Рассказы (сборник) - Михаил Харитонов

«Наши компьютеры напрямую соединены с нервной системой» — заметил Абалкин, — «просто выдернуть эту штуку из головы нельзя. Гарантирован тяжёлый шок».

«Ну да, я в курсе. Поэтому он сначала закинулся какой-то наркотой» — продолжал Корней, — «Нашёл себе местного сообщника… хотя бы местного знахаря с элементарными хирургическими навыками. Который напоил его каким-нибудь отваром… благо, Строцкий местной наркоты не боялся, даже уважал кое-какие травки… усыпил, разрезал кожу на шее и вытащил компьютер. И раздавил тяжёлым гавнодавом. А когда Гриша пришёл в себя — всё, свободен, прости, Земля, прощай, Гиганда, я сам буду ковать своё маленькое счастье…»

«Куда же он делся?»

«Космос — очень большая вещь. Думаю, мы о нём долго ничего не услышим. Но что-то мне подсказывает, что он сейчас неплохо себя чувствует.»

«Всё это слишком рационально» — заключил Абалкин. «Послушать вас, так у каждого прогрессора в предпенсионном возрасте есть резоны махнуть куда подальше… Ну, не у каждого — но у многих. Есть же психологические барьеры… какие-то ограничения. Некоторые вещи мы не делаем, просто потому что мы иначе воспитаны.»

«Дело Целмса…» — Яшмаа чувствовал, что его прорвало. «Целмс показал нам всем, что можно сделать, если ничего не бояться. Гриша как-то говорил…»

«Вы с ним беседовали на эти темы? Он что, одобрял Целмса?» — поинтересовался Абалкин.

Корней решил несколько сдать назад: подозрительность вспыхнула в нём с прежней силой. Не наговорил ли он лишнего?

«Нет, конечно» — бросил он. «Кто ж его одобряет. Но определённое впечатление… Хотя ладно, не будем гадать. Я всё-таки думаю, что Строцкий теперь сидит на какой-нибудь небольшой планете, заселённой гуманоидами. Не слишком высокоразвитыми, конечно. Где-то в первой трети исторической последовательности, не выше раннего капитализма. Чтобы всё продавалось и покупалось. Наверное, они любят золото. Золота у Гриши сколько угодно, полевой синтезатор — отличная штука. Внешность он тоже, небось, изменил… он всегда хотел выглядеть помоложе…»

Он почувствовал, что Абалкин его не слушает, и сердито замолчал.

Хозяин заведения выпятился из-за шорраха, осторожно неся огромное блюдо с какой-то стряпнёй, закрытое крышкой. Держал он его обеими руками — что, вообще говоря, было не принято.

«Вот оно» — даже в обесцвеченном компьютером голосе прогрессора чувствовалось напряжение.

«Что?» — переспросил Яшмаа.

«То, о чём я вам говорил. Сейчас он будет это раздавать всем. Не вздумайте отказываться, обязательно берите.»

«В чём дело?» — Корней вытянул шею, рассматривая блюдо.

«Берите, иначе мы очень рискуем» — Абалкин явно нервничал. «Сейчас вы сами всё поймёте… умоляю, осторожнее только».

Нищий вылез из своего угла и пополз на коленях к хозяину. Коней решил было, что тот отпихнёт попрошайку, однако тот приоткрыл крышку блюда и швырнул нищему лепёшку-птуту. Тот поймал её в воздухе.

«А, богослужение» — протянул Яшмаа. Он принимал участие в нескольких южных богослужениях. Да, Лев прав: лепёшку придётся-таки съесть.

Через несколько минут хозяин склонился над ним. Молча протянул птуту.

Компьютер взвыл ещё до того, как Корней сомкнул зубы.

«Ешьте!» — безмолвный приказ Абалкина был до того решительным, что Корней немедленно откусил от лепёшки. Потом застыл с набитым ртом.

«Лев, эта штука отравлена!» — в панике протранслировал он. «Какая-то южная дрянь. Что делаем?»

«Ничего особенного, моя тоже отравлена… Ешьте, быстро» — Корней невольно подчинился: проглотил кусок, потом другой, третий.

«Что это всё значит?» — Яшмаа покосился на невозмутимого хозяина, продолжающего раздавать лепёшки. «Что тут происходит? Массовое убийство?»

«Нет. Это типа снотворного. Они хотят нас вырубить. Сидите тихо.»

Компьютер сообщил, что состав яда проанализирован, опасность средняя, антидот уже поступил в кровь, расход микрокапсул — пять процентов…

«Лев, да что тут делается, чёрт возьми?» — Корней понимал, что его охватывает паника, но ничего не мог с этим поделать.

Абалкин вёл себя странно — мотал головой, закатывал глаза, потом как-то осел на лавке кулём.

«Делайте вид, что вы отравлены. Потом затребуйте у компа снотворное, минуты на три».

Корней решил послушаться, и закрутил головой.

Лев Вячеславович мягко повалился на гальку. Тут же из-за стола встали двое: давешний аристократ и худощавый. Аристократ задрал Абалкину веко, посмотрел зрачок. Проверил пульс. Потом оба взяли тело под микитки и оттащили к стене. Положили на пол.

Яшмаа понял, к чему идёт дело, и дал компьютеру команду на экстренное пятиминутное усыпление.

Очнулся он уже на полу.

В харчевне стояла нехорошая, злая тишина. Было слышно только тяжёлое человеческое дыхание, бульканье кипятка (похоже, на кухне поставили на огонь котёл), да потрескивание смолы в кэтэр.

Потом откуда-то из-за стены раздался скрип ворота.

«Не открывайте глаза» — раздался в голове голос Абалкина. «У вас есть камера? Включите. Это любопытно. На светильник наведите.»

Корней включил камеру в брови и сфокусировал изображение на светильнике.

Бронзовый лик императора ощутимо покосился.

Потом одна свеча выпала из чашечки, упала на пол, погасла. Подбирать и зажигать её снова никто не стал.

«Вот оно как» — непонятно сказал Абалкин. «Смотрите внимательно, сейчас начнётся».

Скрип повторился. Нагон-Гиг Большеротый дернулся раз, другой, после чего перевернулся подбородком кверху.

Вторая свеча полетела на пол, несколько секунд горела, треща и разбрасывая капли смолы, потом тоже погасла.

Стало темно — только огоньки плошек немного светили.

«Конец алайскому праву» — прокомментировал Абалкин — «в одном, отдельно взятом храме».

«Храме?» — тупо переспросил Яшмаа.

«Ну да. Харчевня, заодно и храм. Южане — практичный народ: едят там, где молятся. За молитвой они, впрочем, тоже едят. Сейчас убедитесь.»

Внезапно раздался глухой удар, потом — нечто вроде захлёбывающейся икоты.

Вспыхнул огонь: это был факел. Похоже, в обмазку добавили какую-то соль: пламя было ярко-зелёным. Потом загорелся другой огонь, на этот раз красный.

Перевёрнутое лицо императора в свете факелов показалось Корнею странно знакомым. Он немного напряг память, и понял — очень похожее перевёрнутое лицо с загнутыми вниз усами было у того нефритового идола.

«Вы уже догадались?» — влез ему в голову Лев Вячеславович. «Эти верные подданные нашего Императора собираются отправлять императорский культ. Ну, в своём понимании, конечно…»