Вестники Царства Божия - Александр Мень

x x x

Хотя пророки Библии и признавали необходимость нравственной активности человека, однако они утверждали, что истинное спасение можно ожидать только от Бога. Поэтому они так настаивали на бесплодности политического мессианизма и изобличали надежды на "коней и колесницы".

Пророк же, принявший имя Заратустры, стоял на противоположной точке зрения.

Правда, цель его была высокой. Он выступал как борец против ложных богов, против неправды, суеверных обрядов, против зла. Он грезил о Кхшатре, Царстве Божием, которое во многом близко библейскому понятию "Малхут Элогим". С гневом говорил Заратустра об одуряющем напитке, который изготовляли поклонники Хаомы, и называл его "жидкой мерзостью" (Ясна 48,10). Спитама отрицал все сложные ритуальные символы, за исключением священного огня. Он призывал человека следовать Мазде "в мысли, слове и деле" (Ясна 30,3).

Эта боевая позиция Заратустры привела к бурному конфликту в Раге, где он выступил впервые после отшельнического периода своей жизни. Подробности столкновения в Раге неизвестны, но из Гат явствует, что пророк вынужден был бежать из отечества или прямо подвергся изгнанию. Строки гимна, проникнутые унынием, свидетельствуют о том, что положение проповедника стало нелегким:

В какую страну бежать мне? Куда идти?

От семьи и племени моего отрывают меня.

Родной город и злые вожди страны не признают меня,

Как, о Агура, обрести мне Твою милость?

(Ясна 46,1)

Спитама решил искать прибежища в далеких восточных областях Закаспия. Там, среди песчаных равнин у берегов Аму-Дарьи, в Бактрийском княжестве, народ более всего страдал от набегов кочевников, и можно было рассчитывать на то, что проповедь новой веры найдет сочувствие.

Первая попытка оказалась снова неудачной. Несколько лет Спитама тщетно искал могущественного покровителя, который стал бы его последователем. Он был уверен, что без этой поддержки не добьется успеха:

Я знаю, о Мазда, почему я бессилен!

Это потому, что у меня мало стад и мало людей.

Я обращаю к Тебе мою жалобу, выслушай ее, Агура.

Окажи мне помощь, которую дал бы друг своему другу,

Научи меня Правде и обладанию Благой Мыслью.

(Ясна 46, 2)

Наконец успех пришел, неожиданный и большой. Сам властитель Бактры Виштаспа, которому подчинялись Хорезм, Согдиана и другие соседние земли, уверовал в миссию Заратустры и принял его при своем дворе (10).

Влияние пророка в Бактрах стало столь сильным, что первый греческий писатель, который слышал о нем, Ктесий (V-IV вв. до н. э.), полагал, что Заратустра был царем Бактрии. Теперь Спитама мог свободно возвещать свое учение. Но одной проповеди ему казалось мало. По его мнению, с поклонниками дэвов нужно вести войну с оружием в руках. Язычник - враг не только идейный, но и политический. Зло может быть сломлено лишь при помощи земных средств. Поклонник дэвов это ничтожный "неарий", "двуногое", "человек-насекомое" (11).

Тот, кто отнимет у него власть или жизнь, о Мазда,

Преуспеет на пути благого учения.

(Ясна 46,4)

Впоследствии ненависть к многобожникам и дэвам была провозглашена первым пунктом символа веры заратустризма:

"Проклинаю дэвов, исповедую себя поклонником Мазды, заратустрийцем, врагом дэвов, последователем Агуры, славословящим Амешаспентов, молящимся Амешаспентам... Клятвенно обязуюсь вершить добрую мысль, доброе слово и доброе дело" (Ясна 12, 1, 7).

Итак, победа добра - это победа оружия. Только после того как злые силы будут повергнуты, настанет благое царство мирной жизни. Об этом говорит все та же маздеистская присяга.

"Я выбираю для себя святое, доброе Благочестие; пусть оно будет моим. Отрекаюсь от хищения и захвата скота, от причинения ущерба и разорения маздеистских селений".

"Людей-насекомых" следует беспощадно истреблять, но между единоверцами должно царить полное согласие. "Клятвенно обязуюсь быть верным маздеистской вере, прекратить военные набеги, сложить оружие, заключать браки между своими, быть верным праведной вере, которая из всех существующих и будущих величайшая, лучшая и светлейшая, которая - от Агуры и Заратустры" (Ясна 12, 2, 9).

Библейские пророки говорили о моральной ответственности язычников перед Богом, допуская тем самым некоторый элемент истинности в их религиозном сознании. Заратустра же, напротив, абсолютно непримирим и решает религиозный спор так, как впоследсгвии его будет решать Магомет.

О религиозных войнах, вспыхнувших в результате проповеди Заратустры, до нас дошли лишь смутные и малодостоверные легенды, но в том, что они имели место, сомневаться не приходится.

Таково первое отличие иранского пророка от пророков Библии. Второе-связано с пониманием Заратустрой проблемы зла.

x x x

Вооружаясь против темных сил, Спитама не мог не задумываться о самом их происхождении. На вопрос, откуда явилось зло, он дал ответ, который относится уже не столько к области веры, сколько к области метафизики. Именно этот ответ стал наиболее характерной особенностью маздеизма.

В знаменитой "Гате добра и зла" торжественно звучат слова учителя, который открывает единоверцам начальные принципы бытия:

Выслушайте ушами своими, что есть высшее благо,

Посмотрите ясной мыслью на две стороны,

Между которыми каждый должен сам выбрать,

Заботясь о том, чтобы великое свершение кончилось всем на благо.

Итак, изначала, как близнецы, явили себя два Духа,

Один-добрый, другой-злой, в мысли, слове и деле;

И между ними обоими правильно избирают Мудрые, но не глупцы.

И когда эти два Духа встретились,

То установили вначале жизнь и нежизнь

И то, что в конце концов худшее бытие назначается злым,

А следующему Правде - Благая Мысль.

(Ясна 30, 2-4)

Таким образом, Заратустра, этот страстный борец против зла, как бы отдает ему невольную дань, объявляя его изначальным.

Понять ход его мысли нетрудно, ибо Спитама, в отличие от индийцев, не считал зло иллюзией и знал, что воюет не с призраками. Как никто, он ощутил силу и могущество зла, а поэтому оно обрело в его метафизике характер исконного полюса мироздания. Если Мазде "принадлежит всяческое добро", если Он творит все прекрасное во Вселенной, то для ее темных сторон должен существовать иной источник.

Но здесь встает важный вопрос: какое же положение в отношении к этим противоборствующим силам добра и зла занимает у Заратустры сам Бог? Стоит ли Он "над схваткой", контролируя ее, или же, напротив, космическая поляризация независима от Него и есть нечто лежащее в самом порядке вещей? И то и другое толкование мысли Спитамы имеет много защитников. Но в самих Гатах можно найти указание на третье решение. Заратустра говорит:

Из этих двух Духов злой избирает дурные дела,

Но Святейший Дух, облеченный в небесную твердь, соединился с Правдой,

И так же поступили все те, кто готов добрыми делами служить Агуре Мазде.

Между ними обоими дэвы не выбрали правильно,

Ибо, когда они принимали решение, они обезумели

И избрали Дурную Мысль,

Бросившись к Айшме,

Чтобы вредить человеческой жизни.

(Ясна 30, 5-6)

Из этих слов явствует, что дэвы признаются Заратустрой реальными существами; но еще важнее, что в одном из "близнецов", по-видимому, следует видеть самого Мазду, ибо именно ему принадлежит титул "облеченный в небесную твердь" и наименование "Святейший Дух" (Ясна 45,2). Его извечный противник именуется Айшмой, Насилием, а в другом месте - Друджем, Ложью. Впоследствии Насилие и Ложь будут объявлены в заратустризме ипостасями злого Духа, которого назовутАнгра или Ангра-Майнъю (греч. Ариман), что означает "Дух-Противник".

Слово это этимологически родственно "сатане" (противнику) Библии. Но если "сатана" - это тварное существо, отпавшее от Бога во имя самоутверждения, то в Авесте Ангра-Майнью вырисовывается как вечный соперник Бога, нечто вроде второго "злого дворца". В одной из более поздних глав "иранской библии" говорится, что Мазда создал все прекрасные земли для обитания людей, а Ангра-Майнью в противовес ему сотворил воинственные племена, колдунов, суеверия, зимнюю стужу и другие бедствия (Вендидад 1 и 19, 5).

Но как же согласовать это с монотеизмом Спитамы? Почему пророк, будучи по своему религиозному сознанию поклонником единого Бога, выступив как метафизик, усмотрел в злом начале некий самодовлеющий, самосущий принцип?

Есть основания думать, что дуализм не был созданием самого Спитамы. Скорее всего он явился у пророка уступкой древней традиции, свойственной почти всему дохристианскому миру.

x x x

Дуализм Отца и Матери, Неба и Земли восходит еще к отдаленным первобытным временам. В некоторых случаях он носил мирный, гармонический характер, и следы его можно видеть в учении китайцев о Ян и Инь и в "противоположностях" Эмпедокла. Но более распространенным стал дуализм, выраженный в мифах о борьбе богов. Стихийные божества Океан и Хаос мыслились как одна из сторон этой битвы. Против них выступали силы творчества и порядка: Мардук воевал с Тиамат, Ваал - с Лотоном, Зевс - с титанами, Аполлон - с Тифоном. Стройный божественный порядок иногда представлялся и безличным. У шумеров он назывался Ме, у вавилонян - Шимту, у египтян - Маат, у греков - Дике, у арьев - Рита, у иранцев - Арта.