

– Что?

– Похоже!.. Очень похоже, что ты прав…

Купола Софийского собора на фоне ночного неба были иссиня-черными, они уже не отливали золотом, не сияли, а тихо меркли, как угли в угасающем костре.

– Вызови Басова! – не оборачиваясь, попросил Лацис и, не дожидаясь ответа, добавил: – Пусть срочно зайдет ко мне!..

Басов словно ждал звонка Лациса и пришел довольно скоро. Остановился посредине кабинета, вопросительно смотрел на Лациса.

– Предположим, что карты Киевского укрепрайона оказались у врага, – устало сказал Лацис. – Что можно предпринять, чтобы свести к минимуму урон от утечки этих сведений?.. Ну, скажем, передислокация войск?.. Перестройка оборонительных линий?..

Басов чуть снисходительно посмотрел на Лациса:

– Если говорить честно…

– Да-да… именно… честно!..

– Кардинально ничего нельзя изменить, к сожалению. Для перестройки всей оборонительной линии понадобился бы не один месяц, – доверительно сказал Басов. – Впрочем, некоторые мысли у меня по этому поводу есть, и я хотел бы их сегодня же… да-да, уже сегодня доложить Реввоенсовету… если… если, конечно, вы, так же как и я, думаете, что это предательство! – Он сделал нажим на последнем слове.

Лацис долго молчал. Затем твердо сказал:

– К сожалению, ничего другого мы предположить не можем, кроме этого… – и добавил: – Впрочем, я назвал бы это другим словом. Резников – не предатель. Он, видимо, был просто враг, а мы этого вовремя не угадали… Хорошо замаскированный враг!

Лацис выглядел растерянным. Конечно, можно было арестовать всех этих штабистов, пригрозить расстрелом заложников. Но что бы это дало? 12‑я армия накануне боев за Киев осталась бы без оперативного руководства.

Глава шестнадцатая

Капитан Осипов внес в кабинет Щукина большой и грязный, весь в торопливых, аляповатых заплатах мешок. Брезгливо водрузил его посреди кабинета.

– Что это? – поморщился Щукин, удивленный тем, что грязный мешок Осипов бесцеремонно поставил на ковер, тогда как место этому мешку в лучшем случае у порога.

– Презент, ваше высокоблагородие, – с послушно-лукавым лицом сказал Осипов. – Презент от Николая Николаевича. – Последние два слова он произнес значительно.

Щукин поднялся с кресла и с необычной для него неторопливостью подошел к мешку. Осипов тем временем развязал сыромятный ремень, извлек из мешка несколько пар старых, со скособоченными каблуками и стертыми голенищами сапог. Стараясь не запачкать ни мундира, ни галифе, держа сапоги почти на вытянутых руках, вытряхнул из голенищ рулоны плотной бумаги, расправил, разгладил тыльной стороной ладони листы и с подобающей в таких случаях внушительностью поднес их полковнику Щукину.

Тот с неторопливым вниманием начал просматривать их. Листы были широкие, на них пестрели причудливые, извилистые линии, многочисленные точки и цифры и условные значки.

– Карты Киевского укрепрайона? – пытаясь скрыть удивление, удовлетворенно произнес он, расстилая листы на полу. Осипов со старанием стал помогать полковнику. Уже через несколько минут пол кабинета был устлан картой, на которой условными знаками были отмечены опорные узлы и оборонительные линии, опоясывающие Киев.

– Н-да! Вот уж не верил, что Николаю Николаевичу удастся и на этот раз выполнить задание, – потеплевшим голосом сказал Щукин.

– Николаю Николаевичу и Михаилу Васильевичу, господин полковник, – счел своим долгом уточнить Осипов и тут же с некоторой торжественностью в голосе доложил новость, которую полковник Щукин ждал давно и уже потерял всякую надежду на то, что она будет столь оптимистичной. – Николай Николаевич сообщает, что Михаил Васильевич приступил к работе и эта операция во многом была осуществлена им.

Щукин поднял голову, благодарно взглянул на Осипова.

– Хорошая весть, спасибо! По крайней мере, с таким помощником Николаю Николаевичу будет во много раз легче… Что еще сообщает Николай Николаевич?

Осипов несколько замялся, опустил глаза. Второе – разочаровывающее – сообщение Николая Николаевича он надеялся попридержать до вечера.

Но полковник нетерпеливо потребовал от него:

– Ну что?.. Что?!

– Сообщает, что в штабе красных были информированы об этом задании! – Лицо Осипова приняло скорбное выражение. Ах, как бы ему хотелось сейчас уменьшиться в размерах, стать незаметным, невидимым, чтобы гнев полковника излился не на него!

Щукин медленно поднял глаза на Осипова, и они сразу сделались холодными.

– Я вновь настоятельно прошу вас подвергнуть тщательной проверке всех, кто работает в штабе недавно.