Я хочу стать Вампиром… - Янина Первозванная

Эфрат молчала. Затем все-таки собралась с мыслями и заговорила.

— Когда я родилась, люди еще верили в богов. По крайней мере, остатки этой веры все еще жили в них, и мир кое-как удерживал ту хрупкую стабильность, которая скоро полетела ко всем чертям, а я сама оказалась глубоко под землей. И я отлично помню все подробности. И отлично помню, что жизни во мне не осталось ни капли. Но я, тем не менее, была жива. Каждое мгновение под землей будто наполняло меня силой, а потом что-то буквально потащило меня на поверхность, а может быть, земля начала сама выталкивать меня наверх. Я помню, как впервые прикоснулась к лунному свету и ощутила его плотность, мягкость и помню, как мое тело впитывало его с невероятной жаждой, тогда я приложила все силы и выбралась на поверхность, прямо под этот мерцающий поток. Луна в ту ночь была так близко к земле. В храме нам рассказывали истории, мы слушали их как красивые древние легенды, призванные сохранить в нас веру в лучшее в мире. И в одной из таких историй говорилось, что когда человек умирает, ворон относит его душу в страну теней. Но иногда может произойти что-то плохое, настолько плохое, что ворон приносит душу обратно в мир живых, чтобы та могла исправить зло. — Эфрат замолчала и подняла глаза на Рахмиэля. — Теперь ты.

— Я помню, что когда бежал по коридору, то не испытывал страха. Вообще. Я просто делал то, что ты сказала, бежал так быстро, как мог. И только тогда, когда я начал чувствовать, что теряю сознание вместе с последними каплями крови, тогда я почувствовал… твое тепло.

— Что прости? — Эфрат слегка поперхнулась кровью.

— Тепло, — повторил Рахмиэль, — ты теплая.

— Я думаю, ты просто умирал. Когда человеческое тело умирает, оно ощущает тепло, как и всякое живое существо перед смертью. Наступает покой.

— Нет, когда ты отпустила меня и каменный пол начал неотвратимо приближаться, мне стало холодно. А еще я очень не хотел тебя отпускать. Настолько, что сделал все, чтобы остаться в сознании.

— Но я слышала, как остановилось твое сердце.

— А разве оно обязательно должно биться, чтобы я продолжал жить?

Вопрос был с подвохом. Они оба были прямым доказательством того, что необходимость сердцебиения — всего лишь ловкий коммерческий трюк. Рахмиэль продолжал.

— И когда ты села радом со мной, моим единственным желанием было остаться в этом мгновении на целую вечность, чтобы провести ее с тобой.

— Что сказать, мечты сбываются! — Эфрат похлопала его по груди.

— Так где мы будем жить? — снова спросил Рахмиэль, переводя тему в безопасное русло.

— А почему это так важно?

— Я буду скучать по тебе в кампусе. А еще я боюсь случайно, как бы это сказать, заметно сократить число студентов.

— Да, лучше бы ты сделал это незаметно! — рассмеялась Эфрат.

Где-то в салоне заиграла приятная мелодия.

— Это мой. — Эфрат потянулась за сумочкой — на этот раз миниатюрная зеленая Versace, немного ретро, но ей она всегда нравилась. На протяжении вот уже почти тридцати лет. Она купила ее во время предыдущей поездки по Италии.

«Город и его жители с нетерпением ждут вашего возвращения, Госпожа Эфрат» — гласило сообщение. Номер был неизвестен, но Эфрат точно знала, кто отправитель.

— Проклятие… — едва слышно произнесла она, — я знала, что что-то происходит.

— Что происходит? — не понял Рахмиэль, но внезапная перемена настроения спутницы давала понять, что нечто важное.

— Мы не сможем вернуться, — ответила Эфрат, — по крайней мере, я не смогу. Поговорим позже. Сейчас мне нужно подумать.

Эфрат погрузилась в размышления. Она вытянула ноги перед собой, так что высокие шпильки туфель стучали по стеклу окна, если машина покачивались. За этими окнами проплывали огни ночного города и сливались в один сияющий поток. Она закрыла глаза и позволила шуму за окнами машины долететь до ее слуха, окутать и оградить от всего, что ей так хотелось бы исключить из своего мира. Из своего и не только. Ее жизнь была так прекрасна, спокойна и сейчас, лежа на груди у Рахмиэля, она готова была поверить, что ее жизнь идеальна.

— История повторяется, — вздохнула Эфрат. Ее глаза по-прежнему были закрыты, она сложила руки на груди, одна ладонь поверх другой, между ними она все еще сжимала опустевший пакет. Капля крови подбиралась к краю и уже готова была упасть на нежное кремовое кружево ее платья, но Рахмиэль вовремя это заметил и осторожно подставил ладонь. Темная густая капля рубином упала на его пальцы, а за ней еще одна. Наконец он осторожно вытащил пакет из рук Эфрат и спросил:

— Повторяется?

— Мы с Разом не виделись десятки лет. И не потому что не знали, где друг друга искать. Он кажется очень милым, и он действительно очень милый, но это не все, — Эфрат задумчиво крутила в пальцах рубиновую подвеску, — видишь ли, когда мы становимся вампирами, все черты нашего характера начинают проявляться намного ярче, иногда мы даже теряем над ними контроль. Я не знала, что не так с Разом, но у меня было какое-то предчувствие, а потому я никогда не обещала ему бессмертие.

— Но я был уверен, что это ты помогла ему совершить переход, — в голосе Рахмиэля звучало удивление.

— Как ни странно, нет. Никто толком не знает, кто это был, есть только догадки и предположения, — ответила Эфрат.

— И что с ним оказалось не так? — спросил Рахмиэль.

— Разу с самого начала не хватало, как бы это сказать, — Эфрат задумалась, — человечности. Он был чуть меньше человеком, чем все те, кого я знала. Как будто какая-то незаметная, но очень важная деталь отсутствовала в нем. И если для меня это было сигналом держать вечность на безопасном расстоянии от него, то для кого-то другого это стало сигналом к действию. Впрочем, мы никогда не узнаем, что случилось на самом деле. Раз уговорит кого угодно.

— Почему вы не виделись столько лет? — снова задал вопрос Рахмиэль.

— После того как Раз сжег мой любимый особняк, — начала Эфрат, — о чем ты уже знаешь, мы поехали в ближайший большой город, с намерением затеряться в нем на какое-то время. В этот самый город мы, кстати, и едем. Сначала все было как всегда, но потом я начала замечать что происходит что-то странное. Куда бы я ни пошла, я всегда ощущала на себе какой-то странный взгляд.

— Ты же вампир, которому столько лет, сколько я даже представить не могу, — прерывал ее Рахмиэль, — и в мире все еще существуют