Вестники Царства Божия - Александр Мень

x x x

Дуализм Отца и Матери, Неба и Земли восходит еще к отдаленным первобытным временам. В некоторых случаях он носил мирный, гармонический характер, и следы его можно видеть в учении китайцев о Ян и Инь и в "противоположностях" Эмпедокла. Но более распространенным стал дуализм, выраженный в мифах о борьбе богов. Стихийные божества Океан и Хаос мыслились как одна из сторон этой битвы. Против них выступали силы творчества и порядка: Мардук воевал с Тиамат, Ваал - с Лотоном, Зевс - с титанами, Аполлон - с Тифоном. Стройный божественный порядок иногда представлялся и безличным. У шумеров он назывался Ме, у вавилонян - Шимту, у египтян - Маат, у греков - Дике, у арьев - Рита, у иранцев - Арта.

Картина Вселенной как арены борьбы, в которой созидается мировая структура, была великим открытием человеческого духа, подлинным проникновением в суть сотворенных вещей. Но ахиллесовой пятой всех этих учений являлось обожествление хаотического начала, неизбывный страх перед ним. Во многих мифах оно почиталось даже как нечто предшествующее порядку и рождающее его поборников. А поэтому космическая битва представлялась нескончаемой и лишенной перспективы. Нужны были постоянные усилия богов и людей, чтобы не дать Хаосу завладеть миром.

Во всем внебиблейском мире один Заратустра, хотя и принял теорию дуализма, все же отверг его пессимистический характер. Его живая вера в Бога открыла ему грядущую победу Добра. Старый арийский миф о вселенском пожаре превратился у него в конечное торжество Мазды. Здесь он снова приближается к Библии, к ее эсхатологии.

Заратустра был убежден, что рано или поздно дэвы, сеющие в мире зло, будут посрамлены, а все люди, служившие Мазде мыслью, словом и делом, получат награду в Царстве Божием.

Тогда, о Мазда, Твое Царство

Будет дано вместе с Благой Мыслью

Тем, кто предаст Друджа в руки Арты, о Агура.

(Ясна 30, 8)

Если греки достигли высочайшей вершины в философском осмыслении идеи Бога, если индийцы пришли к высочайшему пределу "естественной мистики", то, исключая библейское Откровение, в религии Заратустры мы видим наибольшее приближение к Богу Живому. И все же это было "человеческое, слишком человеческое" приближение. Идея священной войны омрачала его чистоту, а уступка традиционному дуализму оставляла уязвимое место, обрекавшее заратустризм на поражение (12).

Рассказывают, что Константинополь пал потому, что забыли запереть маленькую дверь в городской стене. Нечто подобное случилось и с религией Заратустры. Сохранив в своей доктрине черты прежнего многобожия, Заратустра оставил лазейку, через которую в его учение просочилось язычество, а вместе с ним и ложная магическая религиозность.

Уже через два-три поколения после смерти Заратустры арийские боги возвращаются в опустевший пантеон. В V веке Геродот пишет, что персы, почитая небесного Зевса (Агурамазду), приносят жертвы также солнцу, луне, огню, земле, воде и ветрам (История 1,131). А в надписи персидского царя Артаксеркса II (IV в. до н. э.) рядом с Агурамаздой упомянуты Митра и богиня Анахита (13).

Однако было бы неверным сказать, что заратустризм кончился вместе с Заратустрой. Пусть акцент на дуализме и языческие влияния усиливались в нем, но тот духовный импульс, который исходил от личности пророка, не умер. Наиболее благотворным и долговечным оказалось его учение о нравственной свободе. Не слепое, уныло-покорное исполнение предписаний, но сознательный и ответственный выбор доброго начала должен побудить человека встать в ряды воинов Мазды. О Агура Мазда!

Заратустра сам избирает Твой Святейший Дух.

Пусть Арта воплотится, полная жизни и силы,

Пусть Благочестие будет в лучезарном Царстве!

(Ясна 43, 16)

Динамичность, бодрость, готовность служить правому делу-вот главные интонации в призывах Спитамы. Подобно тому как Бог свободно избирает свет и добро, их принимает и Его поклонник. "Согласно выбору... какой сделал Агурамазда... я являюсь маздеистом",-гласит заратустрийская присяга (Ясна 12,7). Этот религиозно-нравственный пафос вдохнул силы в иранские племена, сделав их предметом удивления для окружающих народов. "Лживость почитают они постыднейшим пороком",- писал Геродот, принадлежавший к нации, враждебной персам.

Вера в Кхшатру, Царство Божие, как итог и венец мирового бытия, воодушевляла Заратустру в его скитаниях и неустанной борьбе. Он был убежден в своей особой роли в судьбах народа и присваивал себе титул Саошианта, Избавителя (14). Он надеялся, что в конце концов станет всеобщим вождем и сокрушит царство Друджа.

Тем, кто возненавидит дэвов и врагов Саошианта,

Тому душа грядущего Саошианта, Владыка Дома,

Будет другом, братом, отцом, о Мазда Агура!

(Ясна 45, 11)

Но мечтам пророка не суждено было сбыться. При его жизни маздеизм не распространился дальше Бактрии, а религиозные войны кончились, как гласит легенда, вторжением врагов в Бактру и гибелью престарелого Заратустры.

После его смерти у заратустрийцев возникла вера в то, что Мазда пошлет людям нового Саошианта. Как мы увидим, на эту роль одно время будут претендовать персидские цари. Но постепенно ожидание Избавителя приобретет черты, сходные с иудейским мессианизмом. Маги, приняв заратустризм, будут учить, что через большие промежутки времени Саошиант приходит на землю, чтобы обрушиваться на силы Аримана.

Не эта ли вера побудила их отправиться в далекий путь за вифлеемской звездой?

x x x

Около 546 года Бактрия вошла в состав персидской державы Кира. Присоединение ее, по свидетельствам Геродота и Ктесия, произошло мирным путем. Это вполне правдоподобно, ибо Кир сумел завоевать себе симпатии и сторонников во многих областях Ирана.

Этот человек, вызывавший страх одних и восхищение других, уже при жизни стал предметом легенд. Говорили, что его подвиги были предсказаны еще до его рождения, что он был принцем царской крови, внуком мидийца Астиага, который пытался умертвить его, но ребенок был чудом спасен.

По более достоверным сведениям, Кир был правителем города Аншина, находившегося в вассальной зависимости от Мидии. Благодаря своей находчивости и энергии, молодой царь сумел сплотить вокруг себя персов и подготовить восстание против Мидии. Астиаг надеялся на легкую победу над бунтовщиком, но Кир снискал популярность даже среди мидийцев, часть которых перешла на его сторону.

В 550 году Кир разбил Астиага и взял его в плен. Пощадив жизнь побежденного царя, он еще больше увеличил число своих сторонников.

Возвышение Кира, ставшего во главе мидян и персов, встревожило Креза, царя богатой малоазиатской страны Лидии. Он заключил договор с фараоном и Набонидом с целью совместно сокрушить узурпатора. Но Кир опередил союзников, вступив со своим войском в Малую Азию. В 546 году пала столица Креза. Сам царь попал в руки персов, но, как и Астиагу, ему не причинили зла. Вслед за тем покорились ионийские города, а вскоре власть Кира признала Бактрия, над которой Кир поставил своего сына Бардию (15).

Кир всюду проводил гуманную политику: с уважением относился к местным обычаям и верованиям, не допускал массовых убийств и пыток пленных, в городах сохранялось самоуправление, подати устанавливались умеренные.

Слухи об этих событиях не могли не дойти до иудейских пленников в Вавилоне. Второисайя пристально следил за успехами нового повелителя Востока. В его глазах это победоносное шествие Кира, угрожавшего теперь самому Вавилону, являлось предвестием новых времен. Поведение перса в покоренных странах особенно должно было восхищать пророка. После ассирийских и халдейских зверств Кир казался посланником всеобщего мира. Если он придет в Халдею, плен Израиля, несомненно, кончится. Руками перса будет действовать Сам Бог. Если раньше язычники были "бичами", то теперь, когда дни гнева кончились, они станут вершителями дела избавления.

В эти дни пророк пишет поэму, в которой говорит о Кире как об орудии Провидения:

Кто воздвиг с востока мужа правды и призвал его Себе на служение,

Народы отдал ему, покорил царей, обратил их в прах мечом его,

луком его-в солому, носимую ветром?

Он гонит их и спокойно шествует по пути, где не ступала нога его;

Кто сделал и совершил это? Тот, Кто племена призвал изначала!

(Ис 41, 2-4)

Понимая, вероятно, что схватка Кира с Вавилоном неизбежна, пророк решает обратиться прямо к персидскому царю. В то время пророчествам, исходившим даже от иноземных провидцев, придавали большое значение. Поэтому слово иудейского мудреца должно было быть небезразлично для Кира.

Как прежде вестники Ягве обращались к царям Иудеи, так теперь Второисайя от лица Бога указует путь персу. Он даже называет его "мессией", помазанником (в данном случае этот титул в устах пророка означает просто монарха, поставленного Богом):