Стилист - Геннадий Борисович Марченко

пистолет с предохранителя и сделать оглушительно прозвучавший в замкнутом пространстве выстрел.

Первым осел Валёк, его Кистень узнал по маске Зайца, а Верблюд ещё несколько секунд стоял навытяжку, хлопая глазами, после чего, сжимая в правой руке окровавленный нож, всё же с грохотом рухнул на дощатый пол.

Я не мог зацепить Вальку, думал Кистенёв, бросаясь к истекавшему кровью подельнику. Он в него и не попал, зато попал Верблюд, лезвие ножа скользнуло по шее несчастного, вокруг которого уже натекла приличных размеров лужа.

— Вальку зарезали!

Вышедший из ступора Андрюха рухнул рядом на колени, не зная, чем помочь смертельно раненому другу. Игорь Николаевич понимал, что уже отходившему бедняге уже ничем не поможешь, была распорота или сонная артерия, или яремная вена. Скорее первое, судя по количеству хлеставшей крови.

— Сука, Верблюда кончил… Всё, п…ц тебе, фраер, теперь тебе точно не жить, и твоим корешкам тоже.

Кистенёв разогнул пальцы громилы, взял нож, подошёл к исходившему ненавистью зеку и с силой вогнал нож тому в правую глазницу. Когда он провернул лезвие, раздался противный хруст. Рукоятку Кистенёв протёр найденным в доме полотенцем, оставив её торчать из глазницы мёртвого вора. Потом присел на корточки перед умирающим подельником, сняв с него маску.

— В общем, так, братва, Валюхе мы уже ничем не поможем. В больницу везти бессмысленно, по ходу, он уже отошёл… Ну да, нет больше Вальки с нами.

— Да как так — то!

Андрюха стянул маску и теперь размазывал по лицу слёзы. Макар, тоже успевший избавиться от надоевшей маски, кусал губы и хмуро смотрел в сторону.

— Настоящий «сокол», не думая отдал свою жизнь за товарища, — вздохнул Кистень. — Жаль, что придётся его оставить здесь.

— В смысле здесь? — перестал хлюпать носом Андрей.

— А что ты предлагаешь с ним делать? Домой везти мёртвого? Позвонишь в дверь, вот, мол, сына вашего привезли, принимайте, так что ли? Макар! Держи ключи от машины, принесешь канистру с бензином. Ну чего встал, вперёд!

— Да вы чё, Вальку поджигать что ли собрались?

— Ещё одно слово, и ты ляжешь рядом с ним. Ступай во двор и жди меня, продышись.

Макар обернулся быстро, получив канистру, Кистень велел обоим убираться в машину и сидеть там до его появления. Плеснул на мёртвого Валентина, на оконную занавеску, по углам, после чего взял со стола коробок спичек. Огонь резво принялся пожирать всё вокруг, и Кистенёв, бросив прощальный взгляд на кровавый натюрморт, схватил в одну руку баул с деньгами, в другую полупустую канистру и рванул прочь, на ходу думая, что зря протирал полотенцем рукоятку ножа, та всё равно расплавится во всепожирающем пламени.

Глава 11

Подавать заявление в Грибоедовский ЗАГС мы с Леной решили отправляться в ближайший вторник. Я работал во вторую смену, а вот ей пришлось отпроситься до обеда, кто знает, сколько нас в этом заведении промурыжат. Оставшись один в квартире невесты, я от нечего принялся копаться в книгах, и между томиками Цветаевой и Агаты Кристи обнаружилась общая тетрадь в серую обложку, на которой шариковой ручкой было написано «Дневник». Чувствуя, что занимаюсь чем — то нехорошим, не удержался и принялся листать. Тетрадка была заполнена почти до конца, чистыми осталось с пяток листов. Первая запись датировалась 8 марта прошлого года, а последняя была сделана в конце этого февраля. Невольно вчитался, чувствуя, что начинаю краснеть.

«Мне кажется, я совсем потеряла голову от любви. Вчера он уходил ночевать в своё общежитие, а мне хотелось вцепиться в него руками, и не отпускать в эту тьму, которая, как мне казалось, разлучит нас с ним навсегда. Я всё время боюсь, что однажды он не придёт, а я буду сидеть у окна и ждать, ждать в тщетной надежде, пока не превращусь в высохшую мумию и не рассыплюсь прахом. Не знаю, что со мной происходит, все мысли только о нем. Мама тоже заметила, что я стала сама не своя, женская интуиция её не подвела, заявила, что я влюбилась, как первоклассница, и пора уже объект моих воздыханий приводить знакомиться с родителями. Хотят, чтобы мы пришли вдвоём 8 марта. Завтра ему скажу. Мне почему — то боязно вести его на смотрины, всё это попахивает каким — то мещанством, кажется, что он может обидеться, и я потеряю его навсегда. Хочу быть с ним рядом всегда, каждую минуту, чувствовать его запах, слышать его голос, ловить его взгляд, как преданная собачка ловит взгляд своего хозяина… Если он скажет: «Прыгай с моста в ледяную воду», прыгну не раздумывая! Не знаю, чем всё это закончится: либо я и впрямь сойду с ума, либо мы будем вместе и умрём в глубокой старости в один день».

Я вернул дневник на место. Никогда не чувствовал за собой излишней сентиментальности, но сейчас в горле отчего — то стоял ком, а в носу пощипывало. Вот уж не думал, что кто — то способен так в меня влюбиться. Да я и сам влюблён в Ленку без памяти. Что ж, всё, что ни делается — к лучшему, и наш сегодняшний визит в учреждение, где регистрируются браки — лишнее тому подтверждение. Даже я, считавший себя всегда вольной птицей, согласился на «добровольное рабство», как называла это дело героиня фильма «Любовь и голуби».

Не успел я себя таким образом успокоить, как раздался звонок в дверь. У Кисловой он был таким пронзительно — дребезжащим, что, казалось, внутри тебя всё вибрирует вместе с этим звонком. Открыв дверь, я увидел тётку предпенсионного возраста в накинутом на плечи пальто, на ногах — «прощай молодость». Тряхнув упакованной в полтора десятка бигуди головой, она поинтересовалась, глядя куда — то мне за спину:

— Так это вы, значит, новый жилец Елены Владимировны? А я смотрю, её самой нет, на работе, наверное…

— А вы, позвольте, кто?

— Я — то?

Её водянистые глаза уставились на меня с таким видом, будто вдруг внезапно с ней заговорил дверной косяк.

— А я Варвара Сергеевна, здешний управдом. Вот, зашла узнать, кто это у Кисловой живёт, прописан ли, а то ведь мне перед участковым отчитываться, тех, кто не прописан, он живо на карандаш и по инстанции.

— Понятно, понятно… Проходите, Варвара Сергеевна, может, чайку? — предложил я, понимал, что, если мне здесь предстоит жить, то со старшей по дому хочешь не хочешь придётся налаживать отношения.

— Отчего же, можно, — согласилась та.

Несколько минут спустя, шумно втягивая в себя ещё не остывший толком чай