Человек в высоком замке - Филип Дик

«Ведь жизнь продолжается», — подумал он.

— Сэр, здесь германский консул. Он хочет с вами переговорить. — Она перевела взгляд с него на Мистера Рамсея и вновь посмотрела на мистера Тагоми. Лицо было неестественно бледным.

— Мне сказали, что он был здесь в здании и раньше, но им было известно, что вы…

Мистер Тагоми знаком остановил ее.

— Мистер Рамсей, напомните, пожалуйста, фамилию консула.

— Фрейер Гуго Рейсс, сэр.

— Да, теперь я припоминаю.

«Что ж, — подумал он. — Очевидно, мистер Чилдан в конце концов сделал мне одолжение, отклонив просьбу вернуть пистолет».

Взяв с собой портфель, он вышел из конторы и зашагал по коридору.

В коридоре стоял аскетически сложенный, хорошо одетый белый. Коротко подстриженные, выгоревшие соломенные волосы, блестящие черные кожаные туфли европейского производства, напряженная поза и изысканный портсигар слоновой кости. Несомненно, это был он.

— Герр Гуго Рейсс? — спросил Мистер Тагоми.

Немец поклонился.

— Случилось так, — сказал мистер Тагоми, — что в прошлом вы и я поддерживали свои отношения по почте, посредством телефона и тому подобного, но до сих пор ни разу не встретились лично.

— Это большая честь для меня, — сказал Гуго Рейсс.

Он сделал шаг навстречу.

— Даже несмотря на досадные недоразумения.

— Какие же, интересно? — осведомился мистер Тагоми.

Немец поднял бровь.

— Простите меня, — сказал мистер Тагоми. — Мне еще не совсем ясно, на какие недоразумения вы ссылаетесь. И как можно заключить заранее, объяснения ваши будут шиты белыми нитками.

— Ужасно, — сказал Гуго Рейсс.

Он покачал головой.

— Когда я впервые…

— Прежде чем вы начнете свой молебен, позвольте сказать мне. Я лично застрелил двух ваших эсэсовцев, — сказал мистер Тагоми.

— Полицейское управление Сан-Франциско вызывало меня, — сказал Гуго Рейсс.

Он окутывал обоих клубами противно пахнувшего дыма сигареты.

— За несколько часов мне удалось побывать и в участке на Керни-стрит, и в морге, а затем меня ознакомили с показаниями ваших людей, данными ими следователю полиции. Это кромешный ужас с начала и до конца.

Мистер Тагоми не проронил ни слова.

— Однако, — продолжал герр Рейсс, — утверждения о том, что эти головорезы каким-то образом связаны с Рейхом, оказались необоснованными. Мое собственное мнение заключается в том, что все это — акция каких-то безумцев. Я уверен, что вы действовали абсолютно правильно, мистер Тогоми.

— Тагоми.

— Вот вам моя рука, — сказал консул.

Он протянул руку.

— Давайте пожмем друг другу руки в знак джентльменского соглашения не вспоминать больше об этом. Особенно в эти критические времена, когда любое глупое измышление может воспламенить умы толпы во вред интересам обеих наших народов.

— И все же бремя вины лежит на моей душе, — сказал мистер Тагоми. — Кровь, герр Рейсс, никогда нельзя смыть так легко, как чернила.

Консул, казалось, был в замешательстве.

— Я страстно жажду прощения, — сказал мистер Тагоми, — хотя вы и не можете его дать, а возможно, никто не может. Я собираюсь почитать дневник знаменитого богослова из Массачусетса, преподобного Мэсера. Мне сказали, что он пишет о виновности, об адском огне и тому подобном.

Консул сделал быстрые затяжки сигаретой, внимательно изучая мистера Тагоми.

— Позвольте мне довести до вашего сведения, — сказал мистер Тагоми, — что ваша страна опустится до еще большей подлости, чем прежде. Вам известна гексаграмма «Бездна»? Говоря как частное лицо, а не как представитель японских официальных кругов, я заявляю: сердце останавливается от ужаса. Нас ждет кровавая бойня, не имеющая аналогов. Но даже сейчас вы стремитесь к своим, не имеющим никакого значения эгоистическим целям и выгоде. Например: добиться какого-нибудь преимущества над соперничающей группировкой, скажем над СД, не так ли? Устроить холодный душ герру Бруно Краусу фон Мееру…

Дальше продолжать он не смог. Грудь его сдавило. «Как в детстве, — подумал он, — когда перехватывало дыхание, стоило мне рассердиться на свою старую воспитательницу».

— Я страдаю, — объяснил он герру Рейссу.

Тот уже выбросил свою сигарету.

— От болезни, развивающейся все эти долгие годы, но принявшей опасную форму с того самого дня, когда я услышал о шальных выходках наших безнадежно безумных вождей. В любом случае шансов на излечение никаких. И для вас тоже, сэр. Говоря языком преподобного Мэсера, если я правильно помню, — покайтесь!

Германский консул хрипло сказал:

— У вас хорошая память.

Он кивнул и дрожащими пальцами зажег новую сигарету.

Из конторы появился мистер Рамсэй, неся пачку бланков и бумаг. Обратившись к мистеру Тагоми, который молча пытался перевести дух, он сказал:

— Пока он еще здесь. Текущие дела, связанные с его функциями.

Мистер Тагоми машинально взял бумаги.

Форма двадцать-пятьдесят. Запрос из Рейха через представителя ТША, консула Фрейера Гуго Рейсса, о высылке под стражей какого-то уголовника, ныне находящегося под опекой Управления полиции города Сан-Франциско, еврея по фамилии Френк Финк, гражданина — согласно законам Рейха — Германии, разыскиваемого с июня 1960 года, для передачи под юрисдикцию Рейха и так далее. Он пробежал взглядом бумагу.

— Вот ручка, сэр, — сказал мистер Рамсэй, — и на сегодня наши дела с германским представительством закончены.

Он с неодобрением взглянул на консула, протягивая ручку мистеру Тагоми.

— Нет, — сказал мистер Тагоми.

Он вернул форму двадцать-пятьдесят мистеру Рамсэю, затем снова выхватил ее и наложил резолюцию:

«Освободить. Главное Торговое Представительство, одновременно представляющее гражданскую власть Империи в Сан-Франциско. В соответствии с протоколом 1947 года. Тагоми».

Он вручил один экземпляр германскому консулу, а остальные копии вместе с оригиналом отдал мистеру Рамсею.

— До свидания, герр Рейсс.

Он поклонился.

Германский консул также поклонился, едва удостоив взглядом врученный ему лист бумаги.

— Пожалуйста, в будущем все дела ведите посредством промежуточных инстанций, как-то: почта, телефон, телеграф, — сказал мистер Тагоми, — чтобы исключить личные контакты.

— Вы возлагаете на меня ответственность за общие положения, находящиеся вне моей юрисдикции.

— Дерьмо собачье, — проговорил мистер Тагоми. — Вот что я имел в виду.

— Разве такими методами ведут дела цивилизованные люди? Вами руководят обида и месть, в то время как это должно быть просто формальностью, в которой нет места личным чувствам.